Скиф зевнул.
– Ладно, давайте спать. Я вижу, до вас никак не дойдет.
– Ну, так объясни.
– И объяснять нечего.
– Ты все же объясни.
– Рожи вы! Его же не за одного меня снимут. Кто же это снимает с работы за одного идиота-самоубийцу? Это так каждого можно снять. Недоволен кто-то своим начальником, захотел его снять, бултыхнулся в воду, и все в порядке? Не-е, так не делается. Его снимут за плохую политико-воспитательную работу на факультете.
– Не вижу связи.
– А ты подумай.
– Подумал. Все равно не вижу.
Скиф снял рубашку и почесал волосатую грудь.
– Студент утонул? Утонул. А почему он утонул? Потому, что на факультете была слабо поставлена политико-воспитательная работа. Если бы она была поставлена хорошо, он не стал бы тонуть, а написал жалобу, как положено нормальным, морально устойчивым людям. Ясно? Самоубийство – это сигнал о неблагополучии с политико-воспитательной работой. Приезжает масса всяких комиссий, начинают копаться и, конечно, находят массу недостатков. Чем больше комиссий, тем больше недостатков. Потом хоть десять человек из мертвых воскреснет – не поможет. – Сашка, кряхтя и чертыхаясь, развесил на спинках стульев юбку, косынку, рубашку. – Завтра в универмаге купите мне ситцевое платье, а то в этом забрать могут.
– Утопленник в ситцевом платье! Га-га-га! – загрохотал Мотиков.
– Где ты достал эту юбку? – спросил Музей.
– Стибрил на реке у одной купальщицы. У них своя «Волга» была. Накрыли ее простыней и увезли.
– Утопленник стибрил юбку! Га-га-га!
– А губную помаду?
– Это глина.
– Утопленник с глиной! Га-га-га! Он ее чмок – а то глина. Га-га-га! – взорвался Мотиков.
– Закройся, Мотя. Давайте спать, ребята. Мне надо уйти отсюда пораньше, а то еще наткнешься на Дуську, костей не соберешь. Не забудьте купить этого… хлама всякого… клипсы, брошки…
– Брошки! О-хо-хо! Брошки!
– Ну перестань, Мотя. Голова от тебя уже трещит. Грохочешь, как трактор.
Но Мотиков вдруг закатил глаза и стал медленно валиться со стула.
– Он ее чмок, а это утопленник, – бормотал посиневший чемпион.
Скиф взял графин и полил немного на голову весельчака.
– Успокойся, Мотя…
– Он ее цап, а там листья…
– Иди на кровать, Мотя, иди…
Скиф свалил чемпиона на кровать и потушил свет.
– Принесете все завтра в десять вечера к железнодорожному мосту. Да жратвы побольше захватите. Пирожков… Колбасы, банку с томатным соком… трехлитровую, Я очень люблю томатный сок… Да не опазды…
Последние слова племянник гипнотизера не договорил. Сон сковал ему язык. Но за ночь ему пришлось еще два раза в ужасе вскакивать с кровати.
– Охо-хо! Он ее хвать, а там листья! – грохотал развеселившийся чемпион.
* * *
Ночь была темная, жуткая. Ветер гнал низко, почти над головой, стада туч, похожих на фантастических животных. Иногда в разрыве мелькала зеленая звезда, как кошачий глаз, и от этого становилось еще страшнее. Шумели, стонали деревья по бокам дороги. Где-то впереди, в лесу, жалобно кричал филин.
– Опять дождь будет, – сказал Музей, когда ему на лицо упала большая капля.
– Черт знает, так далеко, – проворчал Мотиков – Не мог ждать где-нибудь поближе.
Они шли быстро. Мотиков нес под мышкой трехлитровую банку, и было слышно, как там бился, словно сердце, томатный сок.
