Я заплатил за патроны и пистолет, зарядил обойму и вставил ее на место, вложил пистолет в пустую кобуру, набил патронами обе запасные обоймы и спрятал их в кожаные кармашки кобуры, потом надел пояс и застегнул его. Тяжесть пистолета оттягивала пояс. Все-таки, подумал я, оружие форменного образца лучше. Всегда можно достать патроны.
– Теперь мы в полном вооружении, – сказал я. – Это единственное, что мне нужно было сделать до отъезда. Кто-то взял мой старый, когда меня отправляли в госпиталь.
– Только бы он был хороший, – сказала Кэтрин.
– Может быть, вам еще что-нибудь угодно? – спросила женщина.
– Как будто нет.
– Пистолет со шнуром, – сказала она.
– Да, я заметил.
Женщине хотелось продать еще что-нибудь.
– Может, вам нужен свисток?
– Как будто нет.
Женщина сказала «до свидания», и мы вышли на улицу. Кэтрин посмотрела в окно. Женщина выглянула и поклонилась нам.
– Что это за зеркальце в деревянной оправе?
– Это чтобы приманивать птиц. С таким зеркальцем выходят в поле, жаворонки летят на блеск, тут их и убивают.
– Изобретательный народ итальянцы, – сказала Кэтрин. – У вас, в Америке, жаворонков не стреляют, милый, правда?
– Разве что случайно.
Мы пересекли улицу и пошли по другой стороне.
– Мне теперь лучше, – сказала Кэтрин. – Мне было очень скверно, когда мы вышли.
– Нам всегда хорошо, когда мы вместе.
– Мы всегда будем вместе.
– Да, если не считать, что сегодня в полночь я уезжаю.
– Не думай об этом, милый.
Мы шли по улице. В тумане огни были желтыми.
– Ты не устал? – спросила Кэтрин.
– А ты?
– Нет. Приятно бродить так.
– Но только не нужно очень долго.
– Хорошо.
Мы дошли до угла и свернули в переулок, где не было фонарей. Я остановился и поцеловал Кэтрин. Целуя ее, я чувствовал ее руку на своем плече. Она натянула на себя мой плащ так, что мы оба были укрыты им. Мы стояли на тротуаре у высокой стены.
– Пойдем куда-нибудь, – сказал я.
– Хорошо, – сказала Кэтрин. Мы шли по переулку, пока не дошли до более широкой улицы, выходившей на канал. На другой стороне были кирпичные дома. Впереди, в конце улицы, я увидел трамвай, который въезжал на мост.
– У моста мы найдем экипаж, – сказал я. Мы стояли на мосту в тумане, дожидаясь экипажа. Мимо прошло несколько трамваев, набитых людьми, которые торопились домой. Потом проехал экипаж, но в нем кто-то сидел. Стал накрапывать дождь.
– Пойдем пешком или сядем в трамвай? – сказала Кэтрин.
– Сейчас найдем экипаж, – сказал я. – Здесь их много.
– Вот как раз подъезжает, – сказала она.
Кучер остановил лошадь и опустил металлический значок у своего счетчика. Верх был поднят, и на плаще у кучера были капли дождя. Его лакированный цилиндр блестел от воды. Мы уселись вместе на заднем сиденье, от поднятого верха там было темно.
– Куда ты велел ему ехать?
– К вокзалу. Напротив вокзала есть отель, туда мы и зайдем.
– А в отель разве можно так? Без багажа.
– Можно, – сказал я.
Мы долго ехали к вокзалу переулками под дождем.
– А обедать мы не будем? – спросила Кэтрин. – Я что-то уже проголодалась.
– Мы пообедаем у себя в номере.
– Мне не во что переодеться. У меня нет даже ночной сорочки.
– А мы купим, – сказал я и окликнул кучера: «Поезжайте по Виа-Манцони».
Он кивнул и на следующем углу свернул налево. На Виа-Манцони Кэтрин стала искать магазин.
– Вот здесь, – сказала она. Я остановил кучера, и Кэтрин слезла, перешла тротуар и скрылась внутри. Я сидел, откинувшись, в экипаже и ждал ее. Шел дождь, и я чувствовал запах мокрой улицы и дымящихся боков лошади под дождем. Кэтрин вышла со свертком, села, и мы поехали дальше.
– Я ужасная транжирка, милый, – сказала она, – но сорочка такая красивая.
У отеля я попросил Кэтрин подождать в экипаже, а сам вошел и переговорил с управляющим. Номеров было сколько угодно. Я вернулся к экипажу, заплатил кучеру, и мы с Кэтрин вместе вошли в отель. Мальчик с блестящими пуговицами понес сверток, Управляющий поклоном пригласил нас в лифт. Кругом было много красного плюша и бронзы. Управляющий поднялся вместе с нами.
– Monsieur и madame угодно обедать у себя в номере?
– Да. Пришлите, пожалуйста, карточку, – сказал я.
– Угодно что-нибудь по особому заказу? Дичь или суфле?
Лифт миновал три этажа, позвякивая у каждого, потом звякнул и остановился.
– Какая у вас есть дичь?
– Можно приготовить фазана или вальдшнепа.
– Вальдшнепа, – сказал я. Мы пошли по коридору. Ковер был потертый. Справа и слева было много дверей. Управляющий остановился, отпер одну из дверей и распахнул ее.
– Вот, прошу вас. Прелестная комната.
Мальчик с блестящими пуговицами положил сверток на стол посреди комнаты. Управляющий раздвинул оконные портьеры.
– Туманно сегодня, – сказал он. Комната была обставлена красной плюшевой мебелью. Было много зеркал, два кресла и широкая кровать с атласным одеялом. Вторая дверь вела в ванную.
– Я сейчас пришлю карточку, – сказал управляющий. Он поклонился и вышел.
Я подошел к окну и посмотрел на улицу, потом потянул за шнур, и толстые плюшевые портьеры сдвинулись. Кэтрин сидела на постели и смотрела на хрустальный подсвечник. Она сняла шляпу, и ее волосы блестели при свете. Она увидела себя в одном из зеркал и поднесла руки к волосам. Я увидел ее в трех других зеркалах. Она казалась невеселой. Она сбросила свой плащ на постель.
– Что с тобой, дорогая?
– Я никогда еще не чувствовала себя девкой, – сказала она. Я подошел к окну и раздвинул портьеры и посмотрел на улицу. Я не думал, что так будет.
– Ты не девка.
– Я знаю, милый. Но неприятно чувствовать, будто это так. – Голос ее был сухой и тусклый.
– Это самый лучший отель, где мы могли устроиться, – сказал я.
Я смотрел в окно. На другой стороне площади светились огни вокзала. Мимо ехали экипажи, и мне были видны деревья в парке. Огни отеля отражались в мокрой мостовой. «О, черт, – думал я, – неужели сейчас время спорить?»
– Иди сюда, – сказала Кэтрин. Сухость исчезла из ее голоса. – Иди сюда. Я уже пай-девочка.
Я повернулся к постели. Кэтрин улыбалась.
Я подошел и сел на постель рядом с ней и поцеловал ее.
– Ты моя пай-девочка.
– Конечно, твоя, – сказала она.
После обеда нам стало легче, а потом сделалось совсем хорошо, и вскоре мы почувствовали, что эта комната наш дом. Раньше моя комната в госпитале была нашим домом, и точно так же этот номер отеля стал нашим домом.
Кэтрин села, накинув на плечи мой френч. Мы сильно проголодались, а обед был хороший, и мы выпили бутылку капри и бутылку сент-эстефа. Большую часть выпил я, но и Кэтрин выпила немного, и ей стало совсем хорошо. Нам подали вальдшнепа с картофелем, суфле, пюре из каштанов, салат и сабайон на сладкое.
