ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Видишь, и для нас, кажется, оставили местечко, – сказал Ефимов, осторожно поворачивая вертолет вправо-влево и нащупывая лучами посадочных фар пригодное для приземления место.
– Не сядем, командир, – твердо сказал Голубов. – Если правее возьмешь – рубанем лопастями по хвостовой балке. Видишь, как она торчит.
– Вижу, не слепой.
– Левее – еще опасней, скалу заденешь.
– А мы хитрые и поэтому поступим просто – сядем в середке. Как думаешь?
– Разве что на одно колесо, – сказал молчавший до сих пор Коля Баран.
– Учись, Паша, – заметил с улыбкой Ефимов. – Молодой, а мыслит, как ЭВМ. Единственно верный вариант подсказывает.
Голубов помолчал, посмотрел на Ефимова, быстро затряс головой.
– Нет, командир. Вслепую, над пропастью, на одно колесо не сядешь. Это самоубийство.
Ефимов и сам понимал, что это самоубийство. Стоит им снизиться к выступу, как может сразу образоваться рваное вихревое кольцо, потому что часть воздушного потока из-под несущего винта свободно уйдет в пропасть, а часть ударит в камни и отраженно увеличит плотность, создавая опрокидывающий момент. При высоте около двух тысяч метров над уровнем моря тяжелый вертолет может перевернуться в воздушном потоке, как бумажный кораблик в водовороте.
– Что ты предлагаешь?
– Работать в режиме зависания.
«Нет, Паша, ты не все учел», – сказал про себя Ефимов и мягко предложил:
– Обсудим и быстренько подсчитаем. Где твой калькулятор, Коля? Есть? Давай. Сколько там раненых? Около двадцати?
– В режиме зависания больше десяти не возьмем, – жестко отметил Голубов. – За остальными – вторым рейсом.
– Это минус, Паша. Идем дальше. Время на погрузку и расход топлива?
Коля потюкал пальцем в клавиатуру калькулятора и показал выскочившие цифры.
– Не хватит на обратный путь.
– Это второй минус, Паша. А теперь ракету, Коля. В зенит. Посмотрим, что над нами.
В небо вертикально взвилась осветительная ракета и от ее дрожащего белого света на каменистый уступ, где лежал разбитый вертолет, упала густая тень от нависшей сверху скалы. Прямое зависание исключалось.
– Прав, командир, – вздохнул Голубов. – Это третий минус. Решай сам.
Ефимов прибавил обороты и начал круто набирать высоту. Вертолет задрожал, и, как показалось Ефимову, не столько от напряжения, сколько от многократно отразившихся в скалах звуков грохочущих двигателей. Ожила аварийная радиостанция.
– Сообщите, какое приняли решение? Нужны медикаменты и вода. Прием.
– Соблюдайте спокойствие, – сказал Ефимов. – Будем садиться.
– Зря, – сочувственно сказал голос в шлемофонах. – Погибнете.
Угадав расширение в каньоне по проступившим на фоне неба гребням забелевших гор, Ефимов стал набирать высоту кругами, так и быстрее, и экономичнее.
– Экипаж, слушай приказ, – сказал он, посмотрев на притихших товарищей. – Выбрасываем светящуюся авиабомбу и спускаемся на выступ левым колесом. Работаем в режиме полузависания. Думаю, что я смогу продержаться минут двадцать – тридцать. За это время вы переносите всех раненых в наш вертолет, и мы отваливаем. Вопросы?
– Всех? – удивленно вскинул брови Голубов.
– Решим на месте. – Ефимов не хотел спорить раньше времени, хотя не представлял, как сможет оставить здесь хотя бы одного нуждающегося в помощи человека. Бросив взгляд на прибор высоты, он сказал «Все, хватит» и кивком головы дал команду на сброс светящейся авиабомбы.
И сразу расступились заснеженные вершины, стальным отливом заблестели скалистые склоны, на дне ущелья засеребрилась ломаная лента бурлящей реки. «Запомнить широту и глубину каньона, все изгибы, – приказал себе Ефимов, – и так удержать в памяти, чтобы помнить и видеть в темноте». С противоположного склона яростно ударил пулемет. Цепочки трассеров стремительно потянулись к свету. «Как бабочки ночные на костер», – еще успел подумать Ефимов и уже в следующий миг все внимание переключил на снижение вертолета.
Уступ, на который он целил левым колесом, был хорошо высвечен и контрастно очерчен на фоне провала. Так же хорошо была высвечена и шершавая стена, в нескольких метрах от которой со снижением ввинчивался в морозный воздух прозрачный диск вращающихся лопастей. И уж не дай бог, чтобы воздушным потоком качнуло машину в сторону. Соприкосновение этого нарядного диска с угрюмым камнем высечет поминальный фейерверк.
«Ну, девочка моя, – попросил он мысленно Нину, – молись за своего Федюшкина. Помоги ему, вспомни…» И вслух сказал:
– Внимание, все замерли!
Вертолет просел рывком и стал крениться. Ефимов среагировал не только рычагом «шаг-газа», но одновременно и педалями и ручкой управления, и машина выровнялась, зависла. Чертовски хотелось передохнуть и осмотреться, но время работало против них: уже и о горючем следовало думать, и «фонарь» через несколько минут сгорит. Еще манипуляция и еще один короткий провал. На беспорядочно разбросанные острые камни упала резкая тень от вертолета. Еще несколько метров, и можно будет опереться хотя бы одним колесом, выровнять режим. Еще провал, еще остановочка, последняя.
– Командир, разреши, я выпрыгну и поруковожу, – попросил Голубое, – с земли виднее.
– Сидеть! – грубо оборвал его Ефимов, вслушиваясь в машину, как вслушиваются в работу собственного сердца. Почти неуловимым движением рук он снова снизил вертолет. До земли оставалось не более полуметра. – Вот теперь – вперед! И живо!
И как только Голубов и Баран выпрыгнули на камни, он мягко уменьшил режим и почти сразу почувствовал, что вертолет пружинисто ткнулся в скалу колесом. Ефимов ручкой поправил наклон конуса несущего винта, так, чтобы уравновесить крен, и выровнял машину. Через левый блистер увидел, как Голубов и Коля Баран вошли один за другим в грузовой отсек аварийного вертолета.
Вот они осторожно вынесли первого, перебинтованного прямо поверх летного комбинезона раненого, втащили в салон.
– Правый летчик! – крикнул Голубов. – Лейтенант Волков. В живот. Остеклением кабины.
– Сюда его! – жестом показал Ефимов.
Летчика приткнули у входа в кабину, надели на голову шлемофон – перекричать грохот двигателей и при полном здоровье не просто. Бледное лицо лейтенанта было измазано засохшей грязью, на потрескавшихся губах блестели сухие чешуйки лихорадки. Он все пытался облизнуть их, но разбухший язык не повиновался и клеился к губам, словно к промерзшему металлу.
– Пить, – попросил лейтенант, с трудом открыв глаза.
– Нельзя тебе пить, – сказал Ефимов, – потерпи. Скоро будем дома.
– Как вы сели? Здесь нельзя было сесть!
Ефимов улыбнулся.
– Если нельзя, но очень хочется, то можно.
Волков тоже попытался улыбнуться, но и губы его уже не слушались. Он только резко вытолкнул из груди воздух:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201