«В каком смысле?» – потребовал ответа Моррис. Его нетерпение росло. После целой недели бездействия каждая секунда казалась на вес золота. Он должен, должен наконец знать, что с его пальто! Нельзя допустить ни малейших подозрений на свой счет.
«Кожа может сильно висеть. Она очень серьезная». Моррис только пожал плечами. Нетрудно было догадаться, что спорить здесь не приходится.
Но вдруг он понял, что отчаянно, даже злорадно жаждет видеть, как воспримут люди его нынешнее, и впрямь чудовищное лицо. Моррис, во всяком случае, с наслаждением вынесет свой приговор ближним, да и любопытно узнать, насколько он был прав или не прав, доверяясь им. Так что, поболтав с Дионизио о том, насколько удобнее стали пригородные поезда с тех пор, как двери могут открывать сами пассажиры, Моррис дождался, пока придурковатый санитар удалится, достал из шкафчика свои вещи, переоделся в загаженном туалете и благополучно покинул больницу ровно на девяносто шесть часов раньше, чем кто-либо мог ожидать.
Пока все шло как надо. Первым делом он взял такси до центра, а там устроился за одним из столиков, превративших Пьяцца-Бра в подобие разноцветной шахматной доски. Глянув поверх газеты на подошедшего официанта, он без труда заметил тщательно скрываемое замешательство. Моррис заказал аперитив и легкую закуску, а затем обратил подранную собачьими клыками маску к толпе весенних туристов, прогуливавшихся по эспланаде. Щурясь от яркого солнца, японцы и немцы сворачивали от живописных руин арены к пестрым стойкам баров, задерживались на секунду, выбирая между голубым, зеленым, желтым, белым, розовым – кричащих или приглушенных тонов, – пока беззаботно скользящие взгляды не спотыкались о голый череп и пунцовые шрамы на заштопанном лице. Подсознательная реакция была мгновенной. Так смотрят люди на любого, кто хоть невольно, но болезненно заденет их понятия о приятном и пристойном. К примеру, на малолетнего идиота, тычущего ложку с кашей себе в глаз. Священник ускорил шаг и невольно перекрестился. Дама гвардейского роста притворилась, что увлеченно разглядывает нечто у Морриса за спиной. Один малыш уставился, разинув рот, но мамаша тут же потащила его прочь.
Моррис ухмыльнулся. Надо полагать, гротескно. Набрав номер на мобильном телефоне, который купил специально для больницы, он произнес: «Я стал чем-то вроде ходячего напоминания о бренности земной юдоли. Это мне подходит, Мими!»
Он уже начал привыкать к мысли, что отныне одним своим видом станет выводить людей из равновесия. Ну и что? В конце концов, разве он не выбрал для себя с самого начала такую роль, особенно с баловнями судьбы вроде Паолы и Бобо?
«Знаешь, Мими, я все больше подозреваю, что именно это назначил мне Господь, послав в безумную схватку с бешеным псом…»
Он оборвал фразу и машинально набрал отцовский номер. Но борова не оказалось на месте; кроме того, он наверняка не помнил про Моррисову ветрянку. Любое событие из папашиной памяти алкогольные пары уносили за неделю-другую. Может, оно и к лучшему. В последние дни Морриса, похоже, было очень легко отвлечь, а ему надо сосредоточиться на предстоящих событиях.
Только он дозвонился Антонелле, как на другой стороне площади заметил Форбса, чей кричащий галстук бросался в глаза за сотню метров.
– Pronto?
Форбс был в компании человека помоложе – сдается, не из эмигрантов, поскольку тот носил бороду. Разглядеть его как следует мешала толпа японцев. Однако почему это так беспокоит?
– Это Моррис.
Тихий голос невестки дрожал, словно она с трудом сдерживала слезы. Что-то там еще стряслось. Наблюдая краем глаза за Форбсом и его подозрительно знакомым спутником, Моррис заставил себя сосредоточиться на Антонелле – и тут же поразился, до чего похож ее голос на голоос Мими.
– Сегодня мне придется задержаться, – меж тем объясняла она. – Так что времени нам хватит только на одну главу.
Моррис ее успокоил. Сегодня он готов безропотно скучать в постели: врачи сказали, его скоро выпишут. Ложь далась на удивление просто. Проблема в том, чтобы не забыть. Вечером Антонелла придет в больницу, значит, надо вернуться.
– Послушай, только не вздумай платить. Я имею в виду выкуп.
Антонелла ничего не сказала в ответ. И снова ему почудилось, будто она сдерживает рыдания. В этот момент принесли его заказ. Моррис прокашлялся в трубку на случай, если официанту вздумается что-то сказать. Но куда, к черту, подевался Форбс с этим бородатым ублюдком? Вертеть головой так больно. Моррис шумно отхлебнул из бокала и объяснил: «Лекарство».
