Во всяком случае, необычно расположенные отпечатки ваших пальцев найдены на опрокинутом стуле, на столе и на папках с документами.
Что такого необычного, подумал Моррис, в его отпечатках? А в каком, интересно, положении оставляли отпечатки на столе Фарук и Азедин? Его б не удивило, если и Бобо со своей невозможной Цуццолиной, или как ее там, забыли кое-где пару хорошеньких отпечатков, тоже не пальцев. Кстати, не мог ли Бобо выгнать эмигрантов оттого, что они его застали в недвусмысленной позе? Моррису было все трудней сосредоточиться на словах карабинера. – После этого вы положили труп синьора Позенато в его машину. Отъехав на небольшое расстояние, вы, возможно, оставили машину в каком-нибудь местном гараже. Затем вернулись на место преступления и убедившись, что о преступлении никто не успел узнать, позвонили в полицию из своего автомобиля. Это было в десять часов утра. На следующую ночь, покинув дом в Квинцано после того, как ваша жена уснула, вы вернулись к спрятанной машине и поехали избавляться от тела. Затем вернулись к месту, где ранее прятали машину убитого, пересели в свою и направились домой. Такова наша версия событий. Теперь я прошу вас либо подтвердить ее, либо опровергнуть.
Ну, допустим. Пока Моррис молчал.
– Смелее, синьор Дакфорс, сейчас ваше слово.
– Полковник Фендштейг, не надо меня подгонять. Если б на вас повисла еще парочка-другая нераскрытых преступлений, вы бы, наверное, и их с удовольствием приписали мне. Ну давайте же, вперед.
Тот помолчал, затем спокойно сказал:
– Обвинение очень серьезное, синьор Даквфрс. Я бы вас попросил отнестись к нему так же серьезно.
– Согласен.
Фендштейг оторвался от записей, но лишь затем, чтобы взглянуть в окно. На собеседника он по-прежнему не смотрел. Моррис вздохнул. На секунду ему захотелось взять в руки сигарету, даже затянуться. Кроме театрального эффекта и возможности потянуть время, был бы блестящий шанс показать, что руки ни капельки не дрожат. Да ничего у них нет на него! Одни сплошные домыслы, и то по большей части неверные. Что за аргумент: «спор, по всей вероятности, шел о наследстве Тревизанов». Вот еще! «Возможно, в местном гараже». Невозможно! Не говоря уже о том, что они не могли найти его отпечатков на стуле. Или они решили, будто Моррис такой дурак, что сразу кинется возражать: «Ничего подобного, я все вытер платком»?
– Полковник, а вы когда-нибудь общаетесь с вашими коллегами из городской полиции? Это бы и вам сэкономило время, и мне не пришлось бы вспоминать, кому и что я говорил.
– Синьор Дакфорс, я просил подтвердить или опровергнуть те факты, которые я вам только что зачитал.
– Как я объяснил вчера полиции, в ночь перед убийством Бобо уволил двух наших рабочих-иностранцев…
– Значит, вы признаете, что он был убит?
– Как? – Но Моррис уже понял, что совершил непростительную оплошность.
– Вам точно известно, что Роберто Позенато мертв?
Моррис, округлив глаза, удивленно взглянул на полковника. Он знал, как прозвучит его голос на магнитофонной ленте.
– Мне показалось, раз вы так уверенно говорите об убийстве, значит, уже нашли тело или еще какие-нибудь доказательства. – Он ждал дальнейших слов полковника, но неуверенность росла. Лед был так тонок, ступи на него – тут же станет ясно, что обратно хода нет. Моррис глубоко вдохнул, собираясь с мыслями. – Существует еще одно совершенно достоверное доказательство того, что эта парочка исчезла сразу после убийства. Вместе с ними из офиса пропала некоторая денежная сумма. Из сейфа за мусорной корзиной…
Фендштейг медлил, изучая бумаги. Моррис заставил себя терпеливо ждать. Полковник без зазрения совести демонстрировал отвратительную манеру не смотреть людям в глаза и не вступать с ними в личные разговоры. Вся штука в том, чтобы распознать очередную уловку и не попасться на нее.
– Разумеется, – отозвался наконец Фендштейг, переворачивая страницу, – разумеется, полиция передала нам информацию. Но этого недостаточно. Людей, о которых вы говорите, видели в последний раз, когда они покидали общежитие в пять часов утра. Между тем синьор Позенато разговаривал с несколькими рабочими, вышедшими в утреннюю смену в семь. В то время он был жив и здоров. Что касается денег, о них я впервые слышу от вас.
Однако же интересно, подумал Моррис: полиция не потрудилась сообщить дорогим коллегам не только о «черном» сейфе, но даже о звонке Бобо в девять часов. Он им звонил? На миг Моррис и сам засомневался, но потом снова почувствовал нетерпение. Баста. Пора кончать эти игры в вопросы-ответы и отправляться домой завтракать.