Миновали электроподстанцию с одиноким фонарем на столбе. Фонарь скрипел, раскачивался, и желтый, четко очерченный круг света метался по земле, одним взмахом то вызывая к жизни, то уничтожая какие-то постройки, кусты… Потом скрылась и подстанция. Забарабанил по дороге редкий дождь. Дорога сразу почернела и слилась с кустами.
Скифы убыстрили шаг, потом побежали. Со стороны, наверно, это было очень страшно. Ночь, лес, дождь, и бегут двое…
Вскоре бежать уже не было смысла: одежда промокла насквозь. Петр остановился, тяжело дыша. Мотиков налетел на него сзади, выронил банку с томатным соком и полез ее искать.
– Барин! Подумаешь, барин! – ворчал он. – Не может сам за жратвой сходить.
Наконец банка была найдена. Дождь внезапно прекратился. Вскоре ветер утих. Небо очистилось от туч. Из-за леса выплыла добродушная луна, и вокруг стало светло-светло. Сделалось так тихо, что было слышно, как с листьев падали в траву капли дождя.
Они увидели, что стоят на краю леса. Дальше расстилался седой под луной луг. По нему, как по воде, пробежала дорожка. Только она была туманной и расплывчатой. Дальше блестела река. До моста еще было далеко. Мотиков опять начал было ворчать и жаловаться на жизнь, но в это время скифы увидели, как от лунной дорожки откололся маленький кусочек и покатился в их сторону.
– Волк! – ахнул Мотиков.
– Ну и что… Летом волки не кусаются.
«Волком» оказался Скиф. Он предстал перед своими подручными, дыша, как загнанная лошадь. От спины племянника гипнотизера валил пар.
– Давай быстрей жратву, – первым делом сказал Сашка, отдышавшись. – С утра одними ракушками питаюсь…
Мотиков протянул своему учителю банку с томатным соком и сверток с едой. Племянник гипнотизера зубами сорвал крышку и стал есть, запивая прямо из горлышка томатным соком.
– Некролог вывесили?
– Нет…
– Чего они тянут, гады?
– Тело не найдено…
– Вот бюрократы.
– Их тоже понять можно. Вывесят, а ты найдешься.
– Завтра я анонимку напишу. Мол, человек утопился, а они скрывают от общественности.
Скиф допил сок и вытер губы.
– Платье принесли?
– Да.
Племянник гипнотизера переоделся. Ученики стояли, потупя взоры. Хоть и не женщина, а все-таки неудобно, когда так вольно обращаются с платьем.
– Вата есть?
– Да.
Фигура у Скифа оказалась вполне сносной. Сашка накрылся косынкой, нацепил клипсы, повесил бусы, распушил чуб и стал разбитной молодой девчонкой, каких обычно выставляют с танцплощадок за разные выкрутасы.
– Ну што, пацаны, потопаем? – спросил Скиф ломаным голосом. – А то я одна боюсь. Как зачнут приставать.
– Тьфу! – сплюнул Мотиков.
Они пошли на остановку. По дороге Скиф тренировался.
– Ой, лягушка! – пищал он. – Товарищ чемпион, перетащите меня через лужу!
– Перестань, – молил Мотиков.
– А вчерась мы с Толькой Боцманом фокс плясали. Вот так! Тыц-тыц-ты-ды-рыц! Товарищ чемпион, пойдемте сбацаем фокс!
Сашка довел Мотикова до того, что чемпион потрусил вперед мелкой рысцой, плюясь и чертыхаясь.
В трамвае Скиф надвинул косынку на самые глаза и занял место на площадке, отвернувшись к окну. Петр и чемпион прикрывали его от нескромных взглядов.
– Лишь бы кто из знакомых не попался, – сказал Скиф. – Могут узнать. Прикрывайте плотнее.
Но знакомый все же попался. Когда трамвай, развив страшную скорость, мчался вниз под гору, на подножке неожиданно затрепыхалась тщедушная фигура.
– Залезай! Дурак! Кто ж на такой скорости прыгает!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32