– Возможно, – согласился Леоф. – Зато я против. А теперь давай учиться писать. Как называется твоя песня?
Девочка неожиданно смутилась.
– Она для тебя, – проговорила она. – «Песня Леофа».
Леоф пошевелился во сне, ему показалось, будто он что-то услышал. Он сел и попытался было протереть глаза, но тут же поморщился, вспомнив, что даже такое простое действие теперь стало для него сложным и даже опасным предприятием.
И тем не менее он уже давно не чувствовал себя так хорошо. Встреча с Мери стала для него даже более целительной, чем он смел надеяться. Разумеется, он не собирался делиться этой радостью со своими тюремщиками. Если они придумали очередную пытку – показать Мери, а потом отобрать ее у него, – у них ничего не выйдет. И не важно, что узурпатор сказал Леофу и что композитор ответил, – Леоф знал, что его дни сочтены.
Пусть даже ему не суждено снова увидеть девочку, его жизнь уже изменилась к лучшему.
– Знаешь, ты ошибаешься, – раздался шепот.
Леоф уже собрался снова лечь на свою простую кровать, но замер на месте, гадая, действительно ли слышал это или ему почудилось. Голос был очень тихий и хриплый. Может быть, это лишь шаги стражника в коридоре по вине воображения превратились в упрек?
– Кто здесь? – тихо спросил Леоф.
– Ненависть стоит усилий, – продолжал голос, на этот раз разборчивее. – По правде говоря, некоторые печи можно топить только ненавистью.
Леоф не мог определить, откуда доносится голос. Не из самой комнаты и не из коридора. В таком случае откуда?
Он поднялся, неловко зажег свечу и принялся изучать стены своей темницы.
– Кто говорит со мной? – спросил он.
– Ненависть, – услышал он в ответ. – Ло Хусуро. Думаю, я стал вечным.
– Где вы?
– Здесь всегда ночь, – проговорил голос. – А прежде было еще и тихо. Но сейчас я услышал столько прекрасного… Расскажи мне, как выглядит маленькая девочка.
Взгляд Леофа остановился в углу комнаты. Наконец он понял. Как же он глуп, что не сообразил раньше! Кроме двери в комнате имелось еще лишь одно отверстие – то, через которое поступал воздух. Это квадратное отверстие, шириной примерно в королевский фут, было слишком узким, чтобы в него пролез даже младенец.
Но не голос.
– Ты тоже пленник?
– Пленник? – пробормотал голос. – Да… Да, можно и так сказать. Мне мешают, мешают сделать то, что для меня важнее всего.
– И что же это? – спросил Леоф.
– Мщение. – Голос прозвучал совсем тихо, но теперь, когда Леоф стоял под самым отверстием, он слышал все отчетливо. – На моем языке это называется Ло Видейча. Для нас это больше чем слово – это целая философия. Расскажи мне о девочке.
– Ее зовут Мери. Ей семь лет. У нее каштановые волосы и ярко-голубые глаза. Сегодня она была в темно-зеленом платье.
– Она твоя дочь? Племянница?
– Нет, она моя ученица.
– Но ты ее любишь, – не унимался голос.
– Это тебя не касается, – отрезал Леоф.
– Верно, – ответил незнакомец. – Если бы я был твоим врагом, это знание стало бы оружием. Но, думаю, мы не враги.
– Кто ты?
– Нет, это слишком личный вопрос!.. Потому что ответ получится слишком длинным, и он целиком живет в моем сердце.
– А как давно ты здесь?
Последовал резкий смех, недолгая тишина, а потом признание:
….. Не знаю. Большая часть моих воспоминаний сомнительна. Очень много боли, и ни луны, ни солнца, ни звезд, чтобы сохранить вокруг меня мир. Я уплыл далеко-далеко, но музыка вернула меня. Может, у тебя есть лютня или читара?
– Да, в моей камере есть лютня, – ответил Леоф.
– А ты можешь мне что-нибудь сыграть? Что-нибудь, что напомнит мне про апельсиновые рощи и воду, струящуюся из глиняных трубок?
– Я ничего не могу сыграть, – признался Леоф. – У меня изуродованы руки.
– Разумеется, – проговорил тот, кто называл себя Ненависть. – Музыка – это твоя душа. Поэтому они и ударили по ней. Но, мне кажется, они промахнулись.
– Промахнулись, – подтвердил Леоф.
– Они дают тебе инструменты, чтобы мучить. Но как ты думаешь, почему они позволили девочке увидеться с тобой? Почему дали способ творить музыку?
– Принц хочет, чтобы я кое-что сделал, – ответил Леоф. – Написал для него сочинение.
– И ты напишешь?
Леоф вдруг заподозрил подвох и отошел от квадратной дыры в полу. Голос может принадлежать кому угодно: принцу Роберту, или одному из его прислужников, или святые знают, кому еще. Узурпатору, естественно, известно, как Леоф обманул прайфека Хесперо. И он не допустит, чтобы это повторилось.
– Это не он издевался надо мной, – сказал он наконец. – Принц заказал мне музыку, и я сделаю все, что в моих силах.
Наступило молчание, потом его собеседник мрачно рассмеялся.
– Понятно. А ты умен. Похоже, мне придется придумать способ завоевать твое доверие.
– А зачем тебе мое доверие? – спросил Леоф.
– Есть одна песня, очень старая песня моей родины, – невпопад сказал незнакомец. – Если хочешь, я могу попытаться перевести ее на твой язык.
– Как пожелаешь.
Снова наступило молчание, затем он запел. Его голос мучительно дребезжал – так может петь только человек, забывший, как это делается.
Слова звучали с запинками, но достаточно четко:
Семя зимой видит сны
О древе, в которое вырастет.
Червь в кошачьей шерсти
Мечтает о бабочке, которой станет.
Головастик шевелит хвостом,
Но тоскует по лапкам.
Я – ненависть,
Но мечтаю стать мщением.
После последней строчки Ненависть засмеялся.
– Мы еще поговорим, Леффо, – пообещал он. – Потому что я твой маласоно.
– Это слово мне незнакомо, – сказал Леоф.
– Не знаю, есть ли оно в твоем языке, – ответил незнакомец. – Это совесть, того рода, что заставляет тебя причинять зло злодеям. Это дух Ло Видейча.
– Я не знаю слова для такого понятия, – признал Леоф. – И не хочу знать.
Но позже, когда он остался один в темноте, чувствуя, как пальцы тоскуют по клавишам клавесина, в его душу закралось сомнение.
Вздыхая, не в силах заснуть, Леоф взял странную книгу, которую разглядывал днем, и снова задумался. Так, сидя над ней, он и заснул, а когда проснулся, то куски головоломки встали на свои места, и во вспышке озарения он неожиданно понял, как может убить принца Роберта. Леоф не знал, смеяться ему или плакать…
Но знал, что убьет Роберта, если ему представится такая возможность.
ГЛАВА 8
ВЫБОР
Эспер повернулся на пронзительный крик Винны и увидел, как Стивена стаскивают с ветки.
Эта картина казалась странно знакомой, причем события разворачивались так медленно, что он даже успел понять почему. Происходящее напомнило ему кукольное представление сефри, миниатюрное изображение мира, совершенно нереальное. С такого расстояния лицо Стивена было не более выразительным, чем у вырезанной из дерева марионетки, а когда он в последний раз взглянул на Эспера, лесничий увидел только темные провалы глаз и круг рта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145