– Спасибо. До свиданья.
– До свиданья. И не увлекайтесь девушками в экзаменационный период.
– Вот гад, – бормотал Петр, идя домой, – наклепал… девушками увлекаюсь… Какой негодяй… на все идет… Теперь он меня съест с потрохами. Напрасно я, наверно, пошел к ректору…
По дороге в общежитие Петр остыл и окончательно пал духом. Безусловно, визит к ректору был ошибкой. Если раньше еще как-то можно было доказать, что он не любовник, то теперь Свирько будет мстить с удвоенной энергией. Возьмет на экзамен своего человека, придерется к чепухе, поставит третий раз «неуд», и тогда уж ничем не докажешь. Плакала стипендия… да и вообще…
От горьких мыслей у Петра на душе стало так скверно, как никогда еще не было в жизни.
II
Рано утром в одной из комнат общежития раздалось рычание. Дверь распахнулась, и на пороге возникло странное существо. Это существо нельзя было назвать человеком, даже очень диким человеком. Скорее всего это была горилла, притом с недобрыми намерениями, так как в руках она держала опасную бритву.
Худой первокурсник, «салага», бежавший из кухни с дымящейся кастрюлей, налетел на волосатое чудовище, глянул и оцепенел, словно кролик, наткнувшийся на удава. Горилла издала рык, схватила лапой свою жертву за шиворот и встряхнула ее. Затем она понюхала кастрюлю. Запах, видно, понравился обезьяне, так как она довольно заурчала, вырвала посуду из рук первокурсника и быстро расправилась с ее содержимым.
Это спасло жизнь первокурснику. Насытившись, горилла с отвращением оттолкнула тощего «салагу» и пошла, косолапя, по направлению к умывальнику, время от времени издавая рык. Обезьяна все же была не совсем дикой. На левой верхней конечности у нее виднелись часы, а бедра обматывало полотенце. Увидев на полу пачку из-под папирос «Байкал», горилла подняла ее, заглянула вовнутрь и отбросила, тем самым показав свое знакомство с этой приметой цивилизации. Скорее всего, горилла сбежала из цирка.
Появление ученой обезьяны в умывальнике произвело переполох. Все, кто там находился, побросали мыло, зубные щетки и стали пялить глаза на невиданное существо.
– Чего рты раззявили? – вдруг человеческим голосом сказала горилла и направилась к зеркалу. Взяв чей-то помазок, она стала не спеша намыливать свою рыжую щетину.
Общежитие облетела новость: Сашка Скиф встал из зимне-весенней спячки. В дверях умывальника создалась давка. Вытянув шеи, все смотрели, как «горилла» брила четырехмесячную щетину.
В сельскохозяйственном институте имя студента Александра Скифина пользовалось известностью не меньшей, чем, например, имя заслуженного чабана Чижа или коменданта общежития тети Дуси. Ибо Сашка обладал двумя удивительными качествами: мог спать двадцать четыре часа в сутки в течение нескольких месяцев и умел списывать у любого без исключения преподавателя.
– Скифин, – время от времени говорят ему ректорат, деканат и общественные организации. – Ты лодырь. Мы тебя вынуждены исключить.
– Я не лодырь, – отвечает Сашка Скиф, – я феномен. Вы изучать меня должны, а не исключать. На мне кандидатскую диссертацию можно защитить!
– Ты дурочку не валяй, – горячатся ректорат, деканат и общественные организации. – Вот завалишь сессию – сразу исключим.
– Если завалю, то конечно, – соглашается «феномен», – только я не завалю.
Как известно, философствование в ректорате, деканате и общественных организациях ничем хорошим не кончается. Скифу выносили выговор, фотографировали его для стенной газеты, и «феномен» опять отправлялся в лежку.
Когда до конца семестра оставалось недели две, Сашка Скиф поднимался из своей берлоги, сбривал щетину и развивал бурную деятельность. Он носился по аудиториям, фотографировал чертежи, копировал, подделывал и всегда укладывался в сроки.
Жил Скиф в комнате, которая всему корпусу была известна как «конструкторское бюро». Здесь на копировальном станке всегда можно было «содрать» чертеж, склеить шпаргалку или получить консультацию по любому вопросу, относящемуся к списыванию.
Кроме Сашки в «конструкторском бюро» жил еще один скиф – Мотиков. Мотиков имел флегматичную внешность и обладал иммунитетом против насмешек. Но иногда от чего-нибудь он начинал медленно, как плохо разгорающаяся печка, свирепеть и тогда делался страшен. В институте Мотиков держался на «гире». У него было первое место в области по подъему тяжестей. Целый семестр он или тренировался или разъезжал по соревнованиям. Списывать Мотиков не умел и обычно попадался. Получив «неуд», он шел на кафедру физвоспитания и заявлял, что бросает институт. Заведующий кафедрой, мужчина лысый и решительный, бежал в деканат. Там он, размахивая руками, кричал, что в институте душат спорт и что давно пора написать куда следует. Мотикову ставили тройку.
