Затем ложится на кровать, вытаскивает подушки из-под покрывала, подкладывает их все под голову и зажигает лампу. Протянув руку, открывает дверцу ночного столика, достает бутылку виски, наливает немного в стакан, которым аккуратно было накрыто горлышко графина, и с размаху доливает в стакан воды. Держа стакан в левой руке, правой достает книгу с полки. С минуту лежит тихо, потом пожимает плечами и беспокойно ворочается. Наконец отстегивает от пояса кобуру и кладет ее на покрывало возле себя. Поднимает колени, делает первый глоток и принимается за книгу.
Дороти (из соседней комнаты) . Филип, Филип, милый!
Филип . Да?
Дороти . Пойди сюда.
Филип . Нет, дорогая.
Дороти . Я хочу тебе кое-что показать.
Филип (читая) . Принеси сюда.
Дороти . Хорошо, милый. (Бросает последний взгляд в зеркало.)
Она очень красива в пелерине, и воротник ничуть не испорчен. Она входит в комнату, горделиво, с большим шиком и изяществом, словно манекенщица, демонстрирующая модель.
Филип . Где ты это взяла?
Дороти . Купила, милый
Филип . На какие деньги?
Дороти . На песеты.
Филип (холодно) . Очень мило.
Дороти . Тебе не нравится?
Филип (все еще не спуская глаз с пелерины) . Очень мило.
Дороти . Что с тобой, Филип?
Филип . Ничего.
Дороти . Ты хочешь, чтобы я совсем перестала одеваться?
Филип . Это твое личное дело.
Дороти . Но, милый, это же страшно дешево. Мех стоит всего-навсего тысячу двести песет шкурка.
Филип . Это жалованье интербригадовца за сто двадцать дней. Постой. Это четыре месяца. Я не припомню ни одного, который четыре месяца пробыл бы на фронте и не был ранен или убит.
Дороти . Но, Филип, это не имеет ни малейшего отношения к бригадам. Я купила песеты в Париже на доллары, по курсу пятьдесят за доллар.
Филип (холодно) . Вот как?
Дороти . Да, милый. И почему мне не покупать лисиц, если хочется? Кто-нибудь же должен их покупать. На то они и существуют, а обходятся они дешевле, чем по двадцать два доллара шкурка.
Филип . Замечательно. А сколько тут шкурок?
Дороти . Около двенадцати. Ну, Филип, не сердись.
Филип . Ты, как видно, недурно наживаешься на войне. Как ты провезла свои песеты?
Дороти . В банке с кремом «Мум».
Филип . «Мум», ну конечно, «Мум». Вот именно «Мум». Ну и как? Запах «Мума» отшиб запах твоих денег?
Дороти . Господи, Филип, откуда такая щепетильность?
Филип . В вопросах экономики я всегда щепетилен. Я думаю, твои песеты с черной биржи не станут белее ни от «Мума», ни от этой другой гадости, которую употребляют дамы, — амолин, что ли.
Дороти . Если ты будешь дуться из-за моей пелерины, я уйду от тебя.
Филип . Пожалуйста.
Дороти направляется к двери, но оборачивается и говорит просительно.
Дороти . Ну не надо из-за этого дуться. Будь благоразумен и порадуйся, что у меня такая красивая вещь. Знаешь, о чем я думала перед твоим приходом? Я себе представила, что бы мы могли сейчас делать в Париже, вот так, под вечер.
Филип . В Париже?
Дороти . Уже начинает темнеть, и у нас с тобой свидание в баре отеля «Ритц», и на мне эта пелерина. Я сижу и жду тебя. Ты входишь, а на тебе двубортное пальто в талию, на голове котелок, а в руках тросточка.
Филип . Ты начиталась американского журнала «Эсквайр». Ты же знаешь, что он не для чтения, а только для рассматривания картинок.
Дороти . Ты заказываешь виски с перье, а я потягиваю коктейль с шампанским.
Филип . Мне это не нравится.
Дороти . Что не нравится?
Филип . Твоя сказочка. Если тебе угодно грезить наяву, не впутывай меня, пожалуйста, в свои грезы.
Дороти . Это только игра, милый.
Филип . Ну так я больше не играю.
Дороти . А раньше ты играл, милый. И как весело было.
Филип . Считай, что я выбыл из игры.
Дороти . Разве мы не друзья?
Филип . Ну конечно, мало ли друзей заводишь во время войны.
Дороти . Милый, перестань, пожалуйста! Разве мы не любим друг друга?
Филип . Ах, это. Ну, разумеется. Отчего же. Конечно.
Дороти . А разве мы не уедем вместе, не будем жить весело, не будем счастливы где-нибудь вдвоем? Вот как ты всегда об этом говоришь по ночам.
Филип . Нет. Даже через сто тысяч лет этого не будет. Никогда не верь тому, что я говорю по ночам. По ночам я вру без зазрения совести.
Дороти . А почему мы не можем сделать того, о чем ты говоришь по ночам?
Филип . Потому что я занят делом, при котором так не бывает — уезжать вместе, и весело жить, и быть счастливыми вдвоем.