– Полковник Фендштейг, я, Моррис Дакворт, категорически отрицаю, что убил своего зятя Роберто Позенато, а также то, что находился с ним в плохих отношениях. Напротив, у нас были совершенно нормальные деловые отношения. В последние месяцы мы хорошо поработали на пару и имели все основания быть довольными друг другом. Я отрицаю, что из дома своей покойной тещи отправился сразу в офис. По дороге я заглянул в кафе в Квинцано, затем поехал на Вилла-Каритас, неподалеку от Квинто, где какое-то время провел в обществе одного из наших иностранных рабочих по имени Кваме. Все это имело место до того, как я приехал на фирму. И я категорически отрицаю, что вчера вечером занимался чем-либо, кроме своих личных дел.
Вот так, подумал Моррис. По крайней мере, до тех пор, пока они не расстараются найти что-то еще. Полковник вновь погрузился в долгое молчание, листая свои бумаги, разграфленные в дурацкую розовую линеечку. Окно слева от Морриса посветлело и стало матовым. Хлипкий зимний рассвет озарил силуэты машин и приземистого здания за ними. Что-то зацепило мысли в неизбежном убожестве этого места – серые линии в сером свете, ограниченное со всех сторон пространство, расчерченное на какие-то квадраты и треугольники, в которых его теперь пытаются запереть. Вдруг появился отчаянный страх. Для чего ему свобода? Чтобы колесить по предместьям, помогать эмигрантам, любоваться живописью, спать с женой, воспитывать ребенка. Какое они имеют право лишать Морриса всего этого? Едва дыша, он прошептал: «Мими!»
– Что такое? Вы хотите сообщить что-то еще?
– Нет, – затравленно ответил Моррис.
Фендштейг задумчиво прикусил тонкую губу.
– Ну что ж. Итак, во-первых: мы не имеем подтверждений, что вы заходили в кафе в Квинцано. Никто во всей деревне вообще не помнит вашего приезда в то утро. Во-вторых, свидетель, с которым, вы, возможно, общались некоторое время на Вилла-Каритас, также не подтверждает факт вашего разговора. Во всяком случае он не смог сказать, как долго вы беседовали и на какие темы. В-третьих, сведения о ваших весьма напряженных отношениях с синьором Позенато мы получили от вашей жены, от ее сестры и рабочих на заводе «Вина Тревизан».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Что такого необычного, подумал Моррис, в его отпечатках? А в каком, интересно, положении оставляли отпечатки на столе Фарук и Азедин? Его б не удивило, если и Бобо со своей невозможной Цуццолиной, или как ее там, забыли кое-где пару хорошеньких отпечатков, тоже не пальцев. Кстати, не мог ли Бобо выгнать эмигрантов оттого, что они его застали в недвусмысленной позе? Моррису было все трудней сосредоточиться на словах карабинера. – После этого вы положили труп синьора Позенато в его машину. Отъехав на небольшое расстояние, вы, возможно, оставили машину в каком-нибудь местном гараже. Затем вернулись на место преступления и убедившись, что о преступлении никто не успел узнать, позвонили в полицию из своего автомобиля. Это было в десять часов утра. На следующую ночь, покинув дом в Квинцано после того, как ваша жена уснула, вы вернулись к спрятанной машине и поехали избавляться от тела. Затем вернулись к месту, где ранее прятали машину убитого, пересели в свою и направились домой. Такова наша версия событий. Теперь я прошу вас либо подтвердить ее, либо опровергнуть.
Ну, допустим. Пока Моррис молчал.
– Смелее, синьор Дакфорс, сейчас ваше слово.
– Полковник Фендштейг, не надо меня подгонять. Если б на вас повисла еще парочка-другая нераскрытых преступлений, вы бы, наверное, и их с удовольствием приписали мне. Ну давайте же, вперед.
Тот помолчал, затем спокойно сказал:
– Обвинение очень серьезное, синьор Даквфрс. Я бы вас попросил отнестись к нему так же серьезно.
– Согласен.
Фендштейг оторвался от записей, но лишь затем, чтобы взглянуть в окно. На собеседника он по-прежнему не смотрел. Моррис вздохнул. На секунду ему захотелось взять в руки сигарету, даже затянуться. Кроме театрального эффекта и возможности потянуть время, был бы блестящий шанс показать, что руки ни капельки не дрожат. Да ничего у них нет на него! Одни сплошные домыслы, и то по большей части неверные. Что за аргумент: «спор, по всей вероятности, шел о наследстве Тревизанов». Вот еще! «Возможно, в местном гараже». Невозможно! Не говоря уже о том, что они не могли найти его отпечатков на стуле. Или они решили, будто Моррис такой дурак, что сразу кинется возражать: «Ничего подобного, я все вытер платком»?
