И, радостно улыбаясь, схватил предложенную руку.
Но это было не рукопожатие...
Мужчина придержал его руку и очень спокойно и деловито, с силой отогнув в сторону мизинец, переломил его в суставе как цветной карандаш.
Раздался сухой, страшный хруст и крик. Актера.
— Хватит врать, старый козел! Кто ты?..
— Я же сказал...
Мужчина снова ухватил сломанный мизинец и еще раз переломил его надвое, так, что из пальца, прорывая кожу, полезли белые осколки костей.
Актер взвыл и упал на колени.
— Кто ты? — повторил мужчина свой вопрос. Актер не раз играл героические роли на сцене и экране — его пытали татары, крестоносцы и гестаповцы, он умирал в застенках, на плахе и возле крепостной стены, выкрикивая в самые лица палачей мужественные монологи. Он делал это очень здорово, потому что вживался в роль, искренне веря в то, что делал и что говорил. Он думал, что и в жизни сможет так же...
Но в жизни, кроме демонстрации презрения к врагу, нужно было терпеть боль. Настоящую боль. Страшную боль. И видеть кровь — свою, не сценическую, не кетчуп.
Чего Актер не умел.
Он умел умирать на сцене. И не умел в жизни. Он рассказал все. Про то, что никакой он не “новый русский”, а старый артист провинциального театра, что его в одном из спектаклей увидел незнакомый ему мужчина, который предложил сыграть роль покупателя дома. Он согласился. И сыграл.
— Кто этот человек? Его имя?!
— Я не знаю. Я его видел только раз, — соврал Актер.
Но все увидели, что он врет.
— Кто он?
Ему даже не пришлось ломать пальцы, ему достаточно было продемонстрировать готовность сломать еще один палец.
— Я скажу, скажу!.. Это прораб.
— Прораб?!
— Да, он...
Актер сдал Резидента. Потому что не мог не сдать... Он не сдал бы его лишь в одном-единственном случае — если бы умер. Но он остался жив...
Актер умер все равно, но умер мучительно, с переломанными пальцами, моля своих палачей о пощаде. Актер умер так, потому что его подставил Резидент. Который не должен был оставлять его в живых. Который должен был убить его сам. Убить легко, без физических и нравственных мук, без осознания того, что происходит. Убить — милосердно.
Но он его пожалел. И подставил.
Жалость обернулась жестокостью. И обернулась провалом!
Враг узнал то, что не должен был узнать, — узнал, что реального покупателя у четырехэтажного дома не было, что покупателем был бедный как церковная мышь актер, нанятый человеком, который изображал прораба.
Что рождало новые вопросы. Очень опасные вопросы.
Зачем “прорабу” ссужать деньгами кого-то еще, а не совершать покупку самому? И зачем напяливать на себя строительную робу, будучи фактически хозяином дома?
Зачем?..
Объяснения могли быть разные — это могла быть причуда богатого человека, шутка, розыгрыш, желание преподнести кому-нибудь сюрприз, попытка уйти от налогов...
Но если эта была шутка, то она очень затянулась. А если попытка не платить налоги, то зачем переодеваться в строительную робу?..
Все эти объяснения могли удовлетворить разве что профана. Но не могли — профессионала. Если человек покупает дом на подставное имя, устраивает маскарад с переодеванием и если купленный дом стоит не где-нибудь, а рядом с домом “объекта”, то вряд ли это случайность...
Тогда что?
Ответ напрашивался сам собой... Если человек покупает дом, который располагается вплотную к дому “объекта”, то, по всей видимости, он покупает его с целью находиться поближе к месту действия. Для чего — тоже понятно. Для пригляда за окружающей территорией. Или, выражаясь казенным языком, — для ведения контрслежки.
Так?
Почти наверняка — так!
А раз так, то остался пустяк — осталось отыскать сбежавшего “прораба”, чтобы выяснить, кому он служит и что успел увидеть и узнать...
Глава 28
Несколько десятков секунд Резидент бежал в образе — бежал что было сил, петляя, часто и испуганно оглядываясь. Если они его видят, то они должны видеть прораба. Если они его настигнут, то придется отбиваться так, как отбивался бы прораб. Если они его схватят — ничего не останется как умереть. Но тоже — в образе!
Он и так позволил себе слишком много — позволил себе сбежать, вместо того чтобы погибнуть.
Еще немного.
Еще!..
Отпущенная ему полуминутная фора была использована практически полностью. Противник очухался и бросился вдогонку. Там, сзади, он заметил три быстро приближающиеся фигуры в милицейской форме. В отличие от “прораба” они бежали легко и ровно, экономя силы для финишного рывка. У “прораба” шансов на спасение не было.
Были — у Резидента.
