..
– Это не она, – тихо, но твердо сказал Элджернон.
Стивен изумленно уставился на своего соседа.
– Боже мой, Элджернон...
Хэвлок поднял умоляющие глаза на Стивена.
– Извини меня...
– Я знал, что ты любишь поболтать, – гнев охватил Стивена, он изо всей силы хлопнул кулаком одной руки в ладонь другой. – Я знал, что ты стремишься добиться признания двора, но я не думал, что ты станешь использовать больных детей для достижения своей цели.
– Я не желал тебе плохого, Стивен, – с отчаянием произнес Элджернон, голос его дрожал от страха и волнения. – Я не знал о Дике, я, действительно, не знал.
– Как ты узнал об Оливере? – потребовал ответа Стивен.
Элджернон переступал с ноги на ногу. Затем схватил эмалевое украшение, скреплявшее его накидку на плече, и сорвал его.
– Это был художник, который рисовал миниатюры, Николас Хилари. В разговоре художник упомянул, что он рисовал портреты сыновей лорда. Обоих сыновей.
Стивен вспомнил. Рискуя, он заказал заезжему художнику портреты. Они сохранили образы Мэг и Дика. Через несколько лет художник вернулся в Лунакре. Оливер был таким слабым... Стивену не хотелось думать о худшем, но если бы он потерял мальчика, то у него не осталось бы ничего на память о нем.
– Прошлым летом я сделал ему заказ и заплатил за молчание, – Стивен хмуро посмотрел на Элджернона. – Я предполагаю, затем он посетил Хокли-Холл.
– Я также сделал ему заказ, – ответил Элджернон, – и заметил, что он любит крепленое вино. Однажды вечером художник рассказал о мальчике, которого он рисовал. Сказал, что ребенок во время сеансов болтал как сорока. Этого мальчика звали Оливер де Лассе. – Элджернон грустно посмотрел на Стивена. – Твой сын. Да простит меня Бог, я рассказал лорду-хранителю печати.
Джонатан схватил Элджернона за кружевной ворот рубашки и сильно тряхнул его. Граф еле удержался на ногах.
– Ты, конечно, не мог спокойно жить, пока не рассказал об этом. Тебе нужно было немедленно сообщить королю. И затем ты получил приглашение во дворец?
– Нет, – произнес Элджернон, вид у него был жалкий. – Стивен, если бы я знал, что мальчик болен...
– Ты пустой болтун, – взорвался Джонатан, – Я должен проучить тебя, чтобы ты знал, что мужчина должен отвечать за свой поступки.
Стивен оттащил Джонатана от дрожащего от страха Хэвлока.
– Не сейчас. Дело сделано. Ты мерзкий маленький негодяй, Элджернон, но сейчас уже ничего не изменишь. Двор короля Генриха узнает об Оливере. Мне остается теперь только ждать, что предпримет король.
Элджернон отступил назад.
– Мне нет прощения.
Стивен не чувствовал ничего, кроме пустоты.
– Сейчас еще рано просить прощения, Элджернон. Мы поговорим об этом позже.
Хэвлок прикусил губу, явно нервничая.
– Мне нужно ехать. Я жду известий из Лондона.
Элджернон поспешно уехал. Джонатан задумчиво посмотрел ему вслед.
– Из Лондона? Какой беды еще можно от него ждать?
ГЛАВА 14
– Я не хочу идти.
Юлиана взяла маленькую прохладную руку Оливера в свою и крепко сжала.
– Конечно, я понимаю, ты не хочешь, – она опустилась перед мальчиком на колено и заглянула ему в глаза. – Громкая музыка, соберется много людей. Я не упрекаю тебя за то, что ты боишься.
Мальчик вздернул подбородок.
– Боюсь? Кто сказал, что я боюсь?
Юлиана пожала плечами и глянула на ребенка. За палаткой у костра нетерпеливо ждал Стивен. Каким одиноким он казался, несмотря на присутствие Джонатана, Кита, прислуги из Лунакре. Широкие плечи мужа были напряжены, пламя костра освещало его красивое лицо. На нем было выражение неуверенности.
– Нет, – прошептала она на ухо Оливеру, – это твой отец боится.
Мальчик вытянул шею, чтобы увидеть Стивена.
– Папа? Разве может папа бояться? Он здесь самый сильный и самый большой. Папа самый сильный и самый большой во всем графстве Уилтшир.
– Так оно и есть. Но даже самый большой и самый сильный человек в мире может бояться, потому что он может любить. – Юлиана опустила глаза. – А любовь может причинять боль даже большим и сильным.
Оливер поправил шнуровку своего нового бархатного камзола.
– Я не понимаю.
– Когда-нибудь ты поймешь. А сейчас я хочу, чтобы ты понял, что отец хочет знать, что ты любишь его.
– Тогда почему он сам этого мне не скажет?
Юлиана засмеялась, вытащила Оливера из палатки и подвела к костру. Когда-нибудь этот мальчик поймет, что такое мужская гордость. И возможно, сам будет обладать ею в полной мере. Юлиана сжала лицо мальчика руками и повернула его к Стивену.
