- Ровно двадцать, товарищ старший лейтенант.
- Давно воюете?
- Полтора месяца.
- А сбитые есть?
- Два «сто девятых», товарищ старший лейтенант.
Невольно обрадовался: это хорошо, значит, все обстрелянные.
- Откуда родом? - спросил Ныч Шелякина.
- Родился в Орловщине, а вырос в Мариуполе, там школе учился, и аэроклуб закончил. - Сержант вдруг посуровел. - Скажите, товарищ старший политрук, Мариуполь еще не заняли?
- Точных сведений не имею, - отвечал Ныч. - Сложная там сейчас обстановка.
Шелякин больше ни о чем не спросил, лишь замутившимся взором посмотрел куда-то вдаль, и Нычу показалось, что слышал он, как застонала от горя душа пилота.
А я в это время уже знакомился с лейтенантами. Их было четверо: крепко скроенный Беспалов, тоненький, как былинка, с пухлыми девичьими губами Кисляк, коренастый, не по годам серьезный, Берестовский и постарше их всех Куликов.
- Ну, что ж, товарищи, - сказал я прикомандированным. - Будем воевать вместе. Сейчас придет машина - отвезут вас в баню. Старшина покажет места в общежитии, потом обед. После обеда- изучение района, а пока познакомьтесь с нашими летчиками, со своими новыми механиками. Разойдись!
Две шеренги, рассыпаясь, сходились, как на братаньи. Возгласы, приветствия, восклицания, многие друг друга знали по Ейской школе морских летчиков. Батько Ныч остался тут, а я ушел с Калининым на командный пункт.
- Вас как зовут, товарищ капитан?
- Иван Куприянович. А вас?
Выслушав ответ, Калинин спросил:
- Как вы решили поступить с нами? Смешаете со своей эскадрильей или мы будем получать от вас задания и действовать самостоятельно?
По тому, как он это спросил, видно было, что этот вопрос для него далеко не безразличен.
- Над этим я пока не думал. Скорее всего действовать будем в зависимости от обстановки и заданий: и врозь, и сообща. Решим вместе с вами.
У землянки КП капитан расстегнул реглан, стянул с головы меховой шлемофон с очками, взъерошил над широким лбом копну темно-рыжих волос и увечье лица стало еще заметнее.
- А что у вас с губой?
- Да так, обветрилась и потрескалась, вот и вздулась. Генерал Жаворонков был у нас, приказал срочно ехать на операцию. Это, пожалуй, единственный приказ, который я позволил себе не выполнить. Воевать она мне не мешает. Красотой займемся, когда немцев разобьем. А сейчас скажите мне, Михаил Васильевич… Правильно я вас называю? Скажите, вы здесь уже месяц воюете. Удержимся мы на перешейке или немца в Крым пустим?
- Вы такое опрашиваете…
- Значит, плохо дело, - вздохнул Калинин. - Теперь познакомьте, пожалуйста, с воздушной и наземной обстановкой.
Беседа наша затянулась. Как старший по званию и по возрасту, Калинин держал себя непринужденно и независимо, в то же время подчеркивая, что он готов оперативно подчиниться более молодому командиру эскадрильи. Пришел батько Ныч.
- Простите, что вторгаюсь, - сказал он, раскуривая трубку. - Чего доброго вы успели уже надоесть друг другу. Кто у вас, товарищ капитан, может дать мне сведения, сколько прибыло коммунистов и комсомольцев.
- Это и я могу, - охотно ответил Калинин. - Простите, товарищ комиссар, будем знакомы ближе. - Калинин сказал свое имя и отчество, Ныч тоже. - Так вот, Иван Константинович, прибыли вместе со мной: два члена партии, один кандидат, остальные комсомольцы. Сегодня дам список по фамильно.
- Да, - спохватился Ныч. - Как вы так точно вышли на наш аэродром? Таких деревушек, как Тагайлы, раскидано по степи много.
- Шли строго по маршруту и не ошиблись, - пояснил Калинин, сдерживая улыбку, - видно, трещины на губах беспокоили. - А правду сказать, по ветряку нашли. Далеко виден.
За лесной полосой прошумела полуторка. Послышались голоса людей, штурмующих кузов машины.
- Вы поезжайте, а я здесь с техниками задержусь, - предложил Ныч. По пути к машине комиссар шепнул мне:
- А мельницу надо убрать, как думаешь?
- Тут и думать нечего.
Летчики уехали. Высоко над деревней кружил одинокий самолет.
- Видел, «хейнкель», - сказал Ныч оружейнику Бугаеву. - Слушай тут надо…
Подвижной, вездесущий Ныч не любил откладывать дела на потом. Ведь это явный разведчик. Чего доброго «гостей» приведет. Неспроста же кружил.
- Скажи, Бугаев, ты со взрывными работами знаком?
- Что?
- Ну, взорвать, скажем, вон ту мельницу сможешь?
- А почему нет. Было бы чем.
Не прошло и десяти минут, как к ветряку подвезли шашки динамита и бикфордов шнур. Пока Бугаев закладывал под сруб взрывчатку. Ныч облазил мельницу, нет ли где ребятишек. Посмотрели вокруг - на сельской площади-ни души. Подожгли шнур и отбежали неподалеку к заброшенному амбару. Взрыв в деревне был совсем неожиданным и сильным. Сначала ветряк словно завис над землей без опоры, и сразу же накренился, а коснувшись земли, с треском и скрежетом превратился в большую кучу обломков, над которой высоко вздымалась клубами белая пыль.
Люди выбегали из хат и мчались опрометью в сухие заросли кукурузы на огородах, из бани выскакивали голые летчики и прыгали в открытые рядом щели.
Когда все улеглось и выяснилось, и летчики, посмеиваясь друг над другом, мылись заново, прилетели «юнкерсы»-десять штук. И высоко сзади них две пары «мессершмиттов». Дежурным приказано было не взлетать. Бомбардировщики прошли между аэродромом и деревней, взяли курс на запад. Потом снова появились, прошли южнее аэродрома и деревни. Вскоре послышались глухие взрывы. Бугаев взобрался на амбар и оттуда давал пояснения.
- Ложный аэродром долбают, - кричал он. