— А как это делают прорыв для танков? Расскажи, пожалуйста.
— Сперва дерутся, чтобы захватить город на скрещении главных дорог. Назовем этот город хотя бы Сен-Ло. Потом надо оседлать дороги, взяв соседние города и деревни. Противник удерживает главную линию обороны, но не может стянуть дивизии для контрудара, так как штурмовая авиация перехватывает их на дорогах. Тебе не скучно? Мне все это надоело до чертиков.
— А мне нет. Я еще никогда не слышала, чтобы объясняли так понятно.
— Спасибо, — сказал полковник. — Ты уверена, что тебе хочется обучиться этой страшной науке?
— Да, — сказала она. — Ведь я тебя люблю и хочу, чтобы ты разделил ее со мною.
— Никто не может разделить мое ремесло с кем бы то ни было, — сказал полковник. — Я только рассказываю тебе, как это делается. И могу добавить несколько анекдотов, чтобы тебе было интереснее.
— Пожалуйста.
— Взять Париж ничего не стоило, — сказал полковник. — Пустая жестикуляция, войны тут никакой не было. Мы застрелили несколько писарей — сняли заслон, который, как всегда, оставили немцы, чтобы прикрыть свой отход. Наверно, они решили, что им уже больше не понадобится столько писарей, и поставили их под ружье.
— Разве взятие Парижа не было большой победой?
— Люди Леклерка — еще один хлюст третьего или четвертого сорта, чью кончину я отпраздновал бутылкой перьежуэ сорок второго года, — расстреляли немало патронов, чтобы это выглядело шикарнее, благо патронов они получили от нас вдоволь. Но все это была чепуха.
— Ты там участвовал?
— Да, — сказал полковник. — Смело могу сказать, что участвовал.
— И это не произвело на тебя впечатления? В конце концов, это же был Париж, и не каждому приходилось его брать.
— Сами французы взяли его четырьмя днями раньше. Но по великому плану штаба Верховного командования союзных экспедиционных сил, где собрались все тыловые политиканы из военных, — они носили нашивку, изображавшую что-то пламенное, а мы листик клевера как опознавательный знак, но больше на счастье, — так вот, по этому хитроумному плану город надо было окружить. Просто взять его мы не могли. К тому же нам пришлось дожидаться прибытия генерала и даже фельдмаршала Бернарда Лоу Монтгомери, который не сумел заткнуть брешь у Фалеза, продвигаться вперед было нелегко, вот он к нам вовремя и не поспел.
— Наверное, вам его очень не хватало, — сказала девушка.
— Еще бы, — откликнулся полковник. — Ужасно не хватало.
— Но разве во всем этом не было ничего благородного, ничего героического?
— А как же, — сказал полковник. — Мы пробивались из Ба-Медона через Пор-де-Сен-Клу по улицам, которые я знал и любил, и у нас не было ни одного убитого, и мы старались причинить городу как можно меньше вреда. На площади Звезды я взял в плен дворецкого Эльзы Максуэлл. Это была очень сложная операция. На него донесли, будто он японский снайпер и застрелил несколько парижан. Такого мы еще не слыхали! Вот мы и послали трех солдат на крышу, где он прятался, но он оказался безобидным парнишкой из Индокитая.
— Я начинаю понемножку понимать. Но как все это обидно!
— Всегда обидно, еще как обидно! Но в нашем ремесле нельзя ничего принимать близко к сердцу.
— Ты думаешь, что во времена кондотьеров было то же самое?
— Уверен, что еще хуже.
— Но рука у тебя ранена честно?
— Да. В самом что ни на есть честном бою. На каменистой, голой, как плешь, высоте.
— Пожалуйста, дай мне ее потрогать, — сказала она.
— Только поосторожнее с ладонью, — сказал полковник. — Она пробита, и рана нет-нет да и открывается.
— Тебе надо писать, — сказала девушка. — Я говорю серьезно. Люди должны обо всем этом знать.
— Нет, — возразил полковник. — У меня нет таланта, и я знаю слишком много. Любой враль почти всегда пишет убедительнее очевидца.
— Но писали же другие военные!
— Да. Мориц Саксонский. Фридрих Великий. Су Цинь.
— А в наше время?
— Ты, не задумываясь, сказала «в наше». Но мне это нравится.
— Ведь многие из нынешних военных пишут!
— Пишут. Ну а ты их читаешь?
— Нет. Я читаю главным образом классиков и скандальную хронику в иллюстрированных журналах. И твои письма.
— Ты бы их сожгла, — сказал полковник. — Они ни к черту не годятся.
— Пожалуйста, не будь таким грубым.
— Не буду. Что бы тебе рассказать поинтереснее?
— Расскажи, как ты был генералом.
— Ах, об этом. — Он сделал Gran Maestro знак принести шампанское. Это был редерер сорок второго года, который он любил. — Если ты занимаешь генеральскую должность, ты живешь в прицепном фургоне, и твой начальник штаба живет в таком же фургоне, и у тебя есть выпивка, когда у других ее нет. Твои начальники отделов живут на КП. Я бы мог о них рассказать, но тебе будет скучно. Я бы мог рассказать о начальниках первого, второго, третьего, четвертого и пятого отделов, но у немцев был и шестой. Боюсь только, что тебе будет скучно… Если ты генерал, у тебя есть карта под плексигласом и на ней — три полка из трех батальонов каждый. Все это нанесено на карту цветным карандашом. На карте указаны разграничительные линии, чтобы батальоны не лезли куда попало и не перестреляли друг друга. Каждый батальон состоит из пяти рот. Все батальоны должны быть хорошими, но и среди них есть хорошие, а есть и похуже. Кроме того, у тебя есть дивизионная артиллерия, танковый батальон и целая гора запчастей. Вся твоя жизнь сводится к координатам на карте.
Он помолчал, пока Gran Maestro разливал редерер сорок второго года.
— Из корпуса, из cuerpo d'Armata, — перевел он, и в голосе его зазвучала неприязнь, — дают указания, что делать, а ты решаешь, как это сделать. Диктуешь приказы писарю, а чаще отдаешь их по телефону. Вынимаешь душу из людей, которых ты уважаешь, заставляя их делать заведомо невозможное, потому что приказ есть приказ. Ломаешь себе голову, ложишься бог знает когда, а встаешь чуть свет.
— И ты об этом не напишешь? Даже чтобы доставить мне удовольствие?
— Нет, — сказал полковник. — Книги о войне обычно пишут нервные юноши, они чуть-чуть свихнулись и сохранили свежесть воспоминаний о первом дне боев или о первых трех или четырех таких днях. Это неплохие книги, но тому, кто там был, они кажутся скучными. Другие пишут, чтобы поживиться на войне, которой они и не нюхали, — те, что удрали в тыл, чтобы поскорее сообщить новости с фронта. И не такие уж это были новости. Профессиональные писатели пристроились на службе в тылу и писали о боях, в которых ничего не смыслили, так, словно видели их своими глазами. Не знаю, как назвать такой грех! Вот и какой-то лощеный моряк в звании капитана, который даже шлюпкой не смог бы командовать, написал про тайную подоплеку поистине Великой войны. Рано или поздно каждый выпустит свою книгу. Может, нам когда-нибудь перепадет и хорошая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54