– Хорошая комната, – сказала Кэтрин. – Чудесная комната. Как жаль, что мы раньше не догадались здесь поселиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Теперь мы в полном вооружении, – сказал я. – Это единственное, что мне нужно было сделать до отъезда. Кто-то взял мой старый, когда меня отправляли в госпиталь.
– Только бы он был хороший, – сказала Кэтрин.
– Может быть, вам еще что-нибудь угодно? – спросила женщина.
– Как будто нет.
– Пистолет со шнуром, – сказала она.
– Да, я заметил.
Женщине хотелось продать еще что-нибудь.
– Может, вам нужен свисток?
– Как будто нет.
Женщина сказала «до свидания», и мы вышли на улицу. Кэтрин посмотрела в окно. Женщина выглянула и поклонилась нам.
– Что это за зеркальце в деревянной оправе?
– Это чтобы приманивать птиц. С таким зеркальцем выходят в поле, жаворонки летят на блеск, тут их и убивают.
– Изобретательный народ итальянцы, – сказала Кэтрин. – У вас, в Америке, жаворонков не стреляют, милый, правда?
– Разве что случайно.
Мы пересекли улицу и пошли по другой стороне.
– Мне теперь лучше, – сказала Кэтрин. – Мне было очень скверно, когда мы вышли.
– Нам всегда хорошо, когда мы вместе.
– Мы всегда будем вместе.
– Да, если не считать, что сегодня в полночь я уезжаю.
– Не думай об этом, милый.
Мы шли по улице. В тумане огни были желтыми.
– Ты не устал? – спросила Кэтрин.
– А ты?
– Нет. Приятно бродить так.
– Но только не нужно очень долго.
– Хорошо.
Мы дошли до угла и свернули в переулок, где не было фонарей. Я остановился и поцеловал Кэтрин. Целуя ее, я чувствовал ее руку на своем плече. Она натянула на себя мой плащ так, что мы оба были укрыты им. Мы стояли на тротуаре у высокой стены.
– Пойдем куда-нибудь, – сказал я.
– Хорошо, – сказала Кэтрин. Мы шли по переулку, пока не дошли до более широкой улицы, выходившей на канал. На другой стороне были кирпичные дома. Впереди, в конце улицы, я увидел трамвай, который въезжал на мост.
– У моста мы найдем экипаж, – сказал я. Мы стояли на мосту в тумане, дожидаясь экипажа. Мимо прошло несколько трамваев, набитых людьми, которые торопились домой. Потом проехал экипаж, но в нем кто-то сидел. Стал накрапывать дождь.
– Пойдем пешком или сядем в трамвай? – сказала Кэтрин.
– Сейчас найдем экипаж, – сказал я. – Здесь их много.
– Вот как раз подъезжает, – сказала она.
Кучер остановил лошадь и опустил металлический значок у своего счетчика. Верх был поднят, и на плаще у кучера были капли дождя. Его лакированный цилиндр блестел от воды. Мы уселись вместе на заднем сиденье, от поднятого верха там было темно.
– Куда ты велел ему ехать?
– К вокзалу. Напротив вокзала есть отель, туда мы и зайдем.
– А в отель разве можно так? Без багажа.
– Можно, – сказал я.
Мы долго ехали к вокзалу переулками под дождем.
– А обедать мы не будем? – спросила Кэтрин. – Я что-то уже проголодалась.
– Мы пообедаем у себя в номере.
– Мне не во что переодеться. У меня нет даже ночной сорочки.
– А мы купим, – сказал я и окликнул кучера: «Поезжайте по Виа-Манцони».
Он кивнул и на следующем углу свернул налево. На Виа-Манцони Кэтрин стала искать магазин.
