Ветер разматывал
полотнище пара, гнал его кверху. Пятеро в серо-голубых костюмах из
стеклоткани стояли тесной кучкой - бессильные перед грозным могуществом
природы.
- Кажется, скорость столба возросла, - проговорил Уилл, задрав голову
и щуря глаза за прозрачным щитком.
- Это покажут локационные измерения, - сказал Морозов. - Ну-с,
продвигаемся вперед.
И упрямые люди шаг за шагом приближались к столбу, толкая перед собой
тележку с приборами и разматывая рулетку.
Замер на отметке 200 продолжался полтора часа: пришлось ждать, пока
маятниковый гравиметр, взбудораженный толчками, придет в нормальное
положение.
На отметке 125 Морозов велел всем обвязаться канатом.
На отметке 100 Джим обнаружил, что краска в ведерке кипит и
испаряется; Юра протянул ему кусок мела.
На отметке 75 Уилл сел, скрючившись, на тележку и коротко простонал.
- Что с вами, Макферсон? - обеспокоенно прозвучал голос Морозова?
Уилл не ответил.
- Я отведу его на катер, - сказал Кравцов. - Это сердечный приступ.
- Нет, - раздался слабый голос Уилла. - Сейчас пройдет.
- Немедленно на катер, - распорядился Морозов.
Кравцов взял Уилла под мышки, поднял и повел к борту. Он слышал
тяжелое дыхание Уилла и все повторял:
- Ничего, старина, ничего...
В кабине лифта ему показалось, что Уилл потерял сознание. Кравцов
страшно испугался, принялся тормошить Уилла, снял с его головы шлем, и
свой тоже. Лифт остановился. Кравцов распахнул дверцу и заорал:
- На катере!
Двое проворных японских матросов взбежали на причал. Они помогли
Кравцову стянуть с Уилла скафандр. Слабым движением руки шотландец указал
на кармашек под поясом своих шортов. Кравцов понял. Он вытащил из кармашка
стеклянную трубочку и сунул Уиллу в рот белую горошину.
- Еще, - прохрипел Уилл.
Его отнесли на катер, положили на узкое кормовое сидение. Один из
матросов подоткнул ему под голову пробковый спасательный жилет.
- Срочно доставьте его на судно, - сказал Кравцов старшине
по-английски. - Вы понимаете меня?
- Да, сэр.
- Сдайте мистера Макферсона врачу и возвращайтесь сюда.
- Да, сэр.
Катер отвалил от причала. Кравцов постоял немного, глядя ему вслед.
"Уилл, дружище, - думал он с тревогой. - Я очень к вам привык. Уилл, вы не
должны... Вы же крепкий парень..."
Только теперь он заметил, что солнце уже клонилось к западу. Сколько
же часов провели они на плоту?.. По небу ползли облака, густые, плотные,
они наползали на солнце, зажигались оранжевым огнем.
Духота мертвой хваткой брала за горло. Кравцов надвинул шлем и вошел
в кабину лифта. Потом, медленно идя в шуршащем скафандре по верхней
палубе, окутанной паром, он испытал странное чувство - будто все это
происходит не на Земле, а на какой-то чужой планете, и сам обругал себя за
нелепые мысли.
Он подошел к серо-голубым фигурам - они все еще делали замеры на
отметке 75 - и услышал обращенный к нему вопрос Морозова, и ответил, что
отправил Макферсона на судно.
Морозов был чем-то озабочен. Он сам проверил показания всех приборов.
- Резкий скачок, - пробормотал он. - Поехали дальше. Держаться всем
вместе.
Они двинулись, локоть к локтю, толкая перед собой тележку, на которой
стоял контейнер с маятниковым гравиметром. Остальные приборы несли в
руках. Джим разматывал рулетку.
Они не прошли и пятнадцати метров, как вдруг тележка сама покатилась
по рельсам к столбу.
- Назад! - ударил в уши голос Морозова.
Люди попятились. Тележка с контейнером катилась все быстрее, влекомая
загадочной силой. Облако пара поглотило ее, потом она снова вынырнула в
просвете. Там, где кончались рельсы, она взлетела, будто оттолкнулась от
трамплина, мелькнула серым пятном и исчезла в клубах пара.
- Вот она! - крикнул Чулков, тыча рукавицей.
На высоте метров в двадцать между рваными клочьями пара был виден
столб, бегущий вверх. Он уносил контейнер, а чуть пониже к нему
прилепилась тележка... Вот они скрылись в облаках...
Люди оторопело смотрели, задрав головы.
- Тю-тю, - сказал Чулков. - Теперь ищи добро на Луне...
Джим бормотал проклятия.
А Кравцов чувствовал страшную усталость. Каменной тяжестью налились
ноги. Скафандр весил десять тонн. В висках стучали медленные молотки.
- На сегодня хватит, - услышал он голос Морозова. - Пошли на катер.
18
- Хочешь чаю? - спросила женщина.
- Нет, - ответил Уилл.