Дороти . А почему?
Филип . Во-первых, потому, что, по моим наблюдениям, ты слишком занята. А во-вторых, все это кажется весьма несущественным по сравнению с целым рядом других вещей.
Дороти . Зато ты никогда не бываешь занят.
Филип (чувствует, что говорит лишнее, но все же продолжает) . Нет. Но когда здесь кончится, я пройду курс дисциплины, чтобы избавиться от анархических привычек, если я их приобрел. Меня, вероятно, опять пошлют на работу с пионерами или еще куда-нибудь.
Дороти . Ничего не понимаю.
Филип . Вот именно потому, что ты ничего не понимаешь и никогда не сможешь понять, мы не уедем вместе, и не будем весело жить, и так далее.
Дороти . Это хуже, чем «Череп и кости».
Филип . Что это еще такое, «Череп и кости»?
Дороти . Такое тайное общество, к нему принадлежал один человек, за которого я чуть было не вышла замуж, но вовремя одумалась. Там все очень возвышенно и страшно добродетельно и нравственно, и тебя приводят туда и посвящают во все перед самой свадьбой, и когда меня посвятили во все, я отменила свадьбу.
Филип . Отличный прецедент.
Дороти . А разве нам нельзя быть как сейчас, пока мы вместе, если уж не навсегда, и любить друг друга, и не ссориться?
Филип . Если хочешь.
Дороти . Хочу.
Во время разговора она отошла от двери и теперь стоит возле кровати; Филип смотрит на нее, потом встает, обнимает ее и, как она есть, в пелерине, сажает рядом с собой.
Филип . А мех мягкий, приятный.
Дороти . От него не пахнет, правда?
Филип (прижимаясь к ее плечу) . Нет, не пахнет. И приятно чувствовать тебя под мехом. И я люблю тебя, провались все на свете. А сейчас всего-навсего половина шестого.
Дороти . И пока это так, пусть так и будет, да?
Филип (сдаваясь) . Изумительно приятный мех. Хорошо, что ты купила его.
Он крепко прижимает ее к себе.
Дороти . Даже если это и ненадолго, пусть так и будет.
Филип . Да, пусть будет.
В дверь стучат, ручка поворачивается, и входит Макс. Филип встает. Дороти остается сидеть на кровати.
Макс . Я помешал? Да?
Филип . Нет. Нисколько. Макс, это американский товарищ. Товарищ Бриджес. Товарищ Макс.
Макс . Salud, товарищ.
Он подходит к кровати, на которой все еще сидит Дороти, и протягивает руку. Дороти пожимает ее и отворачивается.
Вы заняты? Да?
Филип . Нет. Нисколько. Хочешь выпить, Макс?
Макс . Нет, спасибо.
Филип . Hay novedades?
Макс . Algunas27.
Филип . Ты не хочешь выпить?
Макс .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Дороти (из соседней комнаты) . Филип, Филип, милый!
Филип . Да?
Дороти . Пойди сюда.
Филип . Нет, дорогая.
Дороти . Я хочу тебе кое-что показать.
Филип (читая) . Принеси сюда.
Дороти . Хорошо, милый. (Бросает последний взгляд в зеркало.)
Она очень красива в пелерине, и воротник ничуть не испорчен. Она входит в комнату, горделиво, с большим шиком и изяществом, словно манекенщица, демонстрирующая модель.
Филип . Где ты это взяла?
Дороти . Купила, милый
Филип . На какие деньги?
Дороти . На песеты.
Филип (холодно) . Очень мило.
Дороти . Тебе не нравится?
Филип (все еще не спуская глаз с пелерины) . Очень мило.
Дороти . Что с тобой, Филип?
Филип . Ничего.
Дороти . Ты хочешь, чтобы я совсем перестала одеваться?
Филип . Это твое личное дело.
Дороти . Но, милый, это же страшно дешево. Мех стоит всего-навсего тысячу двести песет шкурка.
Филип . Это жалованье интербригадовца за сто двадцать дней. Постой. Это четыре месяца. Я не припомню ни одного, который четыре месяца пробыл бы на фронте и не был ранен или убит.
Дороти . Но, Филип, это не имеет ни малейшего отношения к бригадам. Я купила песеты в Париже на доллары, по курсу пятьдесят за доллар.
Филип (холодно) . Вот как?
Дороти . Да, милый. И почему мне не покупать лисиц, если хочется? Кто-нибудь же должен их покупать. На то они и существуют, а обходятся они дешевле, чем по двадцать два доллара шкурка.
Филип . Замечательно. А сколько тут шкурок?
Дороти . Около двенадцати. Ну, Филип, не сердись.
Филип . Ты, как видно, недурно наживаешься на войне. Как ты провезла свои песеты?
Дороти . В банке с кремом «Мум».
Филип . «Мум», ну конечно, «Мум». Вот именно «Мум». Ну и как? Запах «Мума» отшиб запах твоих денег?
Дороти . Господи, Филип, откуда такая щепетильность?
