Поскольку изображение сохранилось лишь частично, использование столь ярких красок казалось неуместным. Бедра отъехали куда-то совсем в сторону, словно тело вырезали по кусочку из журналов, что так любил его папочка. И Кваме. С легкой улыбкой Моррис опустил глаза и заговорил. Видите ли, между полицией и карабинерами, похоже, существует нечто вроде соревнования – кто из них быстрей схватит преступника. А поскольку Моррис не стал объяснять, где он провел ночь, полковник Фендштейг произвел задержание. Так как Моррис и дальше отказывался отвечать на этот вопрос, считая его сугубо личным делом, его отправили в следственную тюрьму. Фендштейг полагал, что коль скоро Моррис вернулся домой только в третьем часу, он мог за это время избавиться от тела Бобо. В конечном счете, после недель, проведенных в заключении, все разъяснилось при содействии его психоаналитика, потому что сам Моррис ни за что бы не признался. После этого Фендштейг был вынужден его освободить.
– Хотя, должен вам сообщить, – продолжал Моррис, – ибо если этого не сделаю я, то обязательно напомнит синьор адвокат, полковник Фендштейг продолжает считать меня виновным в исчезновении Бобо. Он сказал, что просто ждет, пока будет доказано мое преступление. Вот в такой атмосфере я прожил весь последний месяц и, смею вас заверить, это очень изматывает.
Его заявление, само собой, вызвало ропот в аудитории. Наверняка многих в зале восхитили его мужество и откровенность. Но адвокат был хитер.
– Так может быть, теперь, ми-истер Дэкуорс, вы поведаете и суду, чем же все-таки занимались в ту ночь?
Впервые за все заседание на исполосованном лице появилось беспокойство.
– Синьоры судьи, вы все прочли полицейские рапорты. Вам известно, что я рассказал психоаналитику. Более того, я счел возможным поделиться с ним только по совету своего духовника. Неужто я обязан еще раз повторить это перед всеми? Разве я не имею права на молчание?
Пожилой судья и пристяжные барышни сдвинулись теснее. Прядь высветленных волос упала на щеку, но Моррис уловил быстрый взгляд в его сторону.
– Право на молчание, – в конце концов провозгласил председательствующий, – распространяется лишь на сведения, которые могут быть использованы против вас или членов вашей семьи. Здесь случай не тот. Посему ваше молчание будет расцениваться как неуважение к суду. Суд, несомненно, желает услышать, хотя бы с той целью, дабы развеять домыслы на сей счет, где вы находились в указанное время. Этого будет достаточно. Вопрос, чем именно вы там занимались, я отвожу как несущественный.
Торопливо и сбивчиво, словно желая скорее завершить испытание, Моррис заговорил:
– Я был на кладбище, плакал над гробом девушки, которую любил. Гроб тогда как раз выставили из семейного склепа, чтобы подготовить погребение матери.
Вновь по залу суда пробежал ропот. Моррис напряженно вглядывался в потолок. Все видели, что он переживает сильнейшее из возможных унижений, и готов дорогой ценой оплатить свою свободу.
Обождав, пока шум утихнет, адвокат негромко спросил:
– И вы ждете, что мы вам поверим?
– А если вы ждете, что я серьезно отнесусь к подобным вопросам, то вы просто наглец! – очень убедительно рявкнул Моррис, но тут же снова взял себя в руки. – Простите, я понимаю, что вы стараетесь для блага ваших клиентов, к которым я питаю искреннюю симпатию… – Ох, до чего любят итальянцы этакую выспренность. – Увы, после гибели Массимины я не могу отделаться от мысли, что потерял счастье всей своей жизни. Иногда такое чувство, будто она бросила меня, оставила в одиночестве. Я все время мысленно разговариваю с ней, словно она где-то рядом, опекает меня и руководит моими поступками. Кто знает, возможно, она одна и позволяла мне выдерживать то, что я могу охарактеризовать как во всех отношениях бесплодный брак.
Моррис посмотрел судье прямо в глаза и подумал: ничто так не помогает завоевать доверие, как способность публично признавать неприятные вещи. Кто бы усомнился. Его искренность была неподдельной. И в это время он услышал шепот: «Morri, grazie, grazie. Спасибо, что сказал при всех – ты любишь только меня».
По понятным причинам адвокат был раздражен.
