Теперь запах определился. Перед нами, на уступе, лежала разлагающаяся человеческая рука. Я почувствовал уверенность, что нас заманили в склеп, где совсем недавно погибли люди. Беднягу Бена, казалось, разбил паралич.
Я пытался прислушаться к окружающей тьме. Так как я не мог далеко видеть, не мог осмелиться к чему-либо прикоснуться, а обоняние мое страдало от отвратительного запаха, самым полезным моим чувством оставался слух.
Сначала я услышал тишину этой пещеры – я слышу ее по сей день. В любом месте всегда есть какие-то свойственные ему звуки. Я бывал на утесе над Логовом Китта в самые погожие на свете зори, когда не слышно было ни ветерка, ни птичьих трелей, и все же там было какое-то звучание – звучание живого мира. Я стоял на дороге перед «Адмиралом Бенбоу» в такие ночи, когда мороз одевал инеем звезды, а волны погружались в сон, и все же там были слышны звуки – звуки ночи и ночной темноты.
Здесь же, в глубине холма Подзорная труба, на Острове Сокровищ, у этой пещеры тоже было свое звучание – самое страшное в мире звучание – звучание небытия.
Однако, если нам отказывают одни способности, улучшаются другие (вот почему слепцы могут собирать часы). Сейчас мой слух обрел дополнительную силу, и я стал слышать другие звуки. Сначала я услышал, как дышит за моей спиной тот, кто захватил меня в плен, – спокойно, легко, примерно в ярде от меня; так дышит человек, сознающий свою власть. Затем я услышал отдаленный стон, слишком далекий, чтобы предположить, что это стонет Бен Ганн, чье испуганное молчание походило на молчание самой пещеры. И, наконец, я расслышал звук, который пробудил мое чувство осязания, – шепот слабого ветерка.
Но ветерок этот шел не от двери (если можно ее так назвать), через которую мы сюда недавно вошли; ветерок обдувал мне лицо так, что я понял – это вовсе не холодный воздух самой пещеры.
Что же здесь произошло? Должно быть, наши люди тоже нашли вход сюда и были пойманы. По-видимому, некоторые из них, а может быть, и многие, были сброшены в эту бездну под нами, что легко было сделать: достаточно столкнуть человека с уступа, на котором мы сидели. Но кто-то один, или даже не один, остался в живых – вот откуда этот отдаленный стон.
Я также пришел к выводу, что отсутствие человеческого подхода к плато и с плато – к пещере позволяет думать, что обычный вход в нее расположен где-то еще. Этим объясняется и ветерок; где-то должен быть более простой, более легкий доступ в пещеру.
Осмелюсь ли сказать, что я воспрянул духом? Кажется невероятным говорить об этом, ибо в любой момент меня могли сбросить вниз головой в бездну, к уже лежавшим там трупам несчастных матросов. Доктор Ливси давным-давно говорил мне, что если он оказывается в невыносимой ситуации, он старается либо избежать ее, либо изменить. У меня такого выбора не было; оставалось лишь одно средство: я заговорил.
– Кто бы вы ни были, я и мой друг не собирались причинить вам никакого вреда. Мы просто пришли искать наших пропавших товарищей. Если вы скажете нам, где они могут быть, то есть, если вы знаете, где они, вы окажете нам огромную услугу. Мы будем благодарны.
Я слышал, как мой голос негромким эхом отдается от стен пещеры. Сначала он немного дрожал, потом окреп. Это придало мне мужества, и я продолжал:
– Я скажу вам, кто я. Меня зовут Джим Хокинс. Я уже бывал на этом острове. Теперь я вернулся, чтобы отыскать человека, которого мы тогда здесь оставили. Человека по имени Джозеф Тейт. Может быть, вы и есть Джозеф Тейт? А может быть, вы знаете Джозефа Тейта? Может быть, вы знали Джозефа Тейта? Если для вас окажется по-христиански возможным найти для нас Джозефа Тейта или дать нам возможность сообщить о нем тем, кто с самыми добрыми намерениями его разыскивает… тогда мы вас не станем больше беспокоить.
Результат последовал, но не такой, на какой я рассчитывал. Похититель Бена, по-прежнему скрывавшийся во тьме, поднял его на ноги, рванув за волосы. Бен не издал ни звука, и тут же следом я тоже почувствовал, как меня со зверской силой схватили за волосы. Я поднялся, стараясь не оступиться: край пропасти находился менее чем в полушаге от моих башмаков. Снова появился нож – теперь у моего виска: его лезвие находилось прямо у меня над ухом, как раз там, где ухо соединяется с головой. Чуть оступись нога или соскользни нож, и ухо будет отрезано.
