Она скакала верхом и дразнила стражников, воровала вино и пила его в западной башне, ускользала из дому и целовалась с Родериком в Тенистом Эслене…
Фастия пыталась объяснить ей. И мать. Подготовить ко всему этому.
Мать.
Неожиданно Энни вспомнила ее лицо, грустное и суровое, в ту ночь, когда Мюриель отослала ее в монастырь Святой Цер. Энни сказала, что ненавидит ее…
Энни ощутила на щеках предательскую влагу. Сама того не замечая, она прослезилась.
Стоило ей это заметить, как стало еще хуже, и из ее груди начали вырываться глухие рыдания. Она чувствовала себя страшно уязвимой, как в тот раз, когда ей пришлось остричь волосы, или как в детстве, когда ее застигли голой в зале.
Как она может быть королевой? Как она вообще могла это представить? Она ничего не понимает, не в состоянии ничем управлять – даже собственные слезы льются вопреки ее воле. За последний год она твердо усвоила только одно: мир огромен и жесток, и ей не дано его постичь. А все остальное – иллюзия судьбы и могущества и предопределение, все, казавшееся настоящим несколько дней назад, – теперь выглядело глупостью, дурацким притворством, которое разгадали все, кроме нее.
Энни вздрогнула, почувствовав тепло чьей-то руки на плече.
Это была Остра, и в глазах у нее тоже стояли слезы. Остальные всадники отъехали немного в сторону, вероятно делая вид, что они не смотрят на ее страдания. Нейл держался сразу позади, но вне пределов слышимости шепота. Казио остался рядом с Элионор.
– Я так рада, что ты жива, – сказала Энни подруге. – Я старалась не думать об этом, отвлекаться на другие вещи, но если бы ты умерла…
– Ты бы продолжала, – закончила за нее Остра. – Потому что ты должна.
– А я должна? – переспросила Энни.
Она понимала, что цепляется к подруге и ведет себя гадко, но ей было все равно.
– Да. Если бы ты могла видеть то, что я видела из леса, там, в Данмроге… Когда ты вышла, смелая, точно львица, и сказала тем убийцам, кто ты такая, – если бы ты это видела, ты бы не сомневалась в своем предназначении.
– Тебя коснулись святые? – тихо спросила Энни. – Ты слышишь мои мысли?
Остра покачала головой.
– Я знаю тебя лучше всех на свете, Энни. Мне неизвестно точно о чем ты думаешь, но, как правило, я понимаю, куда стремятся твои мысли.
– А ты все это знала? Про Роберта?
Остра замешкалась.
– Пожалуйста, – попросила Энни.
– Есть вещи, о которых мы никогда не разговаривали, – неохотно сказала Остра. – Ты всегда делала вид, что я для тебя как сестра, и это было очень мило, но я никогда не забывала, не позволяла себе забыть правду.
– Что ты моя служанка, – сказала Энни.
– Да, – кивнув, подтвердила Остра. – Я знаю, ты меня любишь, но даже тебе пришлось признать истинное положение вещей.
Энни кивнула.
– Да, – прошептала она.
– В Эслене, в замке, у слуг собственный мир. Он совсем рядом с вашим, под ним и вокруг, но он существует отдельно. Слуги знают очень много про твой мир, Энни, потому что им приходится выживать в нем, но ты почти ничего не знаешь про их.
– Не забывай, что я тоже работала служанкой, – напомнила Энни. – В доме Филиалофии.
Остра снисходительно улыбнулась.
– Меньше двух девятидневий. Но, послушай, не узнала ли ты за это время что-нибудь, о чем и не подозревала хозяйка дома?
Энни задумалась лишь на мгновение.
– Я узнала, что ее муж флиртует с горничными, хотя, думаю, она об этом знала, а то и вовсе полагала нормальным, – ответила она. – А вот о чем она не знала, так это о его связи с ее подругой, дат Оспеллиной.
– И ты узнала это только из наблюдений?
– Да.
– А другие слуги – они с тобой разговаривали?
– Мало.
– Правильно. Потому что ты была новенькая и к тому же иностранка. Они тебе не доверяли.
– Полагаю, ты права, – сказала Энни.
– Однако готова поспорить, хозяева дома не делали между вами этого различия. Для них ты была служанкой, и, пока ты выполняла свою работу, как и предполагалось, ты становилась невидимой, такой же частью дома, как окна и перила на лестницах. Они обратили на тебя внимание, только…
– Когда я сделала что-то не так, – проговорила Энни, начинающая понимать, что имеет в виду Остра.
Сколько в Эслене слуг? Сотни? Тысячи? Постоянно рядом, но, как правило, слишком незаметные, чтобы это беспокоило аристократов.
– Продолжай, – попросила Энни. – Расскажи мне про слуг в Эслене. Какие-нибудь мелочи.
Остра пожала плечами.
– Тебе известно, что мальчишка с конюшни, которого зовут Гимлет, сын Демиль, швеи?
– Нет.
– Ты помнишь, о ком я говорю?
– Гимлет? Разумеется.
«Только я никогда не задумывалась, кто его мать».
– Но при этом он не сын Армьера, мужа Демиль. Его настоящий отец – Каллен, с кухни. И поскольку жена Каллена, Хелен, крайне разозлилась, когда об этом узнала, Гимлету – кстати, его настоящее имя Амлет – не светит место в самом замке, потому что мать Хелен – Кабаниха, старая леди Голскафт…
– …командует всеми слугами замка.
Остра кивнула.
– В свою очередь, она является незаконной дочерью покойного лорда Ретвесса и девушки из семьи лендвердов.
– Иными словами, ты хочешь сказать, что слуги больше времени спят друг с другом, чем работают.
– Когда черепаха всплывает, чтобы вдохнуть воздуха, ты видишь только кончик ее носа. Ты знаешь про слуг Эслена лишь то что они позволяют тебе узнать. А большая часть их жизни – интересы, страсти, связи, – все это держится в тайне.
– Однако, похоже, ты знаешь довольно много.
– Лишь столько, сколько нужно, чтобы понимать, чего я не знаю, – сказала Остра. – Я так близка с тобой, со мной обращаются, как с девочкой из благородной семьи. Поэтому мне не слишком доверяют – и не очень любят.
– И какое все это имеет отношение к моему дяде Роберту?
– Среди слуг ходят о нем довольно мрачные слухи. Говорят, в детстве он был невероятно, противоестественно жесток.
– Противоестественно?
– Одна из горничных, когда была девочкой… Она рассказывала, что принц Роберт заставил ее надеть платье Лезбет и потребовал, чтобы она отзывалась на это имя. А потом он…
– Остановись! – сказала Энни. – Думаю, я могу себе представить, что было дальше.
– Думаю, не можешь, – возразила Остра. – Этим они, конечно, тоже занимались, но его желания отличались извращенностью не только в этом отношении. А потом еще история Розы.
– Розы?
– О ней обычно умалчивают. Роза была дочерью Эммы Старте, которая работала в прачечной. Роберт и Лезбет сделали ее своей подругой по играм, они одевали ее в красивые платья, брали с собой на прогулки, катания верхом, пикники. Обращались с ней так, словно она была благородной по рождению.
– Так же, как обращались с тобой, – сказала Энни, чувствуя, как что-то болезненно шевельнулось у нее в груди.
– Да.
– Сколько им было лет?
– Десять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Фастия пыталась объяснить ей. И мать. Подготовить ко всему этому.
Мать.
Неожиданно Энни вспомнила ее лицо, грустное и суровое, в ту ночь, когда Мюриель отослала ее в монастырь Святой Цер. Энни сказала, что ненавидит ее…
Энни ощутила на щеках предательскую влагу. Сама того не замечая, она прослезилась.
Стоило ей это заметить, как стало еще хуже, и из ее груди начали вырываться глухие рыдания. Она чувствовала себя страшно уязвимой, как в тот раз, когда ей пришлось остричь волосы, или как в детстве, когда ее застигли голой в зале.
Как она может быть королевой? Как она вообще могла это представить? Она ничего не понимает, не в состоянии ничем управлять – даже собственные слезы льются вопреки ее воле. За последний год она твердо усвоила только одно: мир огромен и жесток, и ей не дано его постичь. А все остальное – иллюзия судьбы и могущества и предопределение, все, казавшееся настоящим несколько дней назад, – теперь выглядело глупостью, дурацким притворством, которое разгадали все, кроме нее.
Энни вздрогнула, почувствовав тепло чьей-то руки на плече.
Это была Остра, и в глазах у нее тоже стояли слезы. Остальные всадники отъехали немного в сторону, вероятно делая вид, что они не смотрят на ее страдания. Нейл держался сразу позади, но вне пределов слышимости шепота. Казио остался рядом с Элионор.
– Я так рада, что ты жива, – сказала Энни подруге. – Я старалась не думать об этом, отвлекаться на другие вещи, но если бы ты умерла…
– Ты бы продолжала, – закончила за нее Остра. – Потому что ты должна.
– А я должна? – переспросила Энни.
Она понимала, что цепляется к подруге и ведет себя гадко, но ей было все равно.
– Да. Если бы ты могла видеть то, что я видела из леса, там, в Данмроге… Когда ты вышла, смелая, точно львица, и сказала тем убийцам, кто ты такая, – если бы ты это видела, ты бы не сомневалась в своем предназначении.
– Тебя коснулись святые? – тихо спросила Энни. – Ты слышишь мои мысли?
Остра покачала головой.
– Я знаю тебя лучше всех на свете, Энни. Мне неизвестно точно о чем ты думаешь, но, как правило, я понимаю, куда стремятся твои мысли.
– А ты все это знала? Про Роберта?
