– Может быть, еще приедете как-нибудь вместе с маленьким.
– Если только найдется место.
– Весной тут у нас очень славно, приезжайте, вам понравится. Можно будет устроить маленького с няней в большой комнате, которая теперь заперта, а вы с madame займете свою прежнюю, с видом на озеро.
– Я вам напишу заранее, – сказал я. Мы уложились и уехали с первым поездом после обеда. Monsieur и madame Гуттинген проводили нас на станцию, и он довез наши вещи на санках по грязи. Они оба стояли у станции под дождем и махали нам на прощанье.
– Они очень славные, – сказала Кэтрин.
– Они были очень добры к нам.
В Монтре мы сели на лозаннский поезд. Из окна вагона нельзя было видеть горы в той стороне, где мы жили, потому что мешали облака. Поезд остановился в Веве, потом пошел дальше, и с одной стороны пути было озеро, а с другой – мокрые бурые поля, и голый лес, и мокрые домики. Мы приехали в Лозанну и остановились в небольшом отеле. Когда мы проезжали по улицам и потом свернули к отелю, все еще шел дождь. Портье с медными ключами на цепочке, продетой в петлицу, лифт, ковры на полу, белые умывальники со сверкающими приборами, металлическая кровать и большая комфортабельная спальня – все это после Гуттингенов показалось нам необычайной роскошью. Окна номера выходили в мокрый сад, обнесенный стеной с железной решеткой сверху. На другой стороне круто спускавшейся улицы был другой отель, с такой же стеной и решеткой. Я смотрел, как капли дождя падают в бассейн в саду.
Кэтрин зажгла все лампы и стала раскладывать вещи. Я заказал виски с содовой, лег на кровать и взял газету, которую купил на вокзале. Был март 1918 года, и немцы наступали во Франции. Я пил виски с содовой и читал, пока Кэтрин раскладывала вещи и возилась в комнате.
– Знаешь, милый, о чем мне придется подумать, – сказала она.
– О чем?
– О детских вещах. Обычно все уже запасаются детскими вещами к этому времени.
– Это ведь можно купить.
– Я знаю. Завтра же пойду покупать. Вот только узнаю, что нужно.
– Тебе следовало бы знать. Ведь ты же была сестрой.
– Да, но, знаешь ли, солдаты так редко обзаводились детьми в госпитале.
– А я?
Она запустила в меня подушкой и расплескала мое виски с содовой.
– Я сейчас закажу тебе другое, – сказала она. – Извини, пожалуйста.
– Там уже немного оставалось. Иди сюда, ко мне.
– Нет. Я хочу сделать так, чтобы эта комната стала на что-нибудь похожа.
– На что?
– На наш с тобой дом.
– Вывесь флаги Антанты.
– Заткнись, пожалуйста.
– А ну повтори еще раз.
– Заткнись.
– Ты так осторожно это говоришь, – сказал я, – как будто боишься обидеть кого-то.
– Ничего подобного.
– Ну, тогда иди сюда, ко мне.
– Ладно. – Она подошла и села на кровати. – Я знаю, что тебе теперь со мной неинтересно, милый. Я похожа на пивную бочку.
– Неправда. Ты красивая, и ты очень хорошая.
– Я просто уродина, на которой ты по неосторожности женился.
– Неправда. Ты становишься все красивее.
– Но я опять похудею, милый.
– Ты и теперь худая.
– Ты, должно быть, выпил.
– Только стакан виски с содовой.
– Сейчас принесут еще виски, – сказала она. – Может быть, сказать, чтоб нам и обед сюда подали?
– Очень бы хорошо.
– Тогда мы совсем не будем выходить сегодня, ладно? Просидим вечер дома.
– И поиграем, – сказал я.
– Я выпью вина, – сказала Кэтрин. – Ничего мне от этого не будет. Может быть, тут есть наше белое капри.
– Наверно, есть, – сказал я. – В таком отеле всегда бывают итальянские вина.
Кельнер постучал в дверь. Он принес виски в стакане со льдом и на том же подносе маленькую бутылку содовой.
– Спасибо, – сказал я. – Поставьте здесь. Будьте добры, принесите сюда обед на две персоны и две бутылки сухого белого капри во льду.
– Прикажете на первое – суп?
– Ты хочешь суп, Кэт?
– Да, пожалуйста.
– Один суп.
– Слушаю, сэр.
Он вышел и затворил двери. Я вернулся к газетам и к войне в газетах и медленно лил содовую в стакан со льдом и виски. Надо было сказать, чтобы не клали лед в виски. Принесли бы лед отдельно. Тогда можно определить, сколько в стакане виски, и оно не окажется вдруг слишком слабым от содовой. Надо будет купить бутылку виски и сказать, чтобы принесли только лед и содовую. Это лучше всего. Хорошее виски – приятная вещь. Одно из самых приятных явлений жизни.
– О чем ты думаешь, милый?
– О виски.
– А о чем именно?
– О том, какая славная вещь виски.
Кэтрин сделала гримасу.
– Ладно, – сказала она.
* * *
Мы прожили в этом отеле три недели. Там было недурно: ресторан обычно пустовал, и мы очень часто обедали у себя в номере. Мы гуляли по городу, и ездили трамваем в Уши, и гуляли над озером. Погода стояла совсем теплая, и было похоже на весну. Мы жалели, что уехали из своего шале в горах, но весенняя погода продолжалась всего несколько дней, и потом опять наступила холодная сырость переходного времени.
Кэтрин закупала все необходимое для ребенка. Я ходил в гимнастический зал боксировать для моциона. Обычно я ходил туда утром, пока Кэтрин еще лежала в постели. В мнимовесенние дни очень приятно было после бокса и душа пройтись по улице, вдыхая весенний воздух, зайти в кафе посидеть и посмотреть на людей, и прочесть газету, и выпить вермуту; а потом вернуться в отель и позавтракать с Кэтрин. Преподаватель бокса в гимнастическом зале носил усы, у него были очень точные и короткие движения, и он страшно пугался, когда станешь нападать на него. Но в гимнастическом зале было очень приятно. Там было много воздуха и света, и я трудился на совесть, прыгал через веревку, и тренировался в различных приемах бокса, и делал упражнения для мышц живота, лежа на полу в полосе солнечного света, падавшей из раскрытого окна, и порой пугал преподавателя, боксируя с ним. Сначала я не мог тренироваться перед длинным узким зеркалом, потому что так странно было видеть боксера с бородой. Но под конец меня это просто смешило. Я хотел сбрить бороду, как только начал заниматься боксом, но Кэтрин не позволила мне.
Иногда мы с Кэтрин ездили в экипаже по окрестностям. В хорошую погоду ездить было приятно, и мы нашли два славных местечка, куда можно было заехать пообедать. Кэтрин уже не могла много ходить, и я с удовольствием ездил с ней вместе по деревенским дорогам.
Если день был хороший, мы чудесно проводили время, и ни разу мы не провели время плохо. Мы знали, что ребенок уже совсем близко, и от этого у нас обоих было такое чувство, как будто что-то подгоняет нас и нельзя терять ни одного часа, который мы можем быть вместе.
Глава сорок первая
Как-то я проснулся около трех часов утра и услышал, что Кэтрин ворочается на постели.
– Тебе нездоровится, Кэт?
– У меня как будто схватки, милый.
– Регулярно?
– Нет, не совеем.
– Если пойдут регулярно, нужно ехать в больницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Если только найдется место.
– Весной тут у нас очень славно, приезжайте, вам понравится. Можно будет устроить маленького с няней в большой комнате, которая теперь заперта, а вы с madame займете свою прежнюю, с видом на озеро.
– Я вам напишу заранее, – сказал я. Мы уложились и уехали с первым поездом после обеда. Monsieur и madame Гуттинген проводили нас на станцию, и он довез наши вещи на санках по грязи. Они оба стояли у станции под дождем и махали нам на прощанье.
– Они очень славные, – сказала Кэтрин.
– Они были очень добры к нам.
В Монтре мы сели на лозаннский поезд. Из окна вагона нельзя было видеть горы в той стороне, где мы жили, потому что мешали облака. Поезд остановился в Веве, потом пошел дальше, и с одной стороны пути было озеро, а с другой – мокрые бурые поля, и голый лес, и мокрые домики. Мы приехали в Лозанну и остановились в небольшом отеле. Когда мы проезжали по улицам и потом свернули к отелю, все еще шел дождь. Портье с медными ключами на цепочке, продетой в петлицу, лифт, ковры на полу, белые умывальники со сверкающими приборами, металлическая кровать и большая комфортабельная спальня – все это после Гуттингенов показалось нам необычайной роскошью. Окна номера выходили в мокрый сад, обнесенный стеной с железной решеткой сверху. На другой стороне круто спускавшейся улицы был другой отель, с такой же стеной и решеткой. Я смотрел, как капли дождя падают в бассейн в саду.
Кэтрин зажгла все лампы и стала раскладывать вещи. Я заказал виски с содовой, лег на кровать и взял газету, которую купил на вокзале. Был март 1918 года, и немцы наступали во Франции. Я пил виски с содовой и читал, пока Кэтрин раскладывала вещи и возилась в комнате.
– Знаешь, милый, о чем мне придется подумать, – сказала она.
– О чем?
– О детских вещах. Обычно все уже запасаются детскими вещами к этому времени.
– Это ведь можно купить.
– Я знаю. Завтра же пойду покупать. Вот только узнаю, что нужно.
– Тебе следовало бы знать. Ведь ты же была сестрой.
– Да, но, знаешь ли, солдаты так редко обзаводились детьми в госпитале.
– А я?
Она запустила в меня подушкой и расплескала мое виски с содовой.
– Я сейчас закажу тебе другое, – сказала она. – Извини, пожалуйста.
– Там уже немного оставалось. Иди сюда, ко мне.
