Брошу все к черту… Графоман проклятый.
– Ну хватит! В самом деле. Нагнал тоски! Ты хороший, добротный писатель. В лучших русских классических традициях. Понял? Пишем роман вместе, и никаких гвоздей! У нас счастливое сочетание. У меня – выдумывать всякие штуки, чтобы глушить читателя. У тебя – усидчивость, детальное описание, все такое разное, чтобы дать ему отдохнуть.
Кутищев покачал головой.
– Нет. Я так решил. Не забывай, что у меня воля посильнее твоей. Писать будешь ты, а я на это время стану начальником твоей охраны. Чтобы тебя никто не совратил.
Им удалось расположиться очень удобно, в том самом леске, который они видели с горы. Палатку поставили в тени двух деревьев, чуть на взгорке, так, чтобы было видно море. Перед входом имелась лужайка с выгоревшей на солнце травой, довольно чистая.
– Вам повезло, – сказал пожилой мужчина, сосед. – Вторник. А в субботу тут не повернуться. Почитай, весь Краснодар и Новороссийск здесь.
Мужчина говорил, высунувшись из своей одноместной, видавшей виды палатки, и был очень похож на выглядывавшего из норы суслика. Кроме него в этой палатке как-то ухитрялись помещаться крупная, с ухватками мужчины, дочка и молодая, по сравнению с мужем, мать. Семья оказалась очень хозяйственной. У них было все, что только надо для семейного «дикаря». Возле палатки ровно гудели два примуса с блестевшими кастрюлями.
– Родник здесь неподалеку, – сообщил пожилой мужчина, которому, видно, было скучно. – Вода чистая. И умыться, и для питья пригодная.
Друзья помылись до пояса в ручье. В двух местах из берега били холодные ключи, огороженные камнями, и оттуда вполне можно было брать воду для питья.
У пожилого мужчины даже оказались маленький тяжелый утюг и складная самодельная доска для глажения. Они нагрели утюг на своем примусе и через тряпочку, которую любезно предоставил тот же сосед, отутюжили брюки и слегка подгладили белые нейлоновые рубашки. Затем попросили присмотреть соседа за палаткой, на что тот охотно согласился, и пошли осматривать поселок.
Был уже вечер. С гор на поселок легла тень, из тени проступали кое-где звезды, а в густых, буйно цветущих и приторно пахнущих бульварах пробовали голос цикады. Но на край пляжа еще падало красное солнце, и там купались и делали гимнастические упражнения последние энтузиасты. По берегу ходила женщина и собирала в ведро мусор. Вдоль берега стояли большие железные урны, и женщина складывала мусор туда. И вообще пляж, особенно сейчас, в момент захода солнца, казался чистым, с ровным белые песком, кое-где пересыпанным тоже чистыми белыми камнями.
Здание из стекла действительно оказалось кафе. В нем было всего несколько человек: женщина, кормящая за одним из столиков ребенка, и четверо мужчин, которые спорили у буфетной стойки. На стойке лежал нарезанный на газете сыр, стояли кружки с пивом, пустые стаканы, капельки на стенках которых указывали на то, что там недавно была водка.
– По стаканчику? – предложил Кутищев.
– Нет.
– За благополучное прибытие и начало написания романа.
– Нет Я зарок дал. Пока не кончу.
– Даже пива?
– Даже пива.
– Я твой начальник охраны, я разрешаю.
– Пей, если хочешь.
– Ну и ну. Я вижу, ты скоро в воле превзойдешь меня. Протопать столько по горам и не выпить пива. Ладно, тоже отказываюсь в знак солидарности.
Они перекусили, вышли из кафе и не спеша побрели по поселку. Он оказался совсем маленьким Несколько зеленых улочек с небольшими домиками, огороды постепенно уходили в близкие горы, и в конце огородов уже белели валуны, очевидно, после не совсем давнишнего землетрясения; дощатый кинотеатр с забитыми окнами и табличкой на дверях «Ремонт», небольшая автостанция с десятком автобусов, ожидающих пассажиров, еще одно кафе, старинное, в виде сакли, которое, видно, охотно посещалось, потому что оттуда несся гул довольно многочисленной группы; больница, аптека, крохотный газетный киоск со странной надписью «Открыт по понедельникам», три бульвара, по которым прогуливались кучки отдыхающих и местной молодежи…
Самой оживленной частью поселка была автомагистраль, которая связывала Новороссийск с Сочи. По ней, сигналя без особой нужды, видимо, так, ради развлечения после долгой дороги, неслись стремительные нахальные такси, мощно, солидно проплывали гиганты автобусы, сияя светом окон, в которые сонно глядели пассажиры: что это там еще за дыра? Возле автостанции был центр. Там на скамейках сидела компания зеленой молодежи, грубо шутила, неестественно хохоча. Забытый в траве, развлекал сам себя приемник.