– Мистер Дэкуорс, позвольте обратить ваше внимание, что по сравнению с – людьми, которых обвиняют в похищении или убийстве синьора Позенато, вы имели неизмеримо больше возможностей расправиться с родственником, отогнать машину с телом, а вернувшись, вызвать полицию. И затем, уже ночью, избавиться от трупа и машины, а только потом, сидя в тюрьме, продумать весь этот фарс с оплакиванием умершей возлюбленной. Трех недель для такого хватило бы с лихвой.
Вновь по залу суда пробежал взволнованный шепоток. Обвиняемые, судя по всему, с трудом понимали, о чем речь. Азедин грыз ногти.
– Именно такова, как я уже говорил, версия полковника Фендштейга. Хоть я и не совсем понимаю, каким образом мне удалось бы убрать машину и избавиться от тела без сообщников.
Адвокат начал было снова, но Моррис его перебил:
– Однако должен заметить, к чести полковника, что имеющихся улик, как против обвиняемых – не считая окровавленного ножа, – так и против меня, настолько недостаточно, что я удивляюсь, как вообще дело дошло до суда. В конце концов, можно рассматривать, хотя бы чисто условно, и другие версии. Скажем, что Бобо похитил или убил муж его любовницы, – если бы еще знать, кто это. Или что Бобо сам перевернул офис вверх дном и сбежал с подругой. Я хочу сказать, ведь ни тело, ни машина так и не найдены, и как можно судить кого-то…
– Позвольте, синьор Дакворт, – мягко вмешался пожилой судья, – вы здесь присутствуете в качестве свидетеля, а не для того, чтобы делиться собственными предположениями или догадками.
– Прошу прощения, господин судья, – Моррис был само смирение. – Я пытался объяснить, что вынужден защищать себя, но вовсе не желаю, чтобы этих парней посадили по ошибке.
Адвокат резко повернулся к судьям.
– Ваша честь, перейдем к рассмотрению дела. Я сейчас попытаюсь показать не только то, что улики против моих клиентов явно недостаточны. Но также и то, что если все же совершилось убийство, преступником является не кто иной, как синьор Дэкуорс, имевший для этого не только целый ряд мотивов, но и неограниченные возможности. Разумеется, как признал сам синьор Дэкуорс, он не смог бы действовать в одиночку. В связи с этим резонно предположить, что сообщником был высокий негр, известный под именем Кваме, который впоследствии погиб вместе с Паолой Тревизан, женой синьора Дэкуорса. Свидетель признает, что разговаривал с Кваме на так называемой Вилла-Каритас сразу перед тем, как поехать в офис. Где находился и что делал упомянутый Кваме в течение последующих двух часов, нам неизвестно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
– Хотя, должен вам сообщить, – продолжал Моррис, – ибо если этого не сделаю я, то обязательно напомнит синьор адвокат, полковник Фендштейг продолжает считать меня виновным в исчезновении Бобо. Он сказал, что просто ждет, пока будет доказано мое преступление. Вот в такой атмосфере я прожил весь последний месяц и, смею вас заверить, это очень изматывает.
Его заявление, само собой, вызвало ропот в аудитории. Наверняка многих в зале восхитили его мужество и откровенность. Но адвокат был хитер.
– Так может быть, теперь, ми-истер Дэкуорс, вы поведаете и суду, чем же все-таки занимались в ту ночь?
Впервые за все заседание на исполосованном лице появилось беспокойство.
– Синьоры судьи, вы все прочли полицейские рапорты. Вам известно, что я рассказал психоаналитику. Более того, я счел возможным поделиться с ним только по совету своего духовника. Неужто я обязан еще раз повторить это перед всеми? Разве я не имею права на молчание?
Пожилой судья и пристяжные барышни сдвинулись теснее. Прядь высветленных волос упала на щеку, но Моррис уловил быстрый взгляд в его сторону.
– Право на молчание, – в конце концов провозгласил председательствующий, – распространяется лишь на сведения, которые могут быть использованы против вас или членов вашей семьи. Здесь случай не тот. Посему ваше молчание будет расцениваться как неуважение к суду. Суд, несомненно, желает услышать, хотя бы с той целью, дабы развеять домыслы на сей счет, где вы находились в указанное время. Этого будет достаточно. Вопрос, чем именно вы там занимались, я отвожу как несущественный.