– Нет. Я хочу сделать так, чтобы эта комната стала на что-нибудь похожа.
– На что?
– На наш с тобой дом.
– Вывесь флаги Антанты.
– Заткнись, пожалуйста.
– А ну повтори еще раз.
– Заткнись.
– Ты так осторожно это говоришь, – сказал я, – как будто боишься обидеть кого-то.
– Ничего подобного.
– Ну, тогда иди сюда, ко мне.
– Ладно. – Она подошла и села на кровати. – Я знаю, что тебе теперь со мной неинтересно, милый. Я похожа на пивную бочку.
– Неправда. Ты красивая, и ты очень хорошая.
– Я просто уродина, на которой ты по неосторожности женился.
– Неправда. Ты становишься все красивее.
– Но я опять похудею, милый.
– Ты и теперь худая.
– Ты, должно быть, выпил.
– Только стакан виски с содовой.
– Сейчас принесут еще виски, – сказала она. – Может быть, сказать, чтоб нам и обед сюда подали?
– Очень бы хорошо.
– Тогда мы совсем не будем выходить сегодня, ладно? Просидим вечер дома.
– И поиграем, – сказал я.
– Я выпью вина, – сказала Кэтрин. – Ничего мне от этого не будет. Может быть, тут есть наше белое капри.
– Наверно, есть, – сказал я. – В таком отеле всегда бывают итальянские вина.
Кельнер постучал в дверь. Он принес виски в стакане со льдом и на том же подносе маленькую бутылку содовой.
– Спасибо, – сказал я. – Поставьте здесь. Будьте добры, принесите сюда обед на две персоны и две бутылки сухого белого капри во льду.
– Прикажете на первое – суп?
– Ты хочешь суп, Кэт?
– Да, пожалуйста.
– Один суп.
– Слушаю, сэр.
Он вышел и затворил двери. Я вернулся к газетам и к войне в газетах и медленно лил содовую в стакан со льдом и виски. Надо было сказать, чтобы не клали лед в виски. Принесли бы лед отдельно. Тогда можно определить, сколько в стакане виски, и оно не окажется вдруг слишком слабым от содовой. Надо будет купить бутылку виски и сказать, чтобы принесли только лед и содовую. Это лучше всего. Хорошее виски – приятная вещь. Одно из самых приятных явлений жизни.
– О чем ты думаешь, милый?
– О виски.
– А о чем именно?
– О том, какая славная вещь виски.
Кэтрин сделала гримасу.
– Ладно, – сказала она.
* * *
Мы прожили в этом отеле три недели. Там было недурно: ресторан обычно пустовал, и мы очень часто обедали у себя в номере. Мы гуляли по городу, и ездили трамваем в Уши, и гуляли над озером. Погода стояла совсем теплая, и было похоже на весну. Мы жалели, что уехали из своего шале в горах, но весенняя погода продолжалась всего несколько дней, и потом опять наступила холодная сырость переходного времени.
Кэтрин закупала все необходимое для ребенка. Я ходил в гимнастический зал боксировать для моциона. Обычно я ходил туда утром, пока Кэтрин еще лежала в постели. В мнимовесенние дни очень приятно было после бокса и душа пройтись по улице, вдыхая весенний воздух, зайти в кафе посидеть и посмотреть на людей, и прочесть газету, и выпить вермуту; а потом вернуться в отель и позавтракать с Кэтрин. Преподаватель бокса в гимнастическом зале носил усы, у него были очень точные и короткие движения, и он страшно пугался, когда станешь нападать на него. Но в гимнастическом зале было очень приятно. Там было много воздуха и света, и я трудился на совесть, прыгал через веревку, и тренировался в различных приемах бокса, и делал упражнения для мышц живота, лежа на полу в полосе солнечного света, падавшей из раскрытого окна, и порой пугал преподавателя, боксируя с ним. Сначала я не мог тренироваться перед длинным узким зеркалом, потому что так странно было видеть боксера с бородой. Но под конец меня это просто смешило. Я хотел сбрить бороду, как только начал заниматься боксом, но Кэтрин не позволила мне.
Иногда мы с Кэтрин ездили в экипаже по окрестностям. В хорошую погоду ездить было приятно, и мы нашли два славных местечка, куда можно было заехать пообедать. Кэтрин уже не могла много ходить, и я с удовольствием ездил с ней вместе по деревенским дорогам.
Если день был хороший, мы чудесно проводили время, и ни разу мы не провели время плохо. Мы знали, что ребенок уже совсем близко, и от этого у нас обоих было такое чувство, как будто что-то подгоняет нас и нельзя терять ни одного часа, который мы можем быть вместе.
Глава сорок первая
Как-то я проснулся около трех часов утра и услышал, что Кэтрин ворочается на постели.
– Тебе нездоровится, Кэт?
– У меня как будто схватки, милый.
– Регулярно?
– Нет, не совеем.
– Если пойдут регулярно, нужно ехать в больницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70