Все — пора!..
Резидент резко свернул в ближайшую подворотню, где, пробежав несколько шагов, увидел одинокого пешехода — женщину средних лет.
Жаль, что не мужчину. Но выбирать не приходится.
Резидент подскочил к женщине, и сделав страшное лицо и прошипев: “Молчи дура — убью!”, сорвал с нее плащ, шарф и шляпку, сдернул туфли, с хрустом рванул пополам блузку, так что в полутьме взблеснули голые груди. В разорванной блузке, полуголая, она на улицу не выбежит — постесняется! И побоится! Толкнув онемевшую от шока жертву в ближайший подъезд, он захлопнул дверь.
На все остальное у него осталось не больше трех десятков секунд — он уже слышал там, на улице, принижающийся топот... Набросить сверху плащ, намотать на шею, прикрыв часть лица, шарф, напялить на голову шляпку, вбить ноги в туфли, смяв, сломав задник... И самое главное — сбросить штаны! Но не одежда главное — образ! Нужно двигаться так, как двигается женщина, реагировать на опасность как женщина...
Теперь — сюда! В тень, где невозможно будет рассмотреть детали. Замереть. Испугаться...
В подворотню вбежали три, с оружием на изготовку, “милиционера”. Быстро осмотрелись.
Куда он делся?..
В тени дома заметили испуганную женщину. Крикнули:
— Куда побежал мужчина?!
Туда — махнула женщина, шарахнувшись от взмыленных “милиционеров”.
Расспрашивать ее подробнее было некогда — время работало против преследователей, — из двора беглец мог броситься в проулок или на соседнюю улицу, мог забиться в какой-нибудь закуток и затаиться.
Два “милиционера” рванули в указанном направлении. Один — в противоположном, чтобы отрезать беглецу отходы.
Но беглец был не там — был здесь!
“Женщина” отлепилась от стены и вышла на улицу. Теперь она не бежала, бег привлекает излишнее внимание. Да и не убежишь далеко на каблуках.
“Женщина” спокойно пересекла улицу, зашла в ближайший проулок, по которому выбралась на параллельную улицу. Ее заметили и на нее с удивлением смотрели два каких-то стоящих возле остановки парня. Они обалдело уставились на торчащие из женских туфелек здоровенные, мужские пятки.
Дура, что ли? Или “голубой”?..
Да и ладно что “голубой” — лишь бы живой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Но это было не рукопожатие...
Мужчина придержал его руку и очень спокойно и деловито, с силой отогнув в сторону мизинец, переломил его в суставе как цветной карандаш.
Раздался сухой, страшный хруст и крик. Актера.
— Хватит врать, старый козел! Кто ты?..
— Я же сказал...
Мужчина снова ухватил сломанный мизинец и еще раз переломил его надвое, так, что из пальца, прорывая кожу, полезли белые осколки костей.
Актер взвыл и упал на колени.
— Кто ты? — повторил мужчина свой вопрос. Актер не раз играл героические роли на сцене и экране — его пытали татары, крестоносцы и гестаповцы, он умирал в застенках, на плахе и возле крепостной стены, выкрикивая в самые лица палачей мужественные монологи. Он делал это очень здорово, потому что вживался в роль, искренне веря в то, что делал и что говорил. Он думал, что и в жизни сможет так же...
Но в жизни, кроме демонстрации презрения к врагу, нужно было терпеть боль. Настоящую боль. Страшную боль. И видеть кровь — свою, не сценическую, не кетчуп.
Чего Актер не умел.
Он умел умирать на сцене. И не умел в жизни. Он рассказал все. Про то, что никакой он не “новый русский”, а старый артист провинциального театра, что его в одном из спектаклей увидел незнакомый ему мужчина, который предложил сыграть роль покупателя дома. Он согласился. И сыграл.
— Кто этот человек? Его имя?!
— Я не знаю. Я его видел только раз, — соврал Актер.
Но все увидели, что он врет.
— Кто он?
Ему даже не пришлось ломать пальцы, ему достаточно было продемонстрировать готовность сломать еще один палец.
— Я скажу, скажу!.. Это прораб.
— Прораб?!
— Да, он...
Актер сдал Резидента. Потому что не мог не сдать... Он не сдал бы его лишь в одном-единственном случае — если бы умер. Но он остался жив...
Актер умер все равно, но умер мучительно, с переломанными пальцами, моля своих палачей о пощаде. Актер умер так, потому что его подставил Резидент. Который не должен был оставлять его в живых. Который должен был убить его сам. Убить легко, без физических и нравственных мук, без осознания того, что происходит. Убить — милосердно.
Но он его пожалел. И подставил.
Жалость обернулась жестокостью. И обернулась провалом!
