Он подождал, поразившись, что не испытывает даже качки, хотя как одолеть следующий вал, пока было неизвестно. Моррис, как всегда, ничего не планировал. Но в этом и крылся его дар.
Мими была рядом.
– Бобо, то есть мой партнер, синьор Позенато, в последнее время производил впечатление человека… ну, скажем так, недовольного жизнью. Он во всем подозревал подвох, постоянно и беспричинно выходил из себя. Видимо, опасался, что близкая смерть синьоры Тревизан обречет его на жалкое, как ему казалось, существование менеджера третьеразрядной фирмы, на расширение которой практически не было шансов. И хотя, – Моррис понизил голос, не отрывая глаз от ширмы, словно мог пронзить ее взглядом и обнаружить подслушивающую Антонеллу, – хотя при предыдущих беседах я это отрицал из тех соображений, о которых уже вам сказал, у меня есть причины подозревать… хотя, конечно, нет стопроцентной уверенности… В общем, Бобо больше всего нервничал из-за того, что у него была другая!
Фендштейг потирал подбородок, судя по всему, ожидая от Морриса очередной выходки, как только что с Дионизио.
– По правде сказать, Бобо регулярно отправлялся на завод, или, точнее, в свой офис по ночам. Да-да, срывался прямо среди ночи. Иной раз он казался раздраженным и озабоченным, вел себя с людьми слишком развязно или просто по-хамски, а те не могли понять, в чем дело. Отсюда нелепые слухи о наших ссорах.
– Синьор Дакфорс, простите, что перебиваю, но это все лишь субъективные впечатления, которые очень легко высказать и слишком сложно проверить.
– Если нужны доказательства, – не сдавался Моррис, – их несложно найти. Например, покупка сторожевого пса вполне могла быть связана с желанием обезопаситься во время свиданий в офисе. – Отличная идея! – Возможно, поэтому Бобо принял в штыки мое предложение ввести на заводе ночную смену. Я сейчас просто излагаю вкратце то, что уже давно подозревал…
Он еще и сам понятия не имел, о чем собирается поведать полковнику, но был абсолютно убежден: стоит лишь открыть рот, и все сразу станет ясно.
– Впервые я задумался после того, как инспектор – он ведь, кажется, инспектор, а то я вечно путаю? – Марангони рассказал об анонимном звонке в полицию, из которого следовало, что с Бобо случилось нечто нехорошее, но он это заслужил. А когда я узнал, что собаку пытались отравить, подозрения перешли в уверенность.
Он дважды решительно кивнул, превозмогая боль, как человек, высказавший все до конца и сам убедившийся, что это правда.
– И вот, когда я увидал, как бесится пес, я пришел к окончательному выводу. И поделился бы с вами своими сомнениями – хочу сказать, полковник, я и сам сильно сомневался в виновности эмигрантов, как бы плохо они себя ни вели до этого, – да, я бы обязательно все вам рассказал, если бы не выяснилось, что Бобо уже решил эту проблему, отправив письмо.
Балансируя на грани обморока и экстаза, Моррис вдруг понял, что пыталась донести до него Мими уже несколько дней подряд: тело не найдут никогда. Это его самый важный козырь. Раз тела нет, значит, можно выдвигать любые версии.
– Mi scusi, – перебил Фендштейг, на сей раз с намеком на тревожное любопытство, пусть и под покровом сарказма. – Простите, вы что, собственно, имеете в виду?
Резонный вопрос.
– Бобо все сам подстроил, чтобы сбежать с любовницей, – на ходу придумал Моррис. И затем, словно сука, разрешившаяся от бремени в долгих и трудных родах, принялся вылизывать свое произведение, одновременно умиляясь и не веря глазам. – Посудите сами, полковник, тело не найдено, даже машина исчезла без следа… – Моррис кропотливо обставлял новую выдумку деталями, будучи заранее уверен, что любая из них придется к месту. Иначе Мими запретила бы ему так говорить, разве нет? – Ведь на самом-то деле, полковник, единственным указанием, что в офисе случилось нечто ужасное, остается погром. Да еще немного крови, которая могла принадлежать кому угодно, и прерванный звонок в полицию, что также несложно устроить. Затем анонимное сообщение по телефону, и наконец, письмо о выкупе, которое, как вы понимаете, тоже мог сочинить сам Бобо. Он, как я уже сказал, был очень милый человек… до этой истории, я имею в виду. И, наверное, не смог бы допустить, чтоб за его мнимое убийство осудили невиновных… Но больше всего меня убеждает, – подытожил Моррис, сам еще не зная, почему, – попытка отравить пса.
– Ах, – вздохнул Фендштейг, – так значит, вы теперь собрались объяснить мне, зачем понадобилось травить собаку. Очень, очень впечатляюще, синьор Дакфорс. – Но глаза полковника опасно сузились.
– Ну, замышляя бегство, Бобо, – Моррис начал долгий и извилистый подъем в гору, отнюдь не уверенный, предстоит ли одолеть одну-единственную вершину, или за ней откроется целая гряда, – не мог предвидеть, что придется сочинять это письмо о выкупе и все другие, которые, несомненно, еще последуют. Откуда ему было знать, что полиция, как вы справедливо заметили, сделает глупость – арестует несчастных эмигрантов на основании ничтожных косвенных улик. – Из элементарной вежливости Моррис не упомянул, что кто-то другой оказался настолько туп, чтобы заподозрить даже его. Чего, разумеется, Бобо также предусмотреть не мог. – Ну вот, а в офисе у него хранилась папка, озаглавленная, если память мне не изменяет… да-да, «Тревизан, Массимина» – она просто стояла на полке, на виду. – Моррис вобрал в себя воздух. – В ней, как можно догадаться, находилась подшивка документов, связанных с пропажей Массимины. Понимаете, о чем я толкую?
Фендштейг не понимал.
– Если человек, пославший последнее письмо, – Моррис с удивлением открывал все новые зерна истины в собственных словах, – не похищал Массимину, а так, скорей всего, и есть: зачем настоящему преступнику снова привлекать к себе внимание, повторяя уже известную уловку? – значит, этот человек имел свободный доступ к старым посланиям. Бобо, как я уже говорил, держал их в офисе, поскольку в той трагической истории официально представлял семью Тревизанов. И, замечу кстати, игнорировал при этом все добрые советы, которые я ему давал. Думаю, папку вы обнаружите на месте, но писем о выкупе там уже нет. Бобо понадобилось их забрать, чтобы использовать как образец для послания, которое отправил он сам!
Фендштейг вытаращил на него из-под очков такие же стеклянные глаза. По крайней мере, теперь Моррис мог быть уверен: карабинеры не нашли писем в его пальто. Но их нашел кто-то другой, и вовсе не Бобо.
– А собака? – спросил полковник.
Моррис открыл было рот, но тут Массимина, кажется, его покинула. Господи Иисусе, зачем, в самом деле, Цыплаку было убивать эту тварь?
– Так как насчет собаки? – повторил Фендштейг.
– Ну, не мог же он рисковать, проникнув в офис самолично, – нашелся Моррис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82