…трутся спиной медведи
О земную ось.
Тра-ля ля-ля-л-я-я
Тра-ля-ля-ля-л-я-я.
– То, что надо, – сказал Глорский.
Они вернулись к палатке. Сосед разжег костер. Дочь при его свете зубрила английские слова. Мать возилась возле по-прежнему гудевших примусов.
– К нашему шалашу.
– Мы уже перекусили.
– В кафе?
– Ага…
– Готовят неплохо, но дорого Мы сами питаемся, да и вкусней, с дымком-то.
Соседу было скучно. Он приставал к Глорскому и Кутищеву до тех пор, пока те не сели к костру. Кулеш с салом и компот на третье были действительно хороши. За ужином сосед рассказал, что он работает слесарем в Архангельске, проработал уже двадцать лет, но в «человеческом отпуске» еще ни разу не был: то семейные дела, то родственники рождаются, женятся и умирают, а их у него пропасть, и все очень обидчивые. А в этом году дочка поступает в институт, за ней глаз да глаз нужен, потому что девка очень слабовольная и ленивая, а потому они с женой на этот раз плюнули на все, подсобрали деньжат и махнули на юг. В прошлом году здесь отдыхал знакомый и очень ему понравилось: дешево и сердито.
– А сами-то вы кто будете?
– Журналисты.
– Журналисты, – в голосе соседа было недоверие. – Журналисты в палатках не живут. Все больше по курортам. У нас на заводе есть один, самый главный в газете, так замотался по курортам.
Сосед поскучнел, стал меньше разговаривать и вскоре отправил свою семью спать. Они по одному залезли в одноместную палатку, похожие на сусликов, предварительно убрав туда всю посуду и примусы.
Костер догорел, и небо стало ярче и чище. Монотонный гул доносился с моря. Оттуда тянуло запахом гниющих водорослей. Сосед рассказал, что недавно был шторм и «травы выбросило пропасть» и даже одного дельфина.
– То, что надо, – сказал Глорский.
* * *
Все остальные дни были похожи один на другой. Друзья вставали рано, когда солнце еще не успевало высушить траву и кусты, и, ежась, бежали к роднику умываться. Чистили зубы, растирали мокрые, в пупырышках тела сухими полотенцами, делали несколько согревающих упражнений. Вода в ручье не была особенно холодной, если купаться выше родников, потому что ручей бежал по ущелью издалека, а там солнце вставало раньше и успевало немного нагреть воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Ну хватит! В самом деле. Нагнал тоски! Ты хороший, добротный писатель. В лучших русских классических традициях. Понял? Пишем роман вместе, и никаких гвоздей! У нас счастливое сочетание. У меня – выдумывать всякие штуки, чтобы глушить читателя. У тебя – усидчивость, детальное описание, все такое разное, чтобы дать ему отдохнуть.
Кутищев покачал головой.
– Нет. Я так решил. Не забывай, что у меня воля посильнее твоей. Писать будешь ты, а я на это время стану начальником твоей охраны. Чтобы тебя никто не совратил.
Им удалось расположиться очень удобно, в том самом леске, который они видели с горы. Палатку поставили в тени двух деревьев, чуть на взгорке, так, чтобы было видно море. Перед входом имелась лужайка с выгоревшей на солнце травой, довольно чистая.
– Вам повезло, – сказал пожилой мужчина, сосед. – Вторник. А в субботу тут не повернуться. Почитай, весь Краснодар и Новороссийск здесь.
Мужчина говорил, высунувшись из своей одноместной, видавшей виды палатки, и был очень похож на выглядывавшего из норы суслика. Кроме него в этой палатке как-то ухитрялись помещаться крупная, с ухватками мужчины, дочка и молодая, по сравнению с мужем, мать. Семья оказалась очень хозяйственной. У них было все, что только надо для семейного «дикаря». Возле палатки ровно гудели два примуса с блестевшими кастрюлями.
– Родник здесь неподалеку, – сообщил пожилой мужчина, которому, видно, было скучно. – Вода чистая. И умыться, и для питья пригодная.
Друзья помылись до пояса в ручье. В двух местах из берега били холодные ключи, огороженные камнями, и оттуда вполне можно было брать воду для питья.
У пожилого мужчины даже оказались маленький тяжелый утюг и складная самодельная доска для глажения. Они нагрели утюг на своем примусе и через тряпочку, которую любезно предоставил тот же сосед, отутюжили брюки и слегка подгладили белые нейлоновые рубашки. Затем попросили присмотреть соседа за палаткой, на что тот охотно согласился, и пошли осматривать поселок.