– На самом деле, – добавил он, – я не верю, что Бобо у них. То есть… – он осекся, – мне известно только то, что пишут в газетах.
Ожидая, пока невестка отзовется, он отпил еще, потом сказал:
– Понимаешь, на твоем месте я не стал бы так просто бросаться миллиардом.
Похоже, Форбс с приятелем заскочили в один из баров под крышей. Небось, старику, как всегда, приспичило уединиться в сортире.
Антонелла все молчала. Наконец, сглотнув, произнесла бесцветным голосом:
– Моррис, я нашла письма. Сегодня утром.
– Что? – Сердце, кажется, пропустило пару ударов.
Письма?!
Антонелла не выдержала и зарыдала в голос.
– Он… у него была женщина. Он хранил ее письма вместе с фотографиями своего первого причастия!
– Тония! – охнул Моррис. – Какая жалость…
И так естественно прозвучало это милое уменьшительное имя.
– O Dio! Эти письма – они за много, много месяцев, такой ужас…
Неожиданно у него вырвалось:
– Как бы я хотел быть рядом и утешить тебя.
– Моррис… – Антонелла окончательно сломалась.
Он деликатно обождал, потом вернулся к сути дела:
– Боюсь, тебе придется рассказать о них полиции. Я понимаю, как больно и неприятно, но это нужно сделать ради справедливости, для несчастных эмигрантов. Его исчезновение может быть как-то связано с той женщиной.
– Да-да, конечно.
Морриса вдруг встревожила новая мысль.
– Я так понимаю… – он заколебался. – То есть хочу сказать, ты с ней говорила? С этой девицей, кто бы она… В смысле, может, она нам подскажет…
– В том-то все и дело, – всхлипнула Антонелла, – я понятия не имею. Даже имени не знаю: она подписывалась либо «твоя Цуцу», – бедняжка едва не задохнулась, – либо… о-о… «твоя сладкая курипочка».
– Но должны же быть какие-то детали, зацепки…
– Все письма только о сексе, – отрезала Антонелла. – Боже, Боже мой, какая гадость… – голос ей опять изменил.
Моррис без конца успокаивал ее – и непритворно сожалел. Версию побега с любовницей пока придется отложить. Она больше всякой другой будет выглядеть притянутой за уши. Правда, когда случается неприятность, скажем, пропадает кто-нибудь, версий могут быть сотни, тысячи, как сейчас. Несмотря на следы драки в офисе, Бобо вполне мог улизнуть со своей пассией, подстроив похищение, чтоб замести следы интрижки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
«Кожа может сильно висеть. Она очень серьезная». Моррис только пожал плечами. Нетрудно было догадаться, что спорить здесь не приходится.
Но вдруг он понял, что отчаянно, даже злорадно жаждет видеть, как воспримут люди его нынешнее, и впрямь чудовищное лицо. Моррис, во всяком случае, с наслаждением вынесет свой приговор ближним, да и любопытно узнать, насколько он был прав или не прав, доверяясь им. Так что, поболтав с Дионизио о том, насколько удобнее стали пригородные поезда с тех пор, как двери могут открывать сами пассажиры, Моррис дождался, пока придурковатый санитар удалится, достал из шкафчика свои вещи, переоделся в загаженном туалете и благополучно покинул больницу ровно на девяносто шесть часов раньше, чем кто-либо мог ожидать.
Пока все шло как надо. Первым делом он взял такси до центра, а там устроился за одним из столиков, превративших Пьяцца-Бра в подобие разноцветной шахматной доски. Глянув поверх газеты на подошедшего официанта, он без труда заметил тщательно скрываемое замешательство. Моррис заказал аперитив и легкую закуску, а затем обратил подранную собачьими клыками маску к толпе весенних туристов, прогуливавшихся по эспланаде. Щурясь от яркого солнца, японцы и немцы сворачивали от живописных руин арены к пестрым стойкам баров, задерживались на секунду, выбирая между голубым, зеленым, желтым, белым, розовым – кричащих или приглушенных тонов, – пока беззаботно скользящие взгляды не спотыкались о голый череп и пунцовые шрамы на заштопанном лице. Подсознательная реакция была мгновенной. Так смотрят люди на любого, кто хоть невольно, но болезненно заденет их понятия о приятном и пристойном. К примеру, на малолетнего идиота, тычущего ложку с кашей себе в глаз. Священник ускорил шаг и невольно перекрестился. Дама гвардейского роста притворилась, что увлеченно разглядывает нечто у Морриса за спиной. Один малыш уставился, разинув рот, но мамаша тут же потащила его прочь.
Моррис ухмыльнулся. Надо полагать, гротескно. Набрав номер на мобильном телефоне, который купил специально для больницы, он произнес: «Я стал чем-то вроде ходячего напоминания о бренности земной юдоли. Это мне подходит, Мими!»