– Именно это он сейчас тебе и говорит.
Оливер смотрел через костер на отца. С видом мудреца, он по-взрослому кивнул и похлопал Юлиану по руке. Затем прикусил губу.
– А это не больно?
Она покачала отрицательно головой и обняла ребенка. Совсем не так, как ты думаешь. Совсем не так.
Трубы издали резкий звук, а звучание гобоя вызвало дрожь.
Юлиана взяла Оливера за руку. Пока они шли к Стивену, Юлиана вдруг почувствовала себя неуверенно. Оливер оставался маленьким больным мальчиком, и никакой цыганский ритуал не поможет ему. Но что-то менять было уже поздно. Вокруг костра собрались цыгане и жители Лунакре. Впереди всех стоял Стивен – большой и беззащитный, пламя костра отражалось на его, неулыбающемся лице.
«Эта церемония всего лишь символический акт, – говорила себе Юлиана, пока они обходили костер, направляясь к Стивену, – ничего больше. Таинство между отцом и сыном».
Она остановилась перед Стивеном. Словно теплый дождь лилась нежная музыка. Казалось, они стояли очень долго, глядя друг, на друга. Оливер прижался спиной к юбке Юлианы, а она подняла лицо к Стивену, и крошечные искры костра взлетели перед ними.
Руки Юлианы лежали на плечах Оливера. Она чувствовала его ровное дыхание и благодарила за это Бога. Надоедливый кашель все еще преследовал мальчика, но серьезных приступов не было уже несколько дней.
Ласло положил покрывало на землю между Стивеном и Оливером. Он поднял руку, дав знак, чтобы музыка замолчала. Затем произнес на цыганском языке:
– Если этот ребенок плоть от плоти и кровь от крови твоей, тогда провозгласи это.
Стивен опустился коленями на расстеленное покрывало. Взгляд его был прикован к Оливеру.
Юлиана удивлялась, как она могла считать глаза Стивена холодными и бесчувственными. Сейчас они были прекрасны – голубые, словно самая сердцевина пламени, сверкающие любовью и надеждой.
– Ты, Оливер де Лассе, – произнес он, вытащив кинжал и проведя лезвием по ладони, – ты мой сын. Плоть от плоти, кровь от крови моей. – Стивен сжал кулак, и несколько капель крови упали на отбеленную ткань.
Юлиана почувствовала, как напряглись плечи Оливера, затем расслабились, когда Стивен отложил кинжал в сторону и поднял покрывало, держа в каждой руке по уголку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Это не она, – тихо, но твердо сказал Элджернон.
Стивен изумленно уставился на своего соседа.
– Боже мой, Элджернон...
Хэвлок поднял умоляющие глаза на Стивена.
– Извини меня...
– Я знал, что ты любишь поболтать, – гнев охватил Стивена, он изо всей силы хлопнул кулаком одной руки в ладонь другой. – Я знал, что ты стремишься добиться признания двора, но я не думал, что ты станешь использовать больных детей для достижения своей цели.
– Я не желал тебе плохого, Стивен, – с отчаянием произнес Элджернон, голос его дрожал от страха и волнения. – Я не знал о Дике, я, действительно, не знал.
– Как ты узнал об Оливере? – потребовал ответа Стивен.
Элджернон переступал с ноги на ногу. Затем схватил эмалевое украшение, скреплявшее его накидку на плече, и сорвал его.
– Это был художник, который рисовал миниатюры, Николас Хилари. В разговоре художник упомянул, что он рисовал портреты сыновей лорда. Обоих сыновей.
Стивен вспомнил. Рискуя, он заказал заезжему художнику портреты. Они сохранили образы Мэг и Дика. Через несколько лет художник вернулся в Лунакре. Оливер был таким слабым... Стивену не хотелось думать о худшем, но если бы он потерял мальчика, то у него не осталось бы ничего на память о нем.
– Прошлым летом я сделал ему заказ и заплатил за молчание, – Стивен хмуро посмотрел на Элджернона. – Я предполагаю, затем он посетил Хокли-Холл.
– Я также сделал ему заказ, – ответил Элджернон, – и заметил, что он любит крепленое вино. Однажды вечером художник рассказал о мальчике, которого он рисовал. Сказал, что ребенок во время сеансов болтал как сорока. Этого мальчика звали Оливер де Лассе. – Элджернон грустно посмотрел на Стивена. – Твой сын. Да простит меня Бог, я рассказал лорду-хранителю печати.
Джонатан схватил Элджернона за кружевной ворот рубашки и сильно тряхнул его. Граф еле удержался на ногах.
– Ты, конечно, не мог спокойно жить, пока не рассказал об этом. Тебе нужно было немедленно сообщить королю. И затем ты получил приглашение во дворец?
– Нет, – произнес Элджернон, вид у него был жалкий. – Стивен, если бы я знал, что мальчик болен...
– Ты пустой болтун, – взорвался Джонатан, – Я должен проучить тебя, чтобы ты знал, что мужчина должен отвечать за свой поступки.