Остра замешкалась.
– Пожалуйста, – попросила Энни.
– Есть вещи, о которых мы никогда не разговаривали, – неохотно сказала Остра. – Ты всегда делала вид, что я для тебя как сестра, и это было очень мило, но я никогда не забывала, не позволяла себе забыть правду.
– Что ты моя служанка, – сказала Энни.
– Да, – кивнув, подтвердила Остра. – Я знаю, ты меня любишь, но даже тебе пришлось признать истинное положение вещей.
Энни кивнула.
– Да, – прошептала она.
– В Эслене, в замке, у слуг собственный мир. Он совсем рядом с вашим, под ним и вокруг, но он существует отдельно. Слуги знают очень много про твой мир, Энни, потому что им приходится выживать в нем, но ты почти ничего не знаешь про их.
– Не забывай, что я тоже работала служанкой, – напомнила Энни. – В доме Филиалофии.
Остра снисходительно улыбнулась.
– Меньше двух девятидневий. Но, послушай, не узнала ли ты за это время что-нибудь, о чем и не подозревала хозяйка дома?
Энни задумалась лишь на мгновение.
– Я узнала, что ее муж флиртует с горничными, хотя, думаю, она об этом знала, а то и вовсе полагала нормальным, – ответила она. – А вот о чем она не знала, так это о его связи с ее подругой, дат Оспеллиной.
– И ты узнала это только из наблюдений?
– Да.
– А другие слуги – они с тобой разговаривали?
– Мало.
– Правильно. Потому что ты была новенькая и к тому же иностранка. Они тебе не доверяли.
– Полагаю, ты права, – сказала Энни.
– Однако готова поспорить, хозяева дома не делали между вами этого различия. Для них ты была служанкой, и, пока ты выполняла свою работу, как и предполагалось, ты становилась невидимой, такой же частью дома, как окна и перила на лестницах. Они обратили на тебя внимание, только…
– Когда я сделала что-то не так, – проговорила Энни, начинающая понимать, что имеет в виду Остра.
Сколько в Эслене слуг? Сотни? Тысячи? Постоянно рядом, но, как правило, слишком незаметные, чтобы это беспокоило аристократов.
– Продолжай, – попросила Энни. – Расскажи мне про слуг в Эслене. Какие-нибудь мелочи.
Остра пожала плечами.
– Тебе известно, что мальчишка с конюшни, которого зовут Гимлет, сын Демиль, швеи?
– Нет.
– Ты помнишь, о ком я говорю?
– Гимлет? Разумеется.
«Только я никогда не задумывалась, кто его мать».
– Но при этом он не сын Армьера, мужа Демиль. Его настоящий отец – Каллен, с кухни. И поскольку жена Каллена, Хелен, крайне разозлилась, когда об этом узнала, Гимлету – кстати, его настоящее имя Амлет – не светит место в самом замке, потому что мать Хелен – Кабаниха, старая леди Голскафт…
– …командует всеми слугами замка.
Остра кивнула.
– В свою очередь, она является незаконной дочерью покойного лорда Ретвесса и девушки из семьи лендвердов.
– Иными словами, ты хочешь сказать, что слуги больше времени спят друг с другом, чем работают.
– Когда черепаха всплывает, чтобы вдохнуть воздуха, ты видишь только кончик ее носа. Ты знаешь про слуг Эслена лишь то что они позволяют тебе узнать. А большая часть их жизни – интересы, страсти, связи, – все это держится в тайне.
– Однако, похоже, ты знаешь довольно много.
– Лишь столько, сколько нужно, чтобы понимать, чего я не знаю, – сказала Остра. – Я так близка с тобой, со мной обращаются, как с девочкой из благородной семьи. Поэтому мне не слишком доверяют – и не очень любят.
– И какое все это имеет отношение к моему дяде Роберту?
– Среди слуг ходят о нем довольно мрачные слухи. Говорят, в детстве он был невероятно, противоестественно жесток.
– Противоестественно?
– Одна из горничных, когда была девочкой… Она рассказывала, что принц Роберт заставил ее надеть платье Лезбет и потребовал, чтобы она отзывалась на это имя. А потом он…
– Остановись! – сказала Энни. – Думаю, я могу себе представить, что было дальше.
– Думаю, не можешь, – возразила Остра. – Этим они, конечно, тоже занимались, но его желания отличались извращенностью не только в этом отношении. А потом еще история Розы.
– Розы?
– О ней обычно умалчивают. Роза была дочерью Эммы Старте, которая работала в прачечной. Роберт и Лезбет сделали ее своей подругой по играм, они одевали ее в красивые платья, брали с собой на прогулки, катания верхом, пикники. Обращались с ней так, словно она была благородной по рождению.
– Так же, как обращались с тобой, – сказала Энни, чувствуя, как что-то болезненно шевельнулось у нее в груди.
– Да.
– Сколько им было лет?
– Десять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145