Филип . В вопросах экономики я всегда щепетилен. Я думаю, твои песеты с черной биржи не станут белее ни от «Мума», ни от этой другой гадости, которую употребляют дамы, — амолин, что ли.
Дороти . Если ты будешь дуться из-за моей пелерины, я уйду от тебя.
Филип . Пожалуйста.
Дороти направляется к двери, но оборачивается и говорит просительно.
Дороти . Ну не надо из-за этого дуться. Будь благоразумен и порадуйся, что у меня такая красивая вещь. Знаешь, о чем я думала перед твоим приходом? Я себе представила, что бы мы могли сейчас делать в Париже, вот так, под вечер.
Филип . В Париже?
Дороти . Уже начинает темнеть, и у нас с тобой свидание в баре отеля «Ритц», и на мне эта пелерина. Я сижу и жду тебя. Ты входишь, а на тебе двубортное пальто в талию, на голове котелок, а в руках тросточка.
Филип . Ты начиталась американского журнала «Эсквайр». Ты же знаешь, что он не для чтения, а только для рассматривания картинок.
Дороти . Ты заказываешь виски с перье, а я потягиваю коктейль с шампанским.
Филип . Мне это не нравится.
Дороти . Что не нравится?
Филип . Твоя сказочка. Если тебе угодно грезить наяву, не впутывай меня, пожалуйста, в свои грезы.
Дороти . Это только игра, милый.
Филип . Ну так я больше не играю.
Дороти . А раньше ты играл, милый. И как весело было.
Филип . Считай, что я выбыл из игры.
Дороти . Разве мы не друзья?
Филип . Ну конечно, мало ли друзей заводишь во время войны.
Дороти . Милый, перестань, пожалуйста! Разве мы не любим друг друга?
Филип . Ах, это. Ну, разумеется. Отчего же. Конечно.
Дороти . А разве мы не уедем вместе, не будем жить весело, не будем счастливы где-нибудь вдвоем? Вот как ты всегда об этом говоришь по ночам.
Филип . Нет. Даже через сто тысяч лет этого не будет. Никогда не верь тому, что я говорю по ночам. По ночам я вру без зазрения совести.
Дороти . А почему мы не можем сделать того, о чем ты говоришь по ночам?
Филип . Потому что я занят делом, при котором так не бывает — уезжать вместе, и весело жить, и быть счастливыми вдвоем.
Дороти . А почему?
Филип . Во-первых, потому, что, по моим наблюдениям, ты слишком занята. А во-вторых, все это кажется весьма несущественным по сравнению с целым рядом других вещей.
Дороти . Зато ты никогда не бываешь занят.
Филип (чувствует, что говорит лишнее, но все же продолжает) . Нет. Но когда здесь кончится, я пройду курс дисциплины, чтобы избавиться от анархических привычек, если я их приобрел. Меня, вероятно, опять пошлют на работу с пионерами или еще куда-нибудь.
Дороти . Ничего не понимаю.
Филип . Вот именно потому, что ты ничего не понимаешь и никогда не сможешь понять, мы не уедем вместе, и не будем весело жить, и так далее.
Дороти . Это хуже, чем «Череп и кости».
Филип . Что это еще такое, «Череп и кости»?
Дороти . Такое тайное общество, к нему принадлежал один человек, за которого я чуть было не вышла замуж, но вовремя одумалась. Там все очень возвышенно и страшно добродетельно и нравственно, и тебя приводят туда и посвящают во все перед самой свадьбой, и когда меня посвятили во все, я отменила свадьбу.
Филип . Отличный прецедент.
Дороти . А разве нам нельзя быть как сейчас, пока мы вместе, если уж не навсегда, и любить друг друга, и не ссориться?
Филип . Если хочешь.
Дороти . Хочу.
Во время разговора она отошла от двери и теперь стоит возле кровати; Филип смотрит на нее, потом встает, обнимает ее и, как она есть, в пелерине, сажает рядом с собой.
Филип . А мех мягкий, приятный.
Дороти . От него не пахнет, правда?
Филип (прижимаясь к ее плечу) . Нет, не пахнет. И приятно чувствовать тебя под мехом. И я люблю тебя, провались все на свете. А сейчас всего-навсего половина шестого.
Дороти . И пока это так, пусть так и будет, да?
Филип (сдаваясь) . Изумительно приятный мех. Хорошо, что ты купила его.
Он крепко прижимает ее к себе.
Дороти . Даже если это и ненадолго, пусть так и будет.
Филип . Да, пусть будет.
В дверь стучат, ручка поворачивается, и входит Макс. Филип встает. Дороти остается сидеть на кровати.
Макс . Я помешал? Да?
Филип . Нет. Нисколько. Макс, это американский товарищ. Товарищ Бриджес. Товарищ Макс.
Макс . Salud, товарищ.
Он подходит к кровати, на которой все еще сидит Дороти, и протягивает руку. Дороти пожимает ее и отворачивается.
Вы заняты? Да?
Филип . Нет. Нисколько. Хочешь выпить, Макс?
Макс . Нет, спасибо.
Филип . Hay novedades?
Макс . Algunas27.
Филип . Ты не хочешь выпить?
Макс .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21