Любимов протянул ему руку.
- Поздравляю, товарищ младший лейтенант, с первой победой! Мажерыкин, запишите ему один сбитый! И донесите в штаб группы. А теперь, - снова обратился он к Аллахвердову, - расскажи, дорогой, как это все было.
Тот, энергично жестикулируя, начал рассказывать, как, увлекшись боем, погнался за одним Me-109.
- Он сюда, я - за ним, он вверх, - я выше. Не фашист - вьюн: вся спина мокрая. Подловил на горке, влепил ему прямо в кабину.
Но доверие-одно, а закон-другое. За каждый сбитый самолет противника летчика поощряют, по количеству сбитых представляют к наградам. Поэтому, каким бы доверием человек ни пользовался, а факт требовал подтверждения. И комиссар должен поправить Любимова, не задевая авторитета командира.
- Добре, хлопче, к вечеру откуда-нибудь сообщат…
Аллахвердов недоуменно поднял размашистые, сросшиеся у переносья брови.
- Ну, кто-то же на земле видел, что вы сбили вражеский истребитель? пояснил Ныч.
- Не знаю, - обиженно ответил летчик. - В бою, когда стреляешь по фашисту об этом не думаешь. Пусть этим «земные» занимаются.
- Ладно, Иван Константинович, - вступился Любимов. Он был настолько доволен возвращением Аллахвердова, что готов был, если бы мог, записать ему хоть два сбитых «мессершмитта». - Человек врать не будет, сбил, значит, сбил. Туда ему и дорога. Подтверждение будет. А теперь-расходись все по своим местам. Летному составу остаться для получения задания.
Когда все разошлись, Любимов сказал адъютанту:
- О сбитом Аллахвердовым самолете запросите подтверждение у наземных войск.
* * *
Зеленая трава сохранилась лишь в зарослях лесозащитной полосы. Деревья стояли густо припудренные седой пылью. Поредевшие кроны белой акации нарядились в гроздья рыжих стручков. Солидную тень ронял на землю только молодой ясень. Здесь и отдыхали летчики, ожидая боевого вылета. Капитунов, положив под голову летный планшет и шлемофон с перчатками, удобно раскинулся на спине и дымил папиросой.
Филатов тоже лежал на спине, вытянув длинные ноги в стоптанных запыленных ботинках. Он закрыл глаза, но не спал - мысли крутились вокруг Аллахвердова. А тот сидел на собственных пятках, прислонясь к стволу ясеня и что-то строгал ножичком. С другой стороны подпирал спиной дерево Минин. Он пристроился на аккуратно сложенном сером, как у товарищей, комбинезоне и, положив на колени планшет, сочинял жене письмо. Она работала в другом городе в авиамастерских и скорее всего никуда не уехала.
- Послушай, Мустафа, - первым заговорил Капитунов. Мустафой он прозвал Аллахвердова давно. - А сбитый тобой фриц уже, наверное, в раю…
Лицо Аллахвердова расплылось в улыбке.
- Да простит мне аллах сей грех, - пошутил он.
- Ты точно видел, что он упал? - продолжал Капитунов, не поворачивая головы.
- Лопнули б мои глаза, - поклялся Аллахвердов. - У совхоза «Червонный чабан» в землю врезался. - Он перестал строгать.
- Сейчас пойдем на задание - покажешь.
- Не верите? - вспылил Аллахвердов. - Я уничтожил фашиста, а видел кто, не видел-он все равно сгорел.
- А чего ж кипятишься? - пробасил Филатов. Капитунов повернулся на бок, испытующе посмотрел на Аллахвердова.
- Верю, охотно верю, Мустафа, - сказал он. - Честь тебе и хвала. А за то, что ты меня подленько бросил, как самая последняя… - Капитунов перехватил взгляд Минина, осекся. В его присутствии никто никогда не сквернословил. - Ладно. Уточнять не будем. Кляузу не охота разводить. Подкрадись сзади парочка гуляющих «мессеров» - дорого бы нам обошелся твой фриц.
- Так долго не навоюем, - рассудительно сказал Минин. - Пусть ты бросил нас не в бою, пусть над своей территорией погнался за одиночным «сто девятым», пусть даже сбил его, все равно ты нас предал. А в твоем докладе командиру получается вроде бы мы тебя бросили, и не где-нибудь, в бою…
- О твоем поступке, Аллахвердов, я, как ведущий группы, обязан буду доложить командиру, - строго сказал Филатов.
- Лучше видеть в хвосте врага, чем узнать, что тебя бросил ведомый, спокойно и твердо закончил свою мысль Минин.
- Я попрошу, - заявил Капитунов, - чтобы вместо тебя дали мне кого-нибудь из молодых.
Аллахвердов вскочил на ноги. Черные, лучистые глаза его повлажнели.
- Честное комсомольское, я сбил «мессершмитта». Я хотел… Я не думал… Какой-же я предатель? Товарищ старший лейтенант, не отказывайтесь от меня. Слово даю-никогда такого не будет…
Капитунов тоже встал, смахнул с брюк сухой листочек белой акации, одернул китель. Поднялись Филатов и Минин.
- Черт с тобой, - сказал Капитунов сухо. - Но если еще раз откроешь мой хвост всякой фашистской сволочи, - он хотел ввернуть крепкое словцо, но только выставил щитом ладонь в сторону Минина. - Уточнять не будем… Я сам изуродую тебя почище, чем бог черепаху. Пусть потом обоих судят.
Аллахвердов скрестил руки на груди.
- Клянусь, никогда этого не случится, - пообещал он.
Филатов обвел всех строгим испытующим взглядом.
- Что ж, если Минин согласен, - подытожил он, - весь этот неприятный разговор останется между нами. - Минин кивнул головой. - Вам, товарищ младший лейтенант, придется попросить извинения у старшего политрука. Подумать только перед кем грудь выпятил: «В бою об этом не думаешь»… И как у тебя язык повернулся Батьку обидеть?!
Аллахвердов молча смотрел себе под ноги. На душе у него было до обидного скверно и в то же время слова Филатова принесли какое-то спасительное облегчение.
- Теперь по машинам, - продолжал Филатов. - Напоминаю задание. Штурмовиков встречаем у реки Чатырлык. Сопровождаем до цели и обратно. Непосредственное прикрытие - Капитунов - Аллахвердов. Для обеспечения свободного маневра держитесь от подопечных метров на двести, превышение - не более ста. Я и Минин-сковывающая пара. Будем метров на пятьсот сзади и на столько же выше. В случае нападения воздушного противника мы вступаем в бой. И как бы нам не было туго, ни в коем случае не идите выручать нас. От «илов» никуда. Ясно?
На земле всегда все ясно. В воздухе же столько неожиданного, непредусмотренного, что нужно непрерывно в какие-то доли секунды принимать все новые и новые решения, и насколько они будут верны, зависит исход боя, жизнь твоя и твоих товарищей.
Отпустив летчиков, Любимов и Ныч направились к землянке командного пункта эскадрильи. Батько был совсем расстроен. Как только вышли за лесную полосу, где никто не мог слышать их разговора, он с серьезным видом спросил Любимова:
- Видал когда-нибудь квочку, высидевшую диких утят? - и, не ожидая ответа, продолжал. - Вывела, выходила, они взмахнули крылышками и в небо, а она по двору носится, как дура. Не видал? Так вот она, гляди!
Ныч остановился, ткнул большим пальцем в свою выпуклую грудь. Лицо его побагровело, по лбу из-под лакированного козырька флотской фуражки скатывались крупные горошины пота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52