Берег был низкий, скалистый, кругом множество рифов и больших отмелей, сейчас обнаженных отливом. Вахту несли по четверо, и слева от Томаса Хадсона стоял Хиль. Томас Хадсон все время смотрел на берег, видел пятна мангровых зарослей вдалеке и думал: занес же нас черт сюда в такую погоду. Высоко в небе уже собирались тучи, и шквал, пожалуй, мог налететь раньше, чем он ожидал. За Пуэрто-Коко есть три местечка, где непременно нужно пошарить, думал он. Придется немножко пришпорить свою лошадку, чтобы быстрей домчала туда.
— Генри, — сказал он, — пожалуйста, стань к штурвалу и держи двести восемьдесят пять оборотов. Я хочу пойти взглянуть, как там Вилли. Если увидишь что-нибудь, мне просигналь. А ты, Хиль, перейди на его место к правому борту. Со стороны берега наблюдение можно снять. Там всюду слишком мелко, чтобы могла укрыться шхуна.
— Я бы все-таки последил за этой стороной, Том, если не возражаешь, — сказал Хиль. — Есть тут один кривой проливчик, который выходит почти к самой бухте, и проводник мог отвести их туда и спрятать в мангровых зарослях.
— Ладно, — сказал Томас Хадсон. — Я тогда пошлю наверх Антонио.
— В большой бинокль я разгляжу мачту даже среди зарослей.
— Черта с два ты ее разглядишь. А впрочем, может быть.
— Мне бы очень хотелось, Том. Если не возражаешь.
— Я ведь уже согласился.
— Извини, Том. Но понимаешь, мне кажется, если у них есть проводник, он мог их туда завести. Мы сами как-то заходили туда.
— И потом должны были тем же путем выбираться обратно.
— Все так. Но представь себе, вдруг им пришлось второпях искать укрытия из-за штиля. А мы пройдем дальше и минуем их.
— Это, конечно, нежелательно. Только вряд ли тебе удастся разглядеть мачту с такого расстояния. И потом, они бы тогда замаскировали ее, чтобы она не видна была с воздуха.
— Все так, — чисто по-испански упорствовал Хиль. — Но у меня очень зоркие глаза, и этот бинокль с двенадцатикратным увеличением, и при такой тихой погоде вообще хорошая видимость, и…
— Да я ведь сказал тебе: ладно.
— Все так. Но надо же мне было объяснить.
— Ты и объяснил, — сказал Томас Хадсон. — И если ты действительно вдруг обнаружишь мачту, можешь увешать ее земляными орехами и засунуть мне в зад.
Хиль немножко обиделся, но потом решил, что это очень остроумная шутка, особенно насчет земляных орехов, и, приставив бинокль к глазам, стал так усиленно вглядываться в мангровые заросли, что глаза у него чуть не вылезли из орбит.
А Томас Хадсон внизу разговаривал с Вилли, все время поглядывая на море и на берег. Его всегда поражало, насколько меньше видишь, когда спустишься с мостика, и, если внизу все было в порядке, он считал, что глупо ему покидать свой пост. Он всегда старался быть в контакте со своими людьми настолько, насколько это необходимо, и по возможности избегал бессмыслицы формального надзора. Но он все больше и больше власти передавал Антонио, сознавая его превосходство как моряка, и Аре, сознавая его превосходство вообще. Оба они превосходят меня во многом, думал он, и все же командовать должен я, используя их способности, их опыт и их личные качества.
— Вилли, — сказал он. — Ну как ты тут?
— Я жалею, что по-дурацки вел себя, Том. Но мне, правда, что-то совсем нехорошо.
— Ты же знаешь, какие правила есть для тех, кто пьет, — сказал Томас Хадсон. — Нет никаких правил. И я, черт побери, не хочу пускать в ход разные там словечки вроде чести и достоинства.
— И не надо, — сказал Вилли, — Ты же знаешь, что я не пьяница.
— Пьяниц мы на борт не берем.
— Если не считать Питерса.
— Мы его не брали. Его дали нам. У него свои трудности.
— Бутылка — вот его главная трудность, — сказал Вилли. — И мы не успеем оглянуться, как его хреновые трудности станут нашими трудностями.
— Ладно, черт с ним, — сказал Томас Хадсон. — Что-нибудь еще тебя точит?
— Да вообще.
— Что вообще?
— А то, что я наполовину псих и ты наполовину псих, а вся команда у нас — наполовину святые, а наполовину оголтелые.
— Не такая уж это плохая комбинация — святого с оголтелым.
— Верно. Даже замечательная. Но я привык, чтоб все уж как-то было в большем порядке.
— Слушай, Вилли, ничего с тобой серьезного нет. Просто от солнца у тебя сделалось нехорошо в голове. И помоему, пить тебе сейчас не стоит.
— По-моему, тоже, — сказал Вилли. — Я вовсе не строю из себя какого-то ядреного хлюпика, Том. Но скажи, ты когда-нибудь сходил с ума по-настоящему?