* * *
В тот день, когда Скиф из гориллы превратился в энергичного молодого человека, сессия уже была в полном разгаре. Перед аудиториями стояли гудящие очереди. Самая длинная всегда была возле кафедры иностранных языков, где принимала экзамен молоденькая «англичанка», только что окончившая пединститут и поэтому совершенно безжалостная.
Когда Скиф и Мотиков появились возле кафедры, там царила паника. Из восьми принятых «англичанкой» провалились четверо.
– Привет зубрежникам! – весело поздоровался Скиф. – Что, гоняет в хвост и в гриву?
– Сегодня погоняет и тебя, – ответили «зубрежники» мрачно.
– Да ну? – усомнился Скиф.
– Вот тебе и «ну».
– А вы кефир пили?
– При чем здесь кефир?
– Говорят, помогает. Пошли, Мотя, раздавим по бутылочке. У меня от кефира светлеет голова.
Мотиков послушно последовал за своим шефом.
В буфете было пусто – экзамены отражаются на студенческом аппетите. Лишь в углу сидел бывший отличник Петр Музей и грустно смотрел в чайное блюдце с винегретом.
– Он завалил механизацию. Г-ы-ы – радостно сообщил Мотиков.
– Что ты говоришь, Мотя? Значит, и на их улице иногда праздников не бывает. Привет, Петр!
Музей ничего не ответил. Скиф затанцевал, извлекая из заднего кармана узких брюк рубль.
– Мама Дуня, две поллитры, на остальное силосу.
– Поедите?
– Еще как. Посмотрите на чемпиона. Он может съесть ведро. Верно, Мотя? Как-то была у нас экскурсия на мясокомбинат. Смотрю, пропал куда-то наш чемпион. Пошел искать. А он стащил окорок и терзает его в темном углу. Пока оттянул за уши, до кости обглодал. Верно, Мотя? Было такое дело?
Приятели уселись за столик Музея.
– Слушай, а ты не пробовал содрать? – Скиф уставился на Музея наглыми рыжими глазами. – Быстро, надежно, выгодно, удобно, никакой нервотрепки. Техническое оборудование полностью поставляет наша фирма «Скиф и К0». Правда, тебе после предстоит раскошелиться на банкет, но для человека, получающего повышенную стипендию, поставить ведро винегрета и пяток кило колбасы… Верно, Мотя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– До свиданья. И не увлекайтесь девушками в экзаменационный период.
– Вот гад, – бормотал Петр, идя домой, – наклепал… девушками увлекаюсь… Какой негодяй… на все идет… Теперь он меня съест с потрохами. Напрасно я, наверно, пошел к ректору…
По дороге в общежитие Петр остыл и окончательно пал духом. Безусловно, визит к ректору был ошибкой. Если раньше еще как-то можно было доказать, что он не любовник, то теперь Свирько будет мстить с удвоенной энергией. Возьмет на экзамен своего человека, придерется к чепухе, поставит третий раз «неуд», и тогда уж ничем не докажешь. Плакала стипендия… да и вообще…
От горьких мыслей у Петра на душе стало так скверно, как никогда еще не было в жизни.
II
Рано утром в одной из комнат общежития раздалось рычание. Дверь распахнулась, и на пороге возникло странное существо. Это существо нельзя было назвать человеком, даже очень диким человеком. Скорее всего это была горилла, притом с недобрыми намерениями, так как в руках она держала опасную бритву.
Худой первокурсник, «салага», бежавший из кухни с дымящейся кастрюлей, налетел на волосатое чудовище, глянул и оцепенел, словно кролик, наткнувшийся на удава. Горилла издала рык, схватила лапой свою жертву за шиворот и встряхнула ее. Затем она понюхала кастрюлю. Запах, видно, понравился обезьяне, так как она довольно заурчала, вырвала посуду из рук первокурсника и быстро расправилась с ее содержимым.
Это спасло жизнь первокурснику. Насытившись, горилла с отвращением оттолкнула тощего «салагу» и пошла, косолапя, по направлению к умывальнику, время от времени издавая рык. Обезьяна все же была не совсем дикой. На левой верхней конечности у нее виднелись часы, а бедра обматывало полотенце. Увидев на полу пачку из-под папирос «Байкал», горилла подняла ее, заглянула вовнутрь и отбросила, тем самым показав свое знакомство с этой приметой цивилизации. Скорее всего, горилла сбежала из цирка.
Появление ученой обезьяны в умывальнике произвело переполох. Все, кто там находился, побросали мыло, зубные щетки и стали пялить глаза на невиданное существо.
– Чего рты раззявили? – вдруг человеческим голосом сказала горилла и направилась к зеркалу. Взяв чей-то помазок, она стала не спеша намыливать свою рыжую щетину.