Был уже вечер. С гор на поселок легла тень, из тени проступали кое-где звезды, а в густых, буйно цветущих и приторно пахнущих бульварах пробовали голос цикады. Но на край пляжа еще падало красное солнце, и там купались и делали гимнастические упражнения последние энтузиасты. По берегу ходила женщина и собирала в ведро мусор. Вдоль берега стояли большие железные урны, и женщина складывала мусор туда. И вообще пляж, особенно сейчас, в момент захода солнца, казался чистым, с ровным белые песком, кое-где пересыпанным тоже чистыми белыми камнями.
Здание из стекла действительно оказалось кафе. В нем было всего несколько человек: женщина, кормящая за одним из столиков ребенка, и четверо мужчин, которые спорили у буфетной стойки. На стойке лежал нарезанный на газете сыр, стояли кружки с пивом, пустые стаканы, капельки на стенках которых указывали на то, что там недавно была водка.
– По стаканчику? – предложил Кутищев.
– Нет.
– За благополучное прибытие и начало написания романа.
– Нет Я зарок дал. Пока не кончу.
– Даже пива?
– Даже пива.
– Я твой начальник охраны, я разрешаю.
– Пей, если хочешь.
– Ну и ну. Я вижу, ты скоро в воле превзойдешь меня. Протопать столько по горам и не выпить пива. Ладно, тоже отказываюсь в знак солидарности.
Они перекусили, вышли из кафе и не спеша побрели по поселку. Он оказался совсем маленьким Несколько зеленых улочек с небольшими домиками, огороды постепенно уходили в близкие горы, и в конце огородов уже белели валуны, очевидно, после не совсем давнишнего землетрясения; дощатый кинотеатр с забитыми окнами и табличкой на дверях «Ремонт», небольшая автостанция с десятком автобусов, ожидающих пассажиров, еще одно кафе, старинное, в виде сакли, которое, видно, охотно посещалось, потому что оттуда несся гул довольно многочисленной группы; больница, аптека, крохотный газетный киоск со странной надписью «Открыт по понедельникам», три бульвара, по которым прогуливались кучки отдыхающих и местной молодежи…
Самой оживленной частью поселка была автомагистраль, которая связывала Новороссийск с Сочи. По ней, сигналя без особой нужды, видимо, так, ради развлечения после долгой дороги, неслись стремительные нахальные такси, мощно, солидно проплывали гиганты автобусы, сияя светом окон, в которые сонно глядели пассажиры: что это там еще за дыра? Возле автостанции был центр. Там на скамейках сидела компания зеленой молодежи, грубо шутила, неестественно хохоча. Забытый в траве, развлекал сам себя приемник.
…трутся спиной медведи
О земную ось.
Тра-ля ля-ля-л-я-я
Тра-ля-ля-ля-л-я-я.
– То, что надо, – сказал Глорский.
Они вернулись к палатке. Сосед разжег костер. Дочь при его свете зубрила английские слова. Мать возилась возле по-прежнему гудевших примусов.
– К нашему шалашу.
– Мы уже перекусили.
– В кафе?
– Ага…
– Готовят неплохо, но дорого Мы сами питаемся, да и вкусней, с дымком-то.
Соседу было скучно. Он приставал к Глорскому и Кутищеву до тех пор, пока те не сели к костру. Кулеш с салом и компот на третье были действительно хороши. За ужином сосед рассказал, что он работает слесарем в Архангельске, проработал уже двадцать лет, но в «человеческом отпуске» еще ни разу не был: то семейные дела, то родственники рождаются, женятся и умирают, а их у него пропасть, и все очень обидчивые. А в этом году дочка поступает в институт, за ней глаз да глаз нужен, потому что девка очень слабовольная и ленивая, а потому они с женой на этот раз плюнули на все, подсобрали деньжат и махнули на юг. В прошлом году здесь отдыхал знакомый и очень ему понравилось: дешево и сердито.
– А сами-то вы кто будете?
– Журналисты.
– Журналисты, – в голосе соседа было недоверие. – Журналисты в палатках не живут. Все больше по курортам. У нас на заводе есть один, самый главный в газете, так замотался по курортам.
Сосед поскучнел, стал меньше разговаривать и вскоре отправил свою семью спать. Они по одному залезли в одноместную палатку, похожие на сусликов, предварительно убрав туда всю посуду и примусы.
Костер догорел, и небо стало ярче и чище. Монотонный гул доносился с моря. Оттуда тянуло запахом гниющих водорослей. Сосед рассказал, что недавно был шторм и «травы выбросило пропасть» и даже одного дельфина.
– То, что надо, – сказал Глорский.
* * *
Все остальные дни были похожи один на другой. Друзья вставали рано, когда солнце еще не успевало высушить траву и кусты, и, ежась, бежали к роднику умываться. Чистили зубы, растирали мокрые, в пупырышках тела сухими полотенцами, делали несколько согревающих упражнений. Вода в ручье не была особенно холодной, если купаться выше родников, потому что ручей бежал по ущелью издалека, а там солнце вставало раньше и успевало немного нагреть воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35