Стивен оттащил Джонатана от дрожащего от страха Хэвлока.
– Не сейчас. Дело сделано. Ты мерзкий маленький негодяй, Элджернон, но сейчас уже ничего не изменишь. Двор короля Генриха узнает об Оливере. Мне остается теперь только ждать, что предпримет король.
Элджернон отступил назад.
– Мне нет прощения.
Стивен не чувствовал ничего, кроме пустоты.
– Сейчас еще рано просить прощения, Элджернон. Мы поговорим об этом позже.
Хэвлок прикусил губу, явно нервничая.
– Мне нужно ехать. Я жду известий из Лондона.
Элджернон поспешно уехал. Джонатан задумчиво посмотрел ему вслед.
– Из Лондона? Какой беды еще можно от него ждать?
ГЛАВА 14
– Я не хочу идти.
Юлиана взяла маленькую прохладную руку Оливера в свою и крепко сжала.
– Конечно, я понимаю, ты не хочешь, – она опустилась перед мальчиком на колено и заглянула ему в глаза. – Громкая музыка, соберется много людей. Я не упрекаю тебя за то, что ты боишься.
Мальчик вздернул подбородок.
– Боюсь? Кто сказал, что я боюсь?
Юлиана пожала плечами и глянула на ребенка. За палаткой у костра нетерпеливо ждал Стивен. Каким одиноким он казался, несмотря на присутствие Джонатана, Кита, прислуги из Лунакре. Широкие плечи мужа были напряжены, пламя костра освещало его красивое лицо. На нем было выражение неуверенности.
– Нет, – прошептала она на ухо Оливеру, – это твой отец боится.
Мальчик вытянул шею, чтобы увидеть Стивена.
– Папа? Разве может папа бояться? Он здесь самый сильный и самый большой. Папа самый сильный и самый большой во всем графстве Уилтшир.
– Так оно и есть. Но даже самый большой и самый сильный человек в мире может бояться, потому что он может любить. – Юлиана опустила глаза. – А любовь может причинять боль даже большим и сильным.
Оливер поправил шнуровку своего нового бархатного камзола.
– Я не понимаю.
– Когда-нибудь ты поймешь. А сейчас я хочу, чтобы ты понял, что отец хочет знать, что ты любишь его.
– Тогда почему он сам этого мне не скажет?
Юлиана засмеялась, вытащила Оливера из палатки и подвела к костру. Когда-нибудь этот мальчик поймет, что такое мужская гордость. И возможно, сам будет обладать ею в полной мере. Юлиана сжала лицо мальчика руками и повернула его к Стивену.
– Именно это он сейчас тебе и говорит.
Оливер смотрел через костер на отца. С видом мудреца, он по-взрослому кивнул и похлопал Юлиану по руке. Затем прикусил губу.
– А это не больно?
Она покачала отрицательно головой и обняла ребенка. Совсем не так, как ты думаешь. Совсем не так.
Трубы издали резкий звук, а звучание гобоя вызвало дрожь.
Юлиана взяла Оливера за руку. Пока они шли к Стивену, Юлиана вдруг почувствовала себя неуверенно. Оливер оставался маленьким больным мальчиком, и никакой цыганский ритуал не поможет ему. Но что-то менять было уже поздно. Вокруг костра собрались цыгане и жители Лунакре. Впереди всех стоял Стивен – большой и беззащитный, пламя костра отражалось на его, неулыбающемся лице.
«Эта церемония всего лишь символический акт, – говорила себе Юлиана, пока они обходили костер, направляясь к Стивену, – ничего больше. Таинство между отцом и сыном».
Она остановилась перед Стивеном. Словно теплый дождь лилась нежная музыка. Казалось, они стояли очень долго, глядя друг, на друга. Оливер прижался спиной к юбке Юлианы, а она подняла лицо к Стивену, и крошечные искры костра взлетели перед ними.
Руки Юлианы лежали на плечах Оливера. Она чувствовала его ровное дыхание и благодарила за это Бога. Надоедливый кашель все еще преследовал мальчика, но серьезных приступов не было уже несколько дней.
Ласло положил покрывало на землю между Стивеном и Оливером. Он поднял руку, дав знак, чтобы музыка замолчала. Затем произнес на цыганском языке:
– Если этот ребенок плоть от плоти и кровь от крови твоей, тогда провозгласи это.
Стивен опустился коленями на расстеленное покрывало. Взгляд его был прикован к Оливеру.
Юлиана удивлялась, как она могла считать глаза Стивена холодными и бесчувственными. Сейчас они были прекрасны – голубые, словно самая сердцевина пламени, сверкающие любовью и надеждой.
– Ты, Оливер де Лассе, – произнес он, вытащив кинжал и проведя лезвием по ладони, – ты мой сын. Плоть от плоти, кровь от крови моей. – Стивен сжал кулак, и несколько капель крови упали на отбеленную ткань.
Юлиана почувствовала, как напряглись плечи Оливера, затем расслабились, когда Стивен отложил кинжал в сторону и поднял покрывало, держа в каждой руке по уголку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84