Он уже начал привыкать к мысли, что отныне одним своим видом станет выводить людей из равновесия. Ну и что? В конце концов, разве он не выбрал для себя с самого начала такую роль, особенно с баловнями судьбы вроде Паолы и Бобо?
«Знаешь, Мими, я все больше подозреваю, что именно это назначил мне Господь, послав в безумную схватку с бешеным псом…»
Он оборвал фразу и машинально набрал отцовский номер. Но борова не оказалось на месте; кроме того, он наверняка не помнил про Моррисову ветрянку. Любое событие из папашиной памяти алкогольные пары уносили за неделю-другую. Может, оно и к лучшему. В последние дни Морриса, похоже, было очень легко отвлечь, а ему надо сосредоточиться на предстоящих событиях.
Только он дозвонился Антонелле, как на другой стороне площади заметил Форбса, чей кричащий галстук бросался в глаза за сотню метров.
– Pronto?
Форбс был в компании человека помоложе – сдается, не из эмигрантов, поскольку тот носил бороду. Разглядеть его как следует мешала толпа японцев. Однако почему это так беспокоит?
– Это Моррис.
Тихий голос невестки дрожал, словно она с трудом сдерживала слезы. Что-то там еще стряслось. Наблюдая краем глаза за Форбсом и его подозрительно знакомым спутником, Моррис заставил себя сосредоточиться на Антонелле – и тут же поразился, до чего похож ее голос на голоос Мими.
– Сегодня мне придется задержаться, – меж тем объясняла она. – Так что времени нам хватит только на одну главу.
Моррис ее успокоил. Сегодня он готов безропотно скучать в постели: врачи сказали, его скоро выпишут. Ложь далась на удивление просто. Проблема в том, чтобы не забыть. Вечером Антонелла придет в больницу, значит, надо вернуться.
– Послушай, только не вздумай платить. Я имею в виду выкуп.
Антонелла ничего не сказала в ответ. И снова ему почудилось, будто она сдерживает рыдания. В этот момент принесли его заказ. Моррис прокашлялся в трубку на случай, если официанту вздумается что-то сказать. Но куда, к черту, подевался Форбс с этим бородатым ублюдком? Вертеть головой так больно. Моррис шумно отхлебнул из бокала и объяснил: «Лекарство».
– На самом деле, – добавил он, – я не верю, что Бобо у них. То есть… – он осекся, – мне известно только то, что пишут в газетах.
Ожидая, пока невестка отзовется, он отпил еще, потом сказал:
– Понимаешь, на твоем месте я не стал бы так просто бросаться миллиардом.
Похоже, Форбс с приятелем заскочили в один из баров под крышей. Небось, старику, как всегда, приспичило уединиться в сортире.
Антонелла все молчала. Наконец, сглотнув, произнесла бесцветным голосом:
– Моррис, я нашла письма. Сегодня утром.
– Что? – Сердце, кажется, пропустило пару ударов.
Письма?!
Антонелла не выдержала и зарыдала в голос.
– Он… у него была женщина. Он хранил ее письма вместе с фотографиями своего первого причастия!
– Тония! – охнул Моррис. – Какая жалость…
И так естественно прозвучало это милое уменьшительное имя.
– O Dio! Эти письма – они за много, много месяцев, такой ужас…
Неожиданно у него вырвалось:
– Как бы я хотел быть рядом и утешить тебя.
– Моррис… – Антонелла окончательно сломалась.
Он деликатно обождал, потом вернулся к сути дела:
– Боюсь, тебе придется рассказать о них полиции. Я понимаю, как больно и неприятно, но это нужно сделать ради справедливости, для несчастных эмигрантов. Его исчезновение может быть как-то связано с той женщиной.
– Да-да, конечно.
Морриса вдруг встревожила новая мысль.
– Я так понимаю… – он заколебался. – То есть хочу сказать, ты с ней говорила? С этой девицей, кто бы она… В смысле, может, она нам подскажет…
– В том-то все и дело, – всхлипнула Антонелла, – я понятия не имею. Даже имени не знаю: она подписывалась либо «твоя Цуцу», – бедняжка едва не задохнулась, – либо… о-о… «твоя сладкая курипочка».
– Но должны же быть какие-то детали, зацепки…
– Все письма только о сексе, – отрезала Антонелла. – Боже, Боже мой, какая гадость… – голос ей опять изменил.
Моррис без конца успокаивал ее – и непритворно сожалел. Версию побега с любовницей пока придется отложить. Она больше всякой другой будет выглядеть притянутой за уши. Правда, когда случается неприятность, скажем, пропадает кто-нибудь, версий могут быть сотни, тысячи, как сейчас. Несмотря на следы драки в офисе, Бобо вполне мог улизнуть со своей пассией, подстроив похищение, чтоб замести следы интрижки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82