Общежитие облетела новость: Сашка Скиф встал из зимне-весенней спячки. В дверях умывальника создалась давка. Вытянув шеи, все смотрели, как «горилла» брила четырехмесячную щетину.
В сельскохозяйственном институте имя студента Александра Скифина пользовалось известностью не меньшей, чем, например, имя заслуженного чабана Чижа или коменданта общежития тети Дуси. Ибо Сашка обладал двумя удивительными качествами: мог спать двадцать четыре часа в сутки в течение нескольких месяцев и умел списывать у любого без исключения преподавателя.
– Скифин, – время от времени говорят ему ректорат, деканат и общественные организации. – Ты лодырь. Мы тебя вынуждены исключить.
– Я не лодырь, – отвечает Сашка Скиф, – я феномен. Вы изучать меня должны, а не исключать. На мне кандидатскую диссертацию можно защитить!
– Ты дурочку не валяй, – горячатся ректорат, деканат и общественные организации. – Вот завалишь сессию – сразу исключим.
– Если завалю, то конечно, – соглашается «феномен», – только я не завалю.
Как известно, философствование в ректорате, деканате и общественных организациях ничем хорошим не кончается. Скифу выносили выговор, фотографировали его для стенной газеты, и «феномен» опять отправлялся в лежку.
Когда до конца семестра оставалось недели две, Сашка Скиф поднимался из своей берлоги, сбривал щетину и развивал бурную деятельность. Он носился по аудиториям, фотографировал чертежи, копировал, подделывал и всегда укладывался в сроки.
Жил Скиф в комнате, которая всему корпусу была известна как «конструкторское бюро». Здесь на копировальном станке всегда можно было «содрать» чертеж, склеить шпаргалку или получить консультацию по любому вопросу, относящемуся к списыванию.
Кроме Сашки в «конструкторском бюро» жил еще один скиф – Мотиков. Мотиков имел флегматичную внешность и обладал иммунитетом против насмешек. Но иногда от чего-нибудь он начинал медленно, как плохо разгорающаяся печка, свирепеть и тогда делался страшен. В институте Мотиков держался на «гире». У него было первое место в области по подъему тяжестей. Целый семестр он или тренировался или разъезжал по соревнованиям. Списывать Мотиков не умел и обычно попадался. Получив «неуд», он шел на кафедру физвоспитания и заявлял, что бросает институт. Заведующий кафедрой, мужчина лысый и решительный, бежал в деканат. Там он, размахивая руками, кричал, что в институте душат спорт и что давно пора написать куда следует. Мотикову ставили тройку.
* * *
В тот день, когда Скиф из гориллы превратился в энергичного молодого человека, сессия уже была в полном разгаре. Перед аудиториями стояли гудящие очереди. Самая длинная всегда была возле кафедры иностранных языков, где принимала экзамен молоденькая «англичанка», только что окончившая пединститут и поэтому совершенно безжалостная.
Когда Скиф и Мотиков появились возле кафедры, там царила паника. Из восьми принятых «англичанкой» провалились четверо.
– Привет зубрежникам! – весело поздоровался Скиф. – Что, гоняет в хвост и в гриву?
– Сегодня погоняет и тебя, – ответили «зубрежники» мрачно.
– Да ну? – усомнился Скиф.
– Вот тебе и «ну».
– А вы кефир пили?
– При чем здесь кефир?
– Говорят, помогает. Пошли, Мотя, раздавим по бутылочке. У меня от кефира светлеет голова.
Мотиков послушно последовал за своим шефом.
В буфете было пусто – экзамены отражаются на студенческом аппетите. Лишь в углу сидел бывший отличник Петр Музей и грустно смотрел в чайное блюдце с винегретом.
– Он завалил механизацию. Г-ы-ы – радостно сообщил Мотиков.
– Что ты говоришь, Мотя? Значит, и на их улице иногда праздников не бывает. Привет, Петр!
Музей ничего не ответил. Скиф затанцевал, извлекая из заднего кармана узких брюк рубль.
– Мама Дуня, две поллитры, на остальное силосу.
– Поедите?
– Еще как. Посмотрите на чемпиона. Он может съесть ведро. Верно, Мотя? Как-то была у нас экскурсия на мясокомбинат. Смотрю, пропал куда-то наш чемпион. Пошел искать. А он стащил окорок и терзает его в темном углу. Пока оттянул за уши, до кости обглодал. Верно, Мотя? Было такое дело?
Приятели уселись за столик Музея.
– Слушай, а ты не пробовал содрать? – Скиф уставился на Музея наглыми рыжими глазами. – Быстро, надежно, выгодно, удобно, никакой нервотрепки. Техническое оборудование полностью поставляет наша фирма «Скиф и К0». Правда, тебе после предстоит раскошелиться на банкет, но для человека, получающего повышенную стипендию, поставить ведро винегрета и пяток кило колбасы… Верно, Мотя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32