– Вот здесь, – сказала она. Я остановил кучера, и Кэтрин слезла, перешла тротуар и скрылась внутри. Я сидел, откинувшись, в экипаже и ждал ее. Шел дождь, и я чувствовал запах мокрой улицы и дымящихся боков лошади под дождем. Кэтрин вышла со свертком, села, и мы поехали дальше.
– Я ужасная транжирка, милый, – сказала она, – но сорочка такая красивая.
У отеля я попросил Кэтрин подождать в экипаже, а сам вошел и переговорил с управляющим. Номеров было сколько угодно. Я вернулся к экипажу, заплатил кучеру, и мы с Кэтрин вместе вошли в отель. Мальчик с блестящими пуговицами понес сверток, Управляющий поклоном пригласил нас в лифт. Кругом было много красного плюша и бронзы. Управляющий поднялся вместе с нами.
– Monsieur и madame угодно обедать у себя в номере?
– Да. Пришлите, пожалуйста, карточку, – сказал я.
– Угодно что-нибудь по особому заказу? Дичь или суфле?
Лифт миновал три этажа, позвякивая у каждого, потом звякнул и остановился.
– Какая у вас есть дичь?
– Можно приготовить фазана или вальдшнепа.
– Вальдшнепа, – сказал я. Мы пошли по коридору. Ковер был потертый. Справа и слева было много дверей. Управляющий остановился, отпер одну из дверей и распахнул ее.
– Вот, прошу вас. Прелестная комната.
Мальчик с блестящими пуговицами положил сверток на стол посреди комнаты. Управляющий раздвинул оконные портьеры.
– Туманно сегодня, – сказал он. Комната была обставлена красной плюшевой мебелью. Было много зеркал, два кресла и широкая кровать с атласным одеялом. Вторая дверь вела в ванную.
– Я сейчас пришлю карточку, – сказал управляющий. Он поклонился и вышел.
Я подошел к окну и посмотрел на улицу, потом потянул за шнур, и толстые плюшевые портьеры сдвинулись. Кэтрин сидела на постели и смотрела на хрустальный подсвечник. Она сняла шляпу, и ее волосы блестели при свете. Она увидела себя в одном из зеркал и поднесла руки к волосам. Я увидел ее в трех других зеркалах. Она казалась невеселой. Она сбросила свой плащ на постель.
– Что с тобой, дорогая?
– Я никогда еще не чувствовала себя девкой, – сказала она. Я подошел к окну и раздвинул портьеры и посмотрел на улицу. Я не думал, что так будет.
– Ты не девка.
– Я знаю, милый. Но неприятно чувствовать, будто это так. – Голос ее был сухой и тусклый.
– Это самый лучший отель, где мы могли устроиться, – сказал я.
Я смотрел в окно. На другой стороне площади светились огни вокзала. Мимо ехали экипажи, и мне были видны деревья в парке. Огни отеля отражались в мокрой мостовой. «О, черт, – думал я, – неужели сейчас время спорить?»
– Иди сюда, – сказала Кэтрин. Сухость исчезла из ее голоса. – Иди сюда. Я уже пай-девочка.
Я повернулся к постели. Кэтрин улыбалась.
Я подошел и сел на постель рядом с ней и поцеловал ее.
– Ты моя пай-девочка.
– Конечно, твоя, – сказала она.
После обеда нам стало легче, а потом сделалось совсем хорошо, и вскоре мы почувствовали, что эта комната наш дом. Раньше моя комната в госпитале была нашим домом, и точно так же этот номер отеля стал нашим домом.
Кэтрин села, накинув на плечи мой френч. Мы сильно проголодались, а обед был хороший, и мы выпили бутылку капри и бутылку сент-эстефа. Большую часть выпил я, но и Кэтрин выпила немного, и ей стало совсем хорошо. Нам подали вальдшнепа с картофелем, суфле, пюре из каштанов, салат и сабайон на сладкое.
– Хорошая комната, – сказала Кэтрин. – Чудесная комната. Как жаль, что мы раньше не догадались здесь поселиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70