Торопливо и сбивчиво, словно желая скорее завершить испытание, Моррис заговорил:
– Я был на кладбище, плакал над гробом девушки, которую любил. Гроб тогда как раз выставили из семейного склепа, чтобы подготовить погребение матери.
Вновь по залу суда пробежал ропот. Моррис напряженно вглядывался в потолок. Все видели, что он переживает сильнейшее из возможных унижений, и готов дорогой ценой оплатить свою свободу.
Обождав, пока шум утихнет, адвокат негромко спросил:
– И вы ждете, что мы вам поверим?
– А если вы ждете, что я серьезно отнесусь к подобным вопросам, то вы просто наглец! – очень убедительно рявкнул Моррис, но тут же снова взял себя в руки. – Простите, я понимаю, что вы стараетесь для блага ваших клиентов, к которым я питаю искреннюю симпатию… – Ох, до чего любят итальянцы этакую выспренность. – Увы, после гибели Массимины я не могу отделаться от мысли, что потерял счастье всей своей жизни. Иногда такое чувство, будто она бросила меня, оставила в одиночестве. Я все время мысленно разговариваю с ней, словно она где-то рядом, опекает меня и руководит моими поступками. Кто знает, возможно, она одна и позволяла мне выдерживать то, что я могу охарактеризовать как во всех отношениях бесплодный брак.
Моррис посмотрел судье прямо в глаза и подумал: ничто так не помогает завоевать доверие, как способность публично признавать неприятные вещи. Кто бы усомнился. Его искренность была неподдельной. И в это время он услышал шепот: «Morri, grazie, grazie. Спасибо, что сказал при всех – ты любишь только меня».
По понятным причинам адвокат был раздражен.
– Мистер Дэкуорс, позвольте обратить ваше внимание, что по сравнению с – людьми, которых обвиняют в похищении или убийстве синьора Позенато, вы имели неизмеримо больше возможностей расправиться с родственником, отогнать машину с телом, а вернувшись, вызвать полицию. И затем, уже ночью, избавиться от трупа и машины, а только потом, сидя в тюрьме, продумать весь этот фарс с оплакиванием умершей возлюбленной. Трех недель для такого хватило бы с лихвой.
Вновь по залу суда пробежал взволнованный шепоток. Обвиняемые, судя по всему, с трудом понимали, о чем речь. Азедин грыз ногти.
– Именно такова, как я уже говорил, версия полковника Фендштейга. Хоть я и не совсем понимаю, каким образом мне удалось бы убрать машину и избавиться от тела без сообщников.
Адвокат начал было снова, но Моррис его перебил:
– Однако должен заметить, к чести полковника, что имеющихся улик, как против обвиняемых – не считая окровавленного ножа, – так и против меня, настолько недостаточно, что я удивляюсь, как вообще дело дошло до суда. В конце концов, можно рассматривать, хотя бы чисто условно, и другие версии. Скажем, что Бобо похитил или убил муж его любовницы, – если бы еще знать, кто это. Или что Бобо сам перевернул офис вверх дном и сбежал с подругой. Я хочу сказать, ведь ни тело, ни машина так и не найдены, и как можно судить кого-то…
– Позвольте, синьор Дакворт, – мягко вмешался пожилой судья, – вы здесь присутствуете в качестве свидетеля, а не для того, чтобы делиться собственными предположениями или догадками.
– Прошу прощения, господин судья, – Моррис был само смирение. – Я пытался объяснить, что вынужден защищать себя, но вовсе не желаю, чтобы этих парней посадили по ошибке.
Адвокат резко повернулся к судьям.
– Ваша честь, перейдем к рассмотрению дела. Я сейчас попытаюсь показать не только то, что улики против моих клиентов явно недостаточны. Но также и то, что если все же совершилось убийство, преступником является не кто иной, как синьор Дэкуорс, имевший для этого не только целый ряд мотивов, но и неограниченные возможности. Разумеется, как признал сам синьор Дэкуорс, он не смог бы действовать в одиночку. В связи с этим резонно предположить, что сообщником был высокий негр, известный под именем Кваме, который впоследствии погиб вместе с Паолой Тревизан, женой синьора Дэкуорса. Свидетель признает, что разговаривал с Кваме на так называемой Вилла-Каритас сразу перед тем, как поехать в офис. Где находился и что делал упомянутый Кваме в течение последующих двух часов, нам неизвестно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82