– Полковник, а вы когда-нибудь общаетесь с вашими коллегами из городской полиции? Это бы и вам сэкономило время, и мне не пришлось бы вспоминать, кому и что я говорил.
– Синьор Дакфорс, я просил подтвердить или опровергнуть те факты, которые я вам только что зачитал.
– Как я объяснил вчера полиции, в ночь перед убийством Бобо уволил двух наших рабочих-иностранцев…
– Значит, вы признаете, что он был убит?
– Как? – Но Моррис уже понял, что совершил непростительную оплошность.
– Вам точно известно, что Роберто Позенато мертв?
Моррис, округлив глаза, удивленно взглянул на полковника. Он знал, как прозвучит его голос на магнитофонной ленте.
– Мне показалось, раз вы так уверенно говорите об убийстве, значит, уже нашли тело или еще какие-нибудь доказательства. – Он ждал дальнейших слов полковника, но неуверенность росла. Лед был так тонок, ступи на него – тут же станет ясно, что обратно хода нет. Моррис глубоко вдохнул, собираясь с мыслями. – Существует еще одно совершенно достоверное доказательство того, что эта парочка исчезла сразу после убийства. Вместе с ними из офиса пропала некоторая денежная сумма. Из сейфа за мусорной корзиной…
Фендштейг медлил, изучая бумаги. Моррис заставил себя терпеливо ждать. Полковник без зазрения совести демонстрировал отвратительную манеру не смотреть людям в глаза и не вступать с ними в личные разговоры. Вся штука в том, чтобы распознать очередную уловку и не попасться на нее.
– Разумеется, – отозвался наконец Фендштейг, переворачивая страницу, – разумеется, полиция передала нам информацию. Но этого недостаточно. Людей, о которых вы говорите, видели в последний раз, когда они покидали общежитие в пять часов утра. Между тем синьор Позенато разговаривал с несколькими рабочими, вышедшими в утреннюю смену в семь. В то время он был жив и здоров. Что касается денег, о них я впервые слышу от вас.
Однако же интересно, подумал Моррис: полиция не потрудилась сообщить дорогим коллегам не только о «черном» сейфе, но даже о звонке Бобо в девять часов. Он им звонил? На миг Моррис и сам засомневался, но потом снова почувствовал нетерпение. Баста. Пора кончать эти игры в вопросы-ответы и отправляться домой завтракать.
– Полковник Фендштейг, я, Моррис Дакворт, категорически отрицаю, что убил своего зятя Роберто Позенато, а также то, что находился с ним в плохих отношениях. Напротив, у нас были совершенно нормальные деловые отношения. В последние месяцы мы хорошо поработали на пару и имели все основания быть довольными друг другом. Я отрицаю, что из дома своей покойной тещи отправился сразу в офис. По дороге я заглянул в кафе в Квинцано, затем поехал на Вилла-Каритас, неподалеку от Квинто, где какое-то время провел в обществе одного из наших иностранных рабочих по имени Кваме. Все это имело место до того, как я приехал на фирму. И я категорически отрицаю, что вчера вечером занимался чем-либо, кроме своих личных дел.
Вот так, подумал Моррис. По крайней мере, до тех пор, пока они не расстараются найти что-то еще. Полковник вновь погрузился в долгое молчание, листая свои бумаги, разграфленные в дурацкую розовую линеечку. Окно слева от Морриса посветлело и стало матовым. Хлипкий зимний рассвет озарил силуэты машин и приземистого здания за ними. Что-то зацепило мысли в неизбежном убожестве этого места – серые линии в сером свете, ограниченное со всех сторон пространство, расчерченное на какие-то квадраты и треугольники, в которых его теперь пытаются запереть. Вдруг появился отчаянный страх. Для чего ему свобода? Чтобы колесить по предместьям, помогать эмигрантам, любоваться живописью, спать с женой, воспитывать ребенка. Какое они имеют право лишать Морриса всего этого? Едва дыша, он прошептал: «Мими!»
– Что такое? Вы хотите сообщить что-то еще?
– Нет, – затравленно ответил Моррис.
Фендштейг задумчиво прикусил тонкую губу.
– Ну что ж. Итак, во-первых: мы не имеем подтверждений, что вы заходили в кафе в Квинцано. Никто во всей деревне вообще не помнит вашего приезда в то утро. Во-вторых, свидетель, с которым, вы, возможно, общались некоторое время на Вилла-Каритас, также не подтверждает факт вашего разговора. Во всяком случае он не смог сказать, как долго вы беседовали и на какие темы. В-третьих, сведения о ваших весьма напряженных отношениях с синьором Позенато мы получили от вашей жены, от ее сестры и рабочих на заводе «Вина Тревизан».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82