Да и главная моя проблема не была решена: как мне приблизиться к «Испаньоле»? Я оглянулся. Солнце плясало на волнах, и поодаль от меня, ярдах примерно в ста, я увидел другое течение, очень похожее на то, которое мне следовало использовать, тоже идущее параллельно берегу. Оно наверняка могло приблизить меня к «Испаньоле», правда, к другому ее борту, обращенному не к земле, а к морю.
Здесь не было течения, идущего к берегу, которое могло бы мне помочь, но я рассчитал, что, если сяду на носу шлюпки с двумя веслами, я, вероятно, сумею двинуть ее на один-два ярда вперед; остальное сможет сделать ее вес. Это решение оказалось правильным: я вошел в нужный мне поток без особых потерь, если не считать ноющие от напряжения члены.
Теперь течение несло меня так легко, что я мог позволить себе повернуться и посмотреть на судно. Ни домашний кров, ни пылающий очаг никогда не казались мне столь вожделенными, сулящими радушный прием. Я громко крикнул, затем сел спокойно и стал ожидать, чтобы вахтенный меня заметил.
Но заметил меня не вахтенный, меня увидел мой маленький друг – Луи. Он забрался высоко на рей, где любил усесться верхом и глядеть в море. Я слышал его крик и увидел, как он машет мне. Вскоре над поручнями показались людские лица; буквально через несколько минут я услышал всплески: трое матросов плыли к моей шлюпке. Я навсегда выбросил из головы давно устоявшееся представление, что моряки не умеют плавать! Но чувство облегчения и счастливое настроение испарились, как только я взошел на борт и увидел на выбеленной зноем палубе мрачную фигуру капитана Рида.
Мне пришлось пережить очень неприятный период времени. Боцман Нунсток быстро увел меня подальше от глаз тех, кто меня ждал на палубе: это были дядюшка Амброуз, Джеффериз, Грейс Ричардсон, Луи и большая часть команды. Капитан беседовал со мной наедине и на протяжении получаса задал мне не более десяти вопросов. Мною владело чувство тревожной неловкости.
Я должен был стоять перед его столом словно обвиняемый. Несколько секунд он смотрел мне прямо в глаза; его серые глаза были полны холодного неодобрения. Затем он оглядел меня с ног до головы – мою измятую рубашку, запачканные чулки, ладони в пузырях от весел, исцарапанное ветвями и колючими кустами лицо. Затем он снова впился своими глазами в мои. На этот раз они были полны презрения. И вот раздался первый залп вопросов, холодных, словно острие ножа.
– Мистер Хокинс, что вы сделали с моим первым помощником и шестью матросами? Отвечайте точно.
Друзья никогда не говорили мне, что я мямлю. Доктор Ливси иногда упрекает меня в склонности к глупой гордости. Сквайр Трелони считает, что я слишком осторожен. Матушка хотела бы, чтобы я был поскромнее. Дядюшка Амброуз (как и мой отец) любит меня без всяких оговорок. Но никто из них не упрекал меня в том, что я не умею ясно говорить. Представ перед капитаном Ридом и услышав его вопрос, я оказался способен лишь издавать невнятное бормотание.
– Это было… То есть дело в том… Обстоятельства, обнаруженные нами… Мистер Колл сказал… Мы никого не нашли… А они исчезли, словно призраки… Мы нашли череп, скелет. Морган умер, нам ни к чему о нем думать… Но они все исчезли…
И вот так я бормотал и бормотал, произнося отрывистые, лишенные смысла фразы.
Капитан Рид и бровью не повел. Его немногие вопросы все относились к той странности, что Натан Колл решил отправиться куда-то еще, не предупредив меня. То, что Колл допустил, чтобы я возвращался один, маневрируя тяжелой шлюпкой, тоже поразило капитана – он не мог этого понять. Короче говоря, он не мог согласиться с тем, что Колл на самом деле исчез без следа самым таинственным образом, как я о том докладывал.
Один из его вопросов был вот каким:
– Почему вы решили, что должны возвращаться один? Отвечайте точно.
За этим последовал другой вопрос:
– Вы не подумали о том, сколько для этого нужно гребцов? Я мог потерять еще и шлюпку, точно так же, как матросов! (Капитан Рид очень любил слово «точно».)
Вскоре он меня отпустил, но приказал оставаться в каюте и никому не рассказывать о моих приключениях. Нунсток принес мне еду и питье. Я помылся, переоделся, поел и утолил жажду, и растянулся на койке. Сумбур в мыслях мешал мне прийти к пониманию того, что произошло. Я не мог свести воедино и чем-то разумным объяснить то, что видел и слышал на острове.
Или, вернее будет сказать, «не видел» и «не слышал». Сейчас, когда мои мысли были возвращены в сколько-нибудь логическое русло жестокой прямотой капитана Рида, я вспомнил с необычайной ясностью царившую на холме Подзорная труба тишину, эту безмолвную пустоту, в которой не слышно было ни шороха, ни трепета листвы.
Куда они могли подеваться? Прошло так мало времени – сколько? Минут пятнадцать? Не более того. И они исчезли без следа. Но капитана не интересовало мое мнение. Что он подумал? Что они упали со скалы? Или – что нашли тропу, ведущую вперед, но не смогли отыскать путь назад? Неужели мне не удалось обнаружить, скажем, какой-нибудь выступ, идущий вдоль бока массивного утеса, что возвышается в конце того плато, где я видел их всех в последний раз?
Семь человек, каждый из них вооружен, – все исчезли: может, у меня что-то не в порядке с головой? Когда я снова встречусь с Коллом, не спросит ли он: «Куда вы подевались? Мы вас искали, искали – без конца!»
Примерно через час после беседы с капитаном у моей койки возник Нунсток. Он проводил меня в капитанскую каюту.
– Мистер Хокинс, я желаю получить подробное описание пути, каким можно добраться до мистера Колла и моих матросов.
Я описал ему этот путь как можно проще; он все записал. На этот раз он задавал мне много вопросов, всегда обычным для него холодным тоном. Сколько мне известно путей к холму? Есть ли туда доступ со стороны моря? Какие опасные неожиданности могут возникнуть во время похода туда? Где расположены самые опасные места? Насколько отвесны обрывы? Как круты подъемы? Беседа заняла почти столько же времени, сколько первая, и когда она закончилась, капитан объявил:
– Мистер Хокинс, сейчас два часа пополудни. Боцман поведет оставшуюся часть команды, кроме самой малой части экипажа – кока, его помощника и юнги – к тому месту, где вы видели мистера Колла. Когда мистер Колл с отрядом возвратятся, мы пошлем столько людей, сколько необходимо, чтобы с помощью Бена Ганна найти, а затем доставить на борт контрабандистское серебро. Мы не станем более продолжать поиски джентльмена, который явно, тем или иным способом, покинул остров. Когда все мои люди благополучно возвратятся и груз будет уложен, мы возьмем курс на Бристоль.
Я начал было говорить что-то в свое оправдание, но он оборвал меня, сказав:
– Мистер Хокинс, я не допущу, чтобы один из моих офицеров и шестеро матросов затерялись где-то на берегу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86