Враг узнал то, что не должен был узнать, — узнал, что реального покупателя у четырехэтажного дома не было, что покупателем был бедный как церковная мышь актер, нанятый человеком, который изображал прораба.
Что рождало новые вопросы. Очень опасные вопросы.
Зачем “прорабу” ссужать деньгами кого-то еще, а не совершать покупку самому? И зачем напяливать на себя строительную робу, будучи фактически хозяином дома?
Зачем?..
Объяснения могли быть разные — это могла быть причуда богатого человека, шутка, розыгрыш, желание преподнести кому-нибудь сюрприз, попытка уйти от налогов...
Но если эта была шутка, то она очень затянулась. А если попытка не платить налоги, то зачем переодеваться в строительную робу?..
Все эти объяснения могли удовлетворить разве что профана. Но не могли — профессионала. Если человек покупает дом на подставное имя, устраивает маскарад с переодеванием и если купленный дом стоит не где-нибудь, а рядом с домом “объекта”, то вряд ли это случайность...
Тогда что?
Ответ напрашивался сам собой... Если человек покупает дом, который располагается вплотную к дому “объекта”, то, по всей видимости, он покупает его с целью находиться поближе к месту действия. Для чего — тоже понятно. Для пригляда за окружающей территорией. Или, выражаясь казенным языком, — для ведения контрслежки.
Так?
Почти наверняка — так!
А раз так, то остался пустяк — осталось отыскать сбежавшего “прораба”, чтобы выяснить, кому он служит и что успел увидеть и узнать...
Глава 28
Несколько десятков секунд Резидент бежал в образе — бежал что было сил, петляя, часто и испуганно оглядываясь. Если они его видят, то они должны видеть прораба. Если они его настигнут, то придется отбиваться так, как отбивался бы прораб. Если они его схватят — ничего не останется как умереть. Но тоже — в образе!
Он и так позволил себе слишком много — позволил себе сбежать, вместо того чтобы погибнуть.
Еще немного.
Еще!..
Отпущенная ему полуминутная фора была использована практически полностью. Противник очухался и бросился вдогонку. Там, сзади, он заметил три быстро приближающиеся фигуры в милицейской форме. В отличие от “прораба” они бежали легко и ровно, экономя силы для финишного рывка. У “прораба” шансов на спасение не было.
Были — у Резидента.
Все — пора!..
Резидент резко свернул в ближайшую подворотню, где, пробежав несколько шагов, увидел одинокого пешехода — женщину средних лет.
Жаль, что не мужчину. Но выбирать не приходится.
Резидент подскочил к женщине, и сделав страшное лицо и прошипев: “Молчи дура — убью!”, сорвал с нее плащ, шарф и шляпку, сдернул туфли, с хрустом рванул пополам блузку, так что в полутьме взблеснули голые груди. В разорванной блузке, полуголая, она на улицу не выбежит — постесняется! И побоится! Толкнув онемевшую от шока жертву в ближайший подъезд, он захлопнул дверь.
На все остальное у него осталось не больше трех десятков секунд — он уже слышал там, на улице, принижающийся топот... Набросить сверху плащ, намотать на шею, прикрыв часть лица, шарф, напялить на голову шляпку, вбить ноги в туфли, смяв, сломав задник... И самое главное — сбросить штаны! Но не одежда главное — образ! Нужно двигаться так, как двигается женщина, реагировать на опасность как женщина...
Теперь — сюда! В тень, где невозможно будет рассмотреть детали. Замереть. Испугаться...
В подворотню вбежали три, с оружием на изготовку, “милиционера”. Быстро осмотрелись.
Куда он делся?..
В тени дома заметили испуганную женщину. Крикнули:
— Куда побежал мужчина?!
Туда — махнула женщина, шарахнувшись от взмыленных “милиционеров”.
Расспрашивать ее подробнее было некогда — время работало против преследователей, — из двора беглец мог броситься в проулок или на соседнюю улицу, мог забиться в какой-нибудь закуток и затаиться.
Два “милиционера” рванули в указанном направлении. Один — в противоположном, чтобы отрезать беглецу отходы.
Но беглец был не там — был здесь!
“Женщина” отлепилась от стены и вышла на улицу. Теперь она не бежала, бег привлекает излишнее внимание. Да и не убежишь далеко на каблуках.
“Женщина” спокойно пересекла улицу, зашла в ближайший проулок, по которому выбралась на параллельную улицу. Ее заметили и на нее с удивлением смотрели два каких-то стоящих возле остановки парня. Они обалдело уставились на торчащие из женских туфелек здоровенные, мужские пятки.
Дура, что ли? Или “голубой”?..
Да и ладно что “голубой” — лишь бы живой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77