Наблюдая в тусклом свете за Беном и слушаясь нажима ножа, я заключил, что нам придется снова передвигаться боком по узкому уступу. Нас не столкнули в пропасть, нас куда-то вели. Где-то впереди замерцал свет. Временами он становился ярче, затем снова тускнел, подтверждая мою мысль о том, что ветерок подувал из какого-то прохода, расположенного впереди.
Мы медленно пробирались по узкому уступу – Бен и я, – словно люди, боком вступающие в загробную жизнь. Один раз я сдвинул ногой камень, и он сорвался вниз: я слышал, как он падал, но звук его падения на дно был приглушен; мне представилось, что камень упал на труп одного из наших несчастных матросов. В следующий миг я услышал вскрик и уголком глаза увидел, как Бен оступился и чуть не упал в пропасть. Тогда-то я и разглядел хоть что-то, характеризующее его похитителя, – руку. Огромная и грубая (не могу дать описание получше) рука протянулась и удержала Бена от падения, с силой схватив его за волосы.
– Все хорошо, Бен, – крикнул я ему. – Ты будешь в безопасности.
Но лезвие у моего уха надавило вниз, и я охнул от острой боли в этом весьма чувствительном месте.
Шажок за шажком, и по-прежнему боком, мы двигались все дальше. Я снова услышал стон, теперь гораздо ближе; казалось, что и сквознячок стал сильнее. Уступ расширился и стал похож на тропу: мы вроде бы удалялись от края пропасти. Так как я не мог смотреть вперед, мне было не видно, куда нас ведут. Время от времени я посматривал вниз и заметил, что пропасть становится все мельче. Но даже там, где ее склоны не так круто обрывались в глубину, я мог видеть кости и обрывки одежды. И по-прежнему над нами висел этот запах, это ужасное зловоние.
Кто мог бы сказать, сколько времени заняло это путешествие во власти страха и трепета, посреди губительной тьмы. Наступил момент – минут через пятнадцать или, может быть, через полчаса, – когда нас с Беном одновременно повели спинами вперед прочь от пропасти. Судя по стенам с обеих сторон, нас вели по широкому коридору. Это было хоть каким-то облегчением: по крайней мере, теперь мы могли не опасаться, что по оплошности свалимся в бездну. Но нет ли впереди еще одной пропасти, к которой нас влекут?
Вскоре свет стал ярче. Потом я увидел факел, пылавший на стене над моей головой, но с его светом смешивался и свет дня. Справа от себя я увидел руку, потом – голову, потом всего человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Я пытался прислушаться к окружающей тьме. Так как я не мог далеко видеть, не мог осмелиться к чему-либо прикоснуться, а обоняние мое страдало от отвратительного запаха, самым полезным моим чувством оставался слух.
Сначала я услышал тишину этой пещеры – я слышу ее по сей день. В любом месте всегда есть какие-то свойственные ему звуки. Я бывал на утесе над Логовом Китта в самые погожие на свете зори, когда не слышно было ни ветерка, ни птичьих трелей, и все же там было какое-то звучание – звучание живого мира. Я стоял на дороге перед «Адмиралом Бенбоу» в такие ночи, когда мороз одевал инеем звезды, а волны погружались в сон, и все же там были слышны звуки – звуки ночи и ночной темноты.
Здесь же, в глубине холма Подзорная труба, на Острове Сокровищ, у этой пещеры тоже было свое звучание – самое страшное в мире звучание – звучание небытия.
Однако, если нам отказывают одни способности, улучшаются другие (вот почему слепцы могут собирать часы). Сейчас мой слух обрел дополнительную силу, и я стал слышать другие звуки. Сначала я услышал, как дышит за моей спиной тот, кто захватил меня в плен, – спокойно, легко, примерно в ярде от меня; так дышит человек, сознающий свою власть. Затем я услышал отдаленный стон, слишком далекий, чтобы предположить, что это стонет Бен Ганн, чье испуганное молчание походило на молчание самой пещеры. И, наконец, я расслышал звук, который пробудил мое чувство осязания, – шепот слабого ветерка.
Но ветерок этот шел не от двери (если можно ее так назвать), через которую мы сюда недавно вошли; ветерок обдувал мне лицо так, что я понял – это вовсе не холодный воздух самой пещеры.
Что же здесь произошло? Должно быть, наши люди тоже нашли вход сюда и были пойманы. По-видимому, некоторые из них, а может быть, и многие, были сброшены в эту бездну под нами, что легко было сделать: достаточно столкнуть человека с уступа, на котором мы сидели. Но кто-то один, или даже не один, остался в живых – вот откуда этот отдаленный стон.
Я также пришел к выводу, что отсутствие человеческого подхода к плато и с плато – к пещере позволяет думать, что обычный вход в нее расположен где-то еще. Этим объясняется и ветерок; где-то должен быть более простой, более легкий доступ в пещеру.
Осмелюсь ли сказать, что я воспрянул духом? Кажется невероятным говорить об этом, ибо в любой момент меня могли сбросить вниз головой в бездну, к уже лежавшим там трупам несчастных матросов. Доктор Ливси давным-давно говорил мне, что если он оказывается в невыносимой ситуации, он старается либо избежать ее, либо изменить. У меня такого выбора не было; оставалось лишь одно средство: я заговорил.
– Кто бы вы ни были, я и мой друг не собирались причинить вам никакого вреда. Мы просто пришли искать наших пропавших товарищей. Если вы скажете нам, где они могут быть, то есть, если вы знаете, где они, вы окажете нам огромную услугу. Мы будем благодарны.
Я слышал, как мой голос негромким эхом отдается от стен пещеры. Сначала он немного дрожал, потом окреп. Это придало мне мужества, и я продолжал:
– Я скажу вам, кто я. Меня зовут Джим Хокинс. Я уже бывал на этом острове. Теперь я вернулся, чтобы отыскать человека, которого мы тогда здесь оставили. Человека по имени Джозеф Тейт. Может быть, вы и есть Джозеф Тейт? А может быть, вы знаете Джозефа Тейта? Может быть, вы знали Джозефа Тейта? Если для вас окажется по-христиански возможным найти для нас Джозефа Тейта или дать нам возможность сообщить о нем тем, кто с самыми добрыми намерениями его разыскивает… тогда мы вас не станем больше беспокоить.
Результат последовал, но не такой, на какой я рассчитывал. Похититель Бена, по-прежнему скрывавшийся во тьме, поднял его на ноги, рванув за волосы. Бен не издал ни звука, и тут же следом я тоже почувствовал, как меня со зверской силой схватили за волосы. Я поднялся, стараясь не оступиться: край пропасти находился менее чем в полушаге от моих башмаков. Снова появился нож – теперь у моего виска: его лезвие находилось прямо у меня над ухом, как раз там, где ухо соединяется с головой. Чуть оступись нога или соскользни нож, и ухо будет отрезано.
Наблюдая в тусклом свете за Беном и слушаясь нажима ножа, я заключил, что нам придется снова передвигаться боком по узкому уступу. Нас не столкнули в пропасть, нас куда-то вели. Где-то впереди замерцал свет. Временами он становился ярче, затем снова тускнел, подтверждая мою мысль о том, что ветерок подувал из какого-то прохода, расположенного впереди.
Мы медленно пробирались по узкому уступу – Бен и я, – словно люди, боком вступающие в загробную жизнь. Один раз я сдвинул ногой камень, и он сорвался вниз: я слышал, как он падал, но звук его падения на дно был приглушен; мне представилось, что камень упал на труп одного из наших несчастных матросов. В следующий миг я услышал вскрик и уголком глаза увидел, как Бен оступился и чуть не упал в пропасть. Тогда-то я и разглядел хоть что-то, характеризующее его похитителя, – руку. Огромная и грубая (не могу дать описание получше) рука протянулась и удержала Бена от падения, с силой схватив его за волосы.
– Все хорошо, Бен, – крикнул я ему. – Ты будешь в безопасности.
Но лезвие у моего уха надавило вниз, и я охнул от острой боли в этом весьма чувствительном месте.
Шажок за шажком, и по-прежнему боком, мы двигались все дальше. Я снова услышал стон, теперь гораздо ближе; казалось, что и сквознячок стал сильнее. Уступ расширился и стал похож на тропу: мы вроде бы удалялись от края пропасти. Так как я не мог смотреть вперед, мне было не видно, куда нас ведут. Время от времени я посматривал вниз и заметил, что пропасть становится все мельче. Но даже там, где ее склоны не так круто обрывались в глубину, я мог видеть кости и обрывки одежды. И по-прежнему над нами висел этот запах, это ужасное зловоние.
Кто мог бы сказать, сколько времени заняло это путешествие во власти страха и трепета, посреди губительной тьмы. Наступил момент – минут через пятнадцать или, может быть, через полчаса, – когда нас с Беном одновременно повели спинами вперед прочь от пропасти. Судя по стенам с обеих сторон, нас вели по широкому коридору. Это было хоть каким-то облегчением: по крайней мере, теперь мы могли не опасаться, что по оплошности свалимся в бездну. Но нет ли впереди еще одной пропасти, к которой нас влекут?
Вскоре свет стал ярче. Потом я увидел факел, пылавший на стене над моей головой, но с его светом смешивался и свет дня. Справа от себя я увидел руку, потом – голову, потом всего человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86