— Нет. Мне это ни разу не удалось.
— Паршивое это дело, — сказал Вилли, — И сколько бы оно ни длилось, это всегда слишком долго. А пить я брошу.
— Не надо. Пей, только в меру, как ты всегда пил.
— Я для того и пил, чтобы отогнать от себя это.
— Мы всегда пьем для чего-нибудь.
— Точно. Но я ведь без дураков. Я бы тебе не стал врать, Том.
— Все мы врем. Но я не думаю, что ты бы стал врать намеренно.
— Ступай на свой мостик, — сказал Вилли. — Я же вижу, как ты все смотришь на воду, будто это девушка, которая вот-вот уйдет от тебя. Я больше ничего не буду пить, кроме разве морской воды, а сейчас я пойду помогу Ара ломать каждую вещь на куски и составлять снова.
— Не пей, Вилли.
— Сказал, не буду, — значит, не буду.
— Верю.
— Слушай, Том, можно тебе задать один вопрос?
— Хоть десять.
— Очень тебе скверно?
— Пожалуй, что очень.
— А спать ты можешь?
— Мало.
— Но прошлую ночь спал?
— Спал.
— Это после прогулки на берегу, — сказал Вилли. — Ну, ступай наверх и забудь про меня. Я буду заниматься делом вместе с Арой.
XIII
В поисках следов, оставленных немцами, они обследовали отмель в Пуэрто-Коко, объехали на шлюпке и мангровые заросли в глубине островка. Там были места, где вполне могла бы укрыться большая шхуна. Но их поиски ни к чему не привели, к тому же и шквалы начались раньше обычного, и под проливным дождем море стало взвиваться вверх белыми кипящими всплесками.
Томас Хадсон обследовал всю отмель и, обогнув лагуну, прошел в глубь островка. Он побывал в тех местах, куда слетаются в прилив фламинго, видал и стаи ибисов — cocos, — от которых островок и получил свое название, и парочку розовых колпиц, копавшихся в мергеле на берегу лагуны. Колпицы были очень красивы — ярко-розовые на фоне серого мергеля, движения изящные, быстрые, с порывом вперед, но в них чувствовалась удручающая, вызванная вечным голодом безликость — то, что свойственно некоторым болотным птицам. Понаблюдать за ними подольше ему не удалось, так как он хотел проверить, — может быть, люди, которых они искали, оставили шхуну в мангровых зарослях, а сами поднялись выше, спасаясь от москитов.
Он ничего там не обнаружил, кроме места, где когда-то обжигали уголь, вышел на отмель и уже сидел в шлюпке у Ары, когда налетел первый порыв шквального ветра.
Ара обожал выходить на шлюпке в дождь, в сильный шквал, и Томас Хадсон узнал от него, что поиски ничего не дали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Генри, — сказал он, — пожалуйста, стань к штурвалу и держи двести восемьдесят пять оборотов. Я хочу пойти взглянуть, как там Вилли. Если увидишь что-нибудь, мне просигналь. А ты, Хиль, перейди на его место к правому борту. Со стороны берега наблюдение можно снять. Там всюду слишком мелко, чтобы могла укрыться шхуна.
— Я бы все-таки последил за этой стороной, Том, если не возражаешь, — сказал Хиль. — Есть тут один кривой проливчик, который выходит почти к самой бухте, и проводник мог отвести их туда и спрятать в мангровых зарослях.
— Ладно, — сказал Томас Хадсон. — Я тогда пошлю наверх Антонио.
— В большой бинокль я разгляжу мачту даже среди зарослей.
— Черта с два ты ее разглядишь. А впрочем, может быть.
— Мне бы очень хотелось, Том. Если не возражаешь.
— Я ведь уже согласился.
— Извини, Том. Но понимаешь, мне кажется, если у них есть проводник, он мог их туда завести. Мы сами как-то заходили туда.
— И потом должны были тем же путем выбираться обратно.
— Все так. Но представь себе, вдруг им пришлось второпях искать укрытия из-за штиля. А мы пройдем дальше и минуем их.
— Это, конечно, нежелательно. Только вряд ли тебе удастся разглядеть мачту с такого расстояния. И потом, они бы тогда замаскировали ее, чтобы она не видна была с воздуха.
— Все так, — чисто по-испански упорствовал Хиль. — Но у меня очень зоркие глаза, и этот бинокль с двенадцатикратным увеличением, и при такой тихой погоде вообще хорошая видимость, и…
— Да я ведь сказал тебе: ладно.
— Все так. Но надо же мне было объяснить.
— Ты и объяснил, — сказал Томас Хадсон. — И если ты действительно вдруг обнаружишь мачту, можешь увешать ее земляными орехами и засунуть мне в зад.
Хиль немножко обиделся, но потом решил, что это очень остроумная шутка, особенно насчет земляных орехов, и, приставив бинокль к глазам, стал так усиленно вглядываться в мангровые заросли, что глаза у него чуть не вылезли из орбит.
