– Вернетесь ли вы в Ла-Дульсад? – спросил он, отдавая ей деньги, полученные от Итье, и выручку лавки.
– Не знаю, – ответила она. – А почему вы спрашиваете?
– Итье сказал мне, что один из нотариусов Буржа хотел бы купить усадьбу в приданое своей дочери. И, между нами говоря, сам Итье был бы не прочь поселиться там с семьей. Нужно ли вам столько домов? Их содержание стоит немало, а дохода они не приносят. Вы уже и в Париж заглядываете только изредка.
При мысли о продаже Ла-Дульсада у нее защемило сердце. Но именно там волки загрызли Дени. И несмотря на другие, более счастливые воспоминания, это место всегда будет отмечено печатью смерти.
– Я отдам предпочтение Итье. Пусть предложит цену.
Затем она отправилась к Гийоме, который встретил ее как сестру. Она впервые поцеловала его.
– Хозяйка, вы хорошо сделали, что уехали. Это было невыносимо. Я трясся за жену, ведь она беременна.
За два месяца эпидемия унесла жизнь трех тысяч восьмисот человек. С точки зрения арифметики это было не слишком много для города с населением в почти сто тысяч душ, однако уцелевшие до сих пор содрогались от ужаса. Все говорили одно и то же: мы вернулись из страны мертвых. Не было перекрестка, где не горела бы свеча святому Рохусу.
Жанна навестила потом и Сидони, и птичницу: обе закричали от радости, обняли ее и угостили.
Есть ли у нее какие-нибудь вести о муже? Она покачала головой. Она старалась не думать об этом. У Жака не было даже могилы, куда можно было бы прийти помолиться. Вот почему, придя на кладбище Сен-Северен к могиле Бартелеми де Бовуа, она прочла не одну, а две молитвы.
Она обнаружила, что кладбище теперь буквально загромождено памятниками: появилось множество новых стел и свежесрубленных крестов.
Феррандо приехал с кучей подарков и вручил их Жанне с Жозефом: сапоги для верховой езды из рыжей кожи, узорчатые бархатные ткани, флаконы с душистой водой и разные ценные безделушки. Анжела отдыхала в родовой усадьбе на одном из Борромейских островов с четырехмесячной дочкой Севериной, которая чувствовала себя превосходно.
Анжела обучила Феррандо французскому, изъяснялся он свободно и даже не без изящества, но произносил слова так, словно пел их: «Парриижские таамооженники – отъяавленные негоодяи».
Он привез идею, что и было целью его путешествия.
– Печатня, – сказал он просто, и глаза у него заблестели.
Уже пятнадцать лет назад один немец или голландец, никто не знал точно, придумал новый способ книгопечатания: не вырезая буквы в зеркальном отображении на деревянной доске, но укладывая заранее отлитые из свинца литеры в специальную форму. Жозеф слышал об этом еще в коллеже, Жанна – никогда. Оба ни разу не видели книг, отпечатанных таким образом. Это было похоже на выдумку. Оба знали лишь маленькие книжки, отпечатанные на старый манер, наподобие «Лэ», подаренного Жанне Жаком. Жозефу рассказывали о Библии на латыни объемом в тысячу двести страниц, отпечатанную будто бы в Страсбурге или в Бамберге, точно никто не знал; она стоила сто экю! Немыслимые деньги, только принц или кардинал мог позволить себе подобную прихоть.
Жозеф разлил по бокалам желтое луарское вино, и они уселись перед огнем.
– Печатня, – вновь заговорил Феррандо, – это будущее. Отныне можно выпускать сотни одинаковых книг, очень дешевых. Надо только иметь оборудование. Но оно очень редкое и работать на нем нелегко. Существует всего два или три комплекта.
Он описал основные принадлежности печатни: ящик с буквами, или наборная касса, раздвижные формы, куда укладывают рядами литеры, прессы, которые прижимают бумагу к буквам, предварительно намазанным чернилами. Все дело в чернилах.
– Они должны быть достаточно жидкими, чтобы покрыть всю поверхность каждой литеры, не должны сохнуть слишком быстро или слишком медленно, не должны выгорать на солнце. Главное – тайна чернил! – воскликнул Феррандо. – Но ее хорошо оберегают.
– Как это затрагивает нас? – спросил Жозеф.
– В октябре я должен был встретиться в Париже с человеком, который напечатал Библию на латыни, Иоганном Фустом, чтобы выкупить у него материалы и секреты ремесла. Он приехал до меня, в августе. Потом его дочь Дина написала мне, что он умер от чумы.
– Где же находятся материалы? – спросил Жозеф.
– Именно это я и хотел бы узнать, – сказал Феррандо.
– Ты не заходил туда, где жил Фуст?
– Я не знаю его парижского адреса.
– Судя по твоему описанию, оборудование это довольно тяжелое и громоздкое, – сказала Жанна. – Если Фуст привез его с собой, оно с большой долей вероятности находится там, где он остановился. Сколько это стоит?
– Мы договорились, что я сделаю первый взнос в тысячу ливров, – ответил Феррандо.
– Тысяча ливров! – вскричал Жозеф, подпрыгнув в кресле. – Но это же громадная сумма! Почти семьсот двадцать пять экю!
За такие деньги в Париже можно было снять десять домов на двадцать лет или купить три.
– Это примерно половина суммы, которую Фуст предложил одному ремесленнику по имени Генсфлейш, чтобы тот изготовил оборудование: тысяча девятьсот гульденов, то есть тысяча триста восемьдесят два экю.
– Но почему же так дорого? – удивилась Жанна.
– Я уже сказал: это редкость.
– В таком случае почему Фуст решил продать его?
– Потому что ни у него, ни у Генсфлейша нет достаточных средств и связей, чтобы получать заказы. Они не смогли наладить дело.
– А как бы ты распорядился этим оборудованием? – спросил Жозеф.
Очаровательная улыбка, так украшавшая Феррандо, осветила его лицо.
– Для начала я бы привлек моего дядю кардинала Бонвизи. Мы могли бы получить с его помощью привилегию на печатание индульгенций, за счет которых его святейшество папа Павел II наполняет свою казну. При цене в пол-ливра за индульгенцию две тысячи таких листочков позволят нам вернуть большую часть затраченных средств.
– А индульгенции часто продаются? – спросил Жозеф.
– На Пасху и на Рождество, – сказал Феррандо, протягивая ему стакан, чтобы он налил еще вина.
Жанна с трудом сдержала улыбку: это напомнило ей дело с пирожками, но размах был совсем иным.
– Однако, – продолжал Феррандо, – есть много других текстов, и можно печатать не только индульгенции, но, например, Ветхий и Новый Завет, которые с папского благословения почел бы долгом купить любой зажиточный христианин ради спасения своей души. Если издать в достаточном количестве Библию, которая стоит сегодня сто экю или больше, можно будет с выгодой продавать ее за двадцать, ведь затраты на печать составят всего несколько ливров.
Жанна убедилась, что за ангельскими манерами Феррандо Сассоферрато скрывается смелый коммерческий ум.
– Тут есть один плюс, о котором вы, возможно, уже догадались, – сказал Феррандо, – но всегда лучше все проговаривать до конца:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90