Он лежал в своей каюте, сухие руки с набухшими венами вытянулись
поверх голубого одеяла, - руки, сжатые в кулаки. Лицо его - загорелое и
бледное одновременно, - было неподвижно, как лицо сфинкса. Нижняя челюсть,
обросшая седой щетиной, странно выпятилась.
Норма Хемптон сидела возле койки Уилла и вглядывалась в его
неподвижное лицо.
- Я бы хотела что-нибудь сделать для тебя.
- Набей мне трубку.
- Нет, Уилл, только не это. Курить нельзя.
Он промолчал.
- Теперь тебе не так больно?
- Теперь не так.
- Три года назад ты никогда не жаловался на сердце. Ты изнуряешь себя
работой. Ты забираешься в самые гиблые места. За три года ты и трех
месяцев не провел в Англии.
Уилл молчал.
- Почему ты не спросишь, как я очутилась в Японии?
- Как ты очутилась в Японии? - спросил он бесстрастно.
- О, Уилл!.. - Она прерывисто вздохнула и подалась вперед. - Не
думай, пожалуйста, что мне хорошо жилось эти три года. Он оказался... Ну,
в общем, в июне, когда освободилось место корреспондента в Токио, я
попросилась туда. Я ушла от него.
- Ты всегда уходишь, - сказал Уилл ровным голосом.
- Да. - Она невесело засмеялась. - Такая у меня манера... Но вот что
я скажу тебе, Уилл: мне очень хочется вернуться.
Он долго молчал. Потом скосил глаза, посмотрел на нее.
- Ушам не больно? - спросил он.
- Ушам?
- Да. Слишком тяжелые подвески.
Норма невольно тронула пальцами серьги - большие зеленые треугольники
с узором.
- Я узнала из газет, что ты здесь, на плоту, и поняла, что это мой
последний шанс. Я телеграфировала в редакцию и отплыла на "Фукуоке".
- Уйди, - сказал он. - Я хочу спать.
- Ты не хочешь спать. Мы уже не молоды, Уилл. - Голос женщины звучал
надтреснуто. - Я бы набивала тебе трубку и сажала розы и петунии в
цветнике перед домом. Хватит нам бродить по свету. Мы бы проводили вместе
все вечера. Все вечера, Уилл... Все оставшиеся вечера...
- Послушай, Норма...
- Да, милый.
- Говард пишет тебе?
- Редко. Когда ему нужны деньги. Он уже не очень-то нуждается в нас.
- Во мне - во всяком случае.
- Все-таки, он наш сын.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
полотнище пара, гнал его кверху. Пятеро в серо-голубых костюмах из
стеклоткани стояли тесной кучкой - бессильные перед грозным могуществом
природы.
- Кажется, скорость столба возросла, - проговорил Уилл, задрав голову
и щуря глаза за прозрачным щитком.
- Это покажут локационные измерения, - сказал Морозов. - Ну-с,
продвигаемся вперед.
И упрямые люди шаг за шагом приближались к столбу, толкая перед собой
тележку с приборами и разматывая рулетку.
Замер на отметке 200 продолжался полтора часа: пришлось ждать, пока
маятниковый гравиметр, взбудораженный толчками, придет в нормальное
положение.
На отметке 125 Морозов велел всем обвязаться канатом.
На отметке 100 Джим обнаружил, что краска в ведерке кипит и
испаряется; Юра протянул ему кусок мела.
На отметке 75 Уилл сел, скрючившись, на тележку и коротко простонал.
- Что с вами, Макферсон? - обеспокоенно прозвучал голос Морозова?
Уилл не ответил.
- Я отведу его на катер, - сказал Кравцов. - Это сердечный приступ.
- Нет, - раздался слабый голос Уилла. - Сейчас пройдет.
- Немедленно на катер, - распорядился Морозов.
Кравцов взял Уилла под мышки, поднял и повел к борту. Он слышал
тяжелое дыхание Уилла и все повторял:
- Ничего, старина, ничего...
В кабине лифта ему показалось, что Уилл потерял сознание. Кравцов
страшно испугался, принялся тормошить Уилла, снял с его головы шлем, и
свой тоже. Лифт остановился. Кравцов распахнул дверцу и заорал:
- На катере!
Двое проворных японских матросов взбежали на причал. Они помогли
Кравцову стянуть с Уилла скафандр. Слабым движением руки шотландец указал
на кармашек под поясом своих шортов. Кравцов понял. Он вытащил из кармашка
стеклянную трубочку и сунул Уиллу в рот белую горошину.
- Еще, - прохрипел Уилл.
Его отнесли на катер, положили на узкое кормовое сидение. Один из
матросов подоткнул ему под голову пробковый спасательный жилет.
- Срочно доставьте его на судно, - сказал Кравцов старшине
по-английски. - Вы понимаете меня?
- Да, сэр.
- Сдайте мистера Макферсона врачу и возвращайтесь сюда.
- Да, сэр.
Катер отвалил от причала. Кравцов постоял немного, глядя ему вслед.
"Уилл, дружище, - думал он с тревогой. - Я очень к вам привык. Уилл, вы не
должны... Вы же крепкий парень..."
Только теперь он заметил, что солнце уже клонилось к западу. Сколько
же часов провели они на плоту?.. По небу ползли облака, густые, плотные,
они наползали на солнце, зажигались оранжевым огнем.
Духота мертвой хваткой брала за горло. Кравцов надвинул шлем и вошел
в кабину лифта. Потом, медленно идя в шуршащем скафандре по верхней
палубе, окутанной паром, он испытал странное чувство - будто все это
происходит не на Земле, а на какой-то чужой планете, и сам обругал себя за
нелепые мысли.
Он подошел к серо-голубым фигурам - они все еще делали замеры на
отметке 75 - и услышал обращенный к нему вопрос Морозова, и ответил, что
отправил Макферсона на судно.
Морозов был чем-то озабочен. Он сам проверил показания всех приборов.
- Резкий скачок, - пробормотал он. - Поехали дальше. Держаться всем
вместе.
Они двинулись, локоть к локтю, толкая перед собой тележку, на которой
стоял контейнер с маятниковым гравиметром. Остальные приборы несли в
руках. Джим разматывал рулетку.
Они не прошли и пятнадцати метров, как вдруг тележка сама покатилась
по рельсам к столбу.
- Назад! - ударил в уши голос Морозова.
Люди попятились. Тележка с контейнером катилась все быстрее, влекомая
загадочной силой. Облако пара поглотило ее, потом она снова вынырнула в
просвете. Там, где кончались рельсы, она взлетела, будто оттолкнулась от
трамплина, мелькнула серым пятном и исчезла в клубах пара.
- Вот она! - крикнул Чулков, тыча рукавицей.
На высоте метров в двадцать между рваными клочьями пара был виден
столб, бегущий вверх. Он уносил контейнер, а чуть пониже к нему
прилепилась тележка... Вот они скрылись в облаках...
Люди оторопело смотрели, задрав головы.
- Тю-тю, - сказал Чулков. - Теперь ищи добро на Луне...
Джим бормотал проклятия.
А Кравцов чувствовал страшную усталость. Каменной тяжестью налились
ноги. Скафандр весил десять тонн. В висках стучали медленные молотки.
- На сегодня хватит, - услышал он голос Морозова. - Пошли на катер.
18
- Хочешь чаю? - спросила женщина.
- Нет, - ответил Уилл.
Он лежал в своей каюте, сухие руки с набухшими венами вытянулись
поверх голубого одеяла, - руки, сжатые в кулаки. Лицо его - загорелое и
бледное одновременно, - было неподвижно, как лицо сфинкса. Нижняя челюсть,
обросшая седой щетиной, странно выпятилась.
Норма Хемптон сидела возле койки Уилла и вглядывалась в его
неподвижное лицо.
- Я бы хотела что-нибудь сделать для тебя.
- Набей мне трубку.
- Нет, Уилл, только не это. Курить нельзя.
Он промолчал.
- Теперь тебе не так больно?
- Теперь не так.
- Три года назад ты никогда не жаловался на сердце. Ты изнуряешь себя
работой. Ты забираешься в самые гиблые места. За три года ты и трех
месяцев не провел в Англии.
Уилл молчал.
- Почему ты не спросишь, как я очутилась в Японии?
- Как ты очутилась в Японии? - спросил он бесстрастно.
- О, Уилл!.. - Она прерывисто вздохнула и подалась вперед. - Не
думай, пожалуйста, что мне хорошо жилось эти три года. Он оказался... Ну,
в общем, в июне, когда освободилось место корреспондента в Токио, я
попросилась туда. Я ушла от него.
- Ты всегда уходишь, - сказал Уилл ровным голосом.
- Да. - Она невесело засмеялась. - Такая у меня манера... Но вот что
я скажу тебе, Уилл: мне очень хочется вернуться.
Он долго молчал. Потом скосил глаза, посмотрел на нее.
- Ушам не больно? - спросил он.
- Ушам?
- Да. Слишком тяжелые подвески.
Норма невольно тронула пальцами серьги - большие зеленые треугольники
с узором.
- Я узнала из газет, что ты здесь, на плоту, и поняла, что это мой
последний шанс. Я телеграфировала в редакцию и отплыла на "Фукуоке".
- Уйди, - сказал он. - Я хочу спать.
- Ты не хочешь спать. Мы уже не молоды, Уилл. - Голос женщины звучал
надтреснуто. - Я бы набивала тебе трубку и сажала розы и петунии в
цветнике перед домом. Хватит нам бродить по свету. Мы бы проводили вместе
все вечера. Все вечера, Уилл... Все оставшиеся вечера...
- Послушай, Норма...
- Да, милый.
- Говард пишет тебе?
- Редко. Когда ему нужны деньги. Он уже не очень-то нуждается в нас.
- Во мне - во всяком случае.
- Все-таки, он наш сын.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31