А Томас Хадсон внизу разговаривал с Вилли, все время поглядывая на море и на берег. Его всегда поражало, насколько меньше видишь, когда спустишься с мостика, и, если внизу все было в порядке, он считал, что глупо ему покидать свой пост. Он всегда старался быть в контакте со своими людьми настолько, насколько это необходимо, и по возможности избегал бессмыслицы формального надзора. Но он все больше и больше власти передавал Антонио, сознавая его превосходство как моряка, и Аре, сознавая его превосходство вообще. Оба они превосходят меня во многом, думал он, и все же командовать должен я, используя их способности, их опыт и их личные качества.
— Вилли, — сказал он. — Ну как ты тут?
— Я жалею, что по-дурацки вел себя, Том. Но мне, правда, что-то совсем нехорошо.
— Ты же знаешь, какие правила есть для тех, кто пьет, — сказал Томас Хадсон. — Нет никаких правил. И я, черт побери, не хочу пускать в ход разные там словечки вроде чести и достоинства.
— И не надо, — сказал Вилли, — Ты же знаешь, что я не пьяница.
— Пьяниц мы на борт не берем.
— Если не считать Питерса.
— Мы его не брали. Его дали нам. У него свои трудности.
— Бутылка — вот его главная трудность, — сказал Вилли. — И мы не успеем оглянуться, как его хреновые трудности станут нашими трудностями.
— Ладно, черт с ним, — сказал Томас Хадсон. — Что-нибудь еще тебя точит?
— Да вообще.
— Что вообще?
— А то, что я наполовину псих и ты наполовину псих, а вся команда у нас — наполовину святые, а наполовину оголтелые.
— Не такая уж это плохая комбинация — святого с оголтелым.
— Верно. Даже замечательная. Но я привык, чтоб все уж как-то было в большем порядке.
— Слушай, Вилли, ничего с тобой серьезного нет. Просто от солнца у тебя сделалось нехорошо в голове. И помоему, пить тебе сейчас не стоит.
— По-моему, тоже, — сказал Вилли. — Я вовсе не строю из себя какого-то ядреного хлюпика, Том. Но скажи, ты когда-нибудь сходил с ума по-настоящему?
— Нет. Мне это ни разу не удалось.
— Паршивое это дело, — сказал Вилли, — И сколько бы оно ни длилось, это всегда слишком долго. А пить я брошу.
— Не надо. Пей, только в меру, как ты всегда пил.
— Я для того и пил, чтобы отогнать от себя это.
— Мы всегда пьем для чего-нибудь.
— Точно. Но я ведь без дураков. Я бы тебе не стал врать, Том.
— Все мы врем. Но я не думаю, что ты бы стал врать намеренно.
— Ступай на свой мостик, — сказал Вилли. — Я же вижу, как ты все смотришь на воду, будто это девушка, которая вот-вот уйдет от тебя. Я больше ничего не буду пить, кроме разве морской воды, а сейчас я пойду помогу Ара ломать каждую вещь на куски и составлять снова.
— Не пей, Вилли.
— Сказал, не буду, — значит, не буду.
— Верю.
— Слушай, Том, можно тебе задать один вопрос?
— Хоть десять.
— Очень тебе скверно?
— Пожалуй, что очень.
— А спать ты можешь?
— Мало.
— Но прошлую ночь спал?
— Спал.
— Это после прогулки на берегу, — сказал Вилли. — Ну, ступай наверх и забудь про меня. Я буду заниматься делом вместе с Арой.
XIII
В поисках следов, оставленных немцами, они обследовали отмель в Пуэрто-Коко, объехали на шлюпке и мангровые заросли в глубине островка. Там были места, где вполне могла бы укрыться большая шхуна. Но их поиски ни к чему не привели, к тому же и шквалы начались раньше обычного, и под проливным дождем море стало взвиваться вверх белыми кипящими всплесками.
Томас Хадсон обследовал всю отмель и, обогнув лагуну, прошел в глубь островка. Он побывал в тех местах, куда слетаются в прилив фламинго, видал и стаи ибисов — cocos, — от которых островок и получил свое название, и парочку розовых колпиц, копавшихся в мергеле на берегу лагуны. Колпицы были очень красивы — ярко-розовые на фоне серого мергеля, движения изящные, быстрые, с порывом вперед, но в них чувствовалась удручающая, вызванная вечным голодом безликость — то, что свойственно некоторым болотным птицам. Понаблюдать за ними подольше ему не удалось, так как он хотел проверить, — может быть, люди, которых они искали, оставили шхуну в мангровых зарослях, а сами поднялись выше, спасаясь от москитов.
Он ничего там не обнаружил, кроме места, где когда-то обжигали уголь, вышел на отмель и уже сидел в шлюпке у Ары, когда налетел первый порыв шквального ветра.
Ара обожал выходить на шлюпке в дождь, в сильный шквал, и Томас Хадсон узнал от него, что поиски ничего не дали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119