ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


В стороне от мотора, зарывшегося в раскаленную землю лежал на спине Филатов. Целый, ни единой царапины, будто прилег на выгоревшую за лето траву и уснул. Военфельдшер быстро отстегнула парашютные лямки, распахнула на Григории китель: на тельняшке ни капли крови. Комиссар, инженер, мы все, кто добежали, обнажили головы, стояли молча, у многих навернулись слезы.
- Наверное, о землю убился, - сказал кто-то дрогнувшим голосом.
Фельдшер перевернула Филатова. На спине, между лопатками зияла крупная окровавленная дыра. Сержант Бугаев нашел бронеспинку. Она была пробита снарядом на вылет.
- В груди разорвался, - заключила фельдшер. И совсем тихо добавила: - Мгновенная смерть…
Тело Филатова отвезли в деревню. Я повел остатки эскадрильи на прикрытие Ишуньских позиций. Адъютант послал в штабы Фрайдорфской авиагруппы и полка срочное донесение:
«15.10.41 в 10.35 один Як-1 5 АЭ 32 АП летчик Филатов был сбит истребителем противника при отражении воздушного налета. Самолет разбился, летчик погиб».
Похоронить лейтенанта Филатова в этот день не пришлось. Летали еще несколько раз на задание. Летали злые и дрались, как звери. С последнего задания вернулись в сумерках. Никому не хотелось ехать в деревню, не хотелось видеть Григория мертвым. На ночь гроб поставили в общежитии летчиков на две табуретки против двухъярусных нар, где последнюю ночь лежала постель и Григория Филатова. До утра почти никто не сомкнул глаз, тихо говорили о погибшем. А на рассвете летчики попрощались с ним и уехали на аэродром.
- Прости, дорогой, что не сможем проводить тебя в последний путь, - казалось шептал каждый, кто нагибался и целовал Филатова в холодный лоб. - Прощай, Гриша.
* * *
Днем, окрыленный своим открытием, Любимов уснул. Сквозь дрему услышал знакомые голоса:
- Попробуй найти их. Все в бинтах, рядом стоять будешь и не узнаешь…
- Сестрица, тут где-то наши летчики Любимов и Овсянников?
Любимов открыл глаза и наяву увидел командира полка Павлова и комиссара Пронченко в белых, с незавязанными тесемками халатах.
- Наум Захарович, - позвал он. - Тут я.
Павлов кинулся на голос.
- Голубчик. Как же это, а?
Присели с комиссаром на койку с обеих сторон. Расспросили, как все случилось, поинтересовались, какой уход здесь в госпитале. Потом Любимов впервые услышал от Павлова о гибели Аршака Аллахвердова, о потерях и других эскадрилей и полков.
- С Южного фронта немцы перебросили эскадру Мельдерса, которую вы пощипали раньше, - пояснил Павлов. - Появилась она вновь неожиданно и, видимо, старалась отомстить.
Помолчали.
- Скажу по секрету, - доверительно зашептал Павлов, - командующий подписал представление на тебя к ордену.
Любимов поблагодарил.
- А теперь скажи, что тебе надо, Иван Степанович, - спросил на прощание комиссар. - Говори, все сделаем для тебя. Ничего не пожалеем.
- Одна к вам просьба.
- Говори, говори.
- Дайте слово, что обратно в полк возьмете.
- И только? - удивился Павлов. - Да как ты мог в этом сомневаться?
- Нет, я серьезно, - тихо произнес Любимов. - Я летать буду, сам за свою ногу рассчитаюсь.
Командир с комиссаром переглянулись.
- Я все обдумал, - торопливо заговорил Любимов, как бы боясь, что его не дослушают. - Управление на «яке» в основном ручное. А руки-то у меня целы. Бинты снимут, и пожалуйста. Только руль поворота для ног остался. Качалку смогу и протезами двигать. Понял, Наум Захарович? А ты Пронченко, понял?
- Вообще-то идея, - поддержал Павлов, - ты только не волнуйся. Поправляйся.
Любимов уловил в его тоне неверие и понял, что сказанное просто для приличия. Он горько улыбнулся, в глазах застыла обида.
- Ладно, - шепнул он устало. - Мне бы только правую ногу спасти. Поговорите с доктором, попросите вы его.
Павлов и Пронченко пообещали и, простившись, ушли искать раненого Овсянникова - заместителя командира полка.
Вскоре приехал в госпиталь член Военного Совета Черноморского флота Кулаков. В сопровождении хирурга Надтоки он обошел палаты, поговорил с ранеными, задержался у койки Любимова.
- Как вы себя чувствуете капитан? - спросил он. - Чем могу помочь?
Любимов попросил о том же - не ампутировать правую ногу. Кулаков обратился к хирургу:
- Можно что-нибудь сделать?
- Никакой гарантии.
- А если я вас очень попрошу, доктор? Сделайте все возможное.
- Постараюсь, товарищ дивизионный комиссар.
Последняя связь со штабом
После десяти утра позвонили из штаба авиагруппы. Приказали командиру 5-й эскадрильи принять в свое распоряжение девять летчиков на самолетах Як-1 из 9-го авиаполка. Приведет группу капитан Калинин. Во второй половине дня заданий на вылет не предвиделось.
Мы с Нычом обрадовались пополнению. Это, конечно, не то, что свои. Свои всегда кажутся лучше, чем прикомандированные, но все-таки «нашего полку прибыло».
- Интересно, они хоть воевали где-нибудь? - спросил я комиссара.
- Наверное воевали, - отозвался Ныч. Тут же приказали инженеру Докунину выделить механиков и принять самолеты.
- Батько, а ты, между прочим, не знаешь, что из себя представляет капитан Калинин?
- Нет, не встречал такого. Может с Балтики или с Приморья… Смущает, что он старше тебя в звании? - спросил Ныч. - Привыкай. Завтра могут майора тебе прислать или разжалованного командира полка. На войне, Михаил Васильевич, может и такое случиться, а ты не смущайся. Тебе власть над нами дана, пользуйся ею только умело, командуй. А тебя разжалуют или в другой полк рядовым перебросят, не дери перед молоденьким лейтенантом нос, помогай без назидания - воевать легче будет.
Любил батько Ныч позаботиться о людях. Разговаривая со мной, он уже держал в руках трубку полевого телефона и названивал в подразделение базы. А дозвонившись, попросил приготовить дополнительный обед на прилетающих, истопить баню.
Группа капитана Калинина вышла точно на деревню Тагайлы, растянулась цепочкой и стала в коробочку. На втором круге выложили посадочное «Т». После приземления Калинин выстроил своих летчиков у капонира и повел к шеренге 5-й эскадрильи, перед которой в двух шагах стояли посередине командир и комиссар.
Капитан Калинин оказался человеком рослым, крепкого телосложения, лет тридцати-тридцати двух, с лукавой искоркой в прищуренных глазах и сильно распухшей, потрескавшейся нижней губой.
Приняв официальный доклад о прибытии, мы с комиссаром пожали капитану руку, потом поздоровались со строем и пошли к левому флангу, который замыкал молоденький сержант. Когда ему подали руку, он пожал ее с таким восторгом, будто никогда начальство не подавало ему руки и представился:
- Сержант Швачко.
Рядом стояли тоже сержанты Бондаренко, Ватолкин и четвертым был высокий чернобровый Шелякин. Здороваясь с ним, я поинтересовался:
- Сколько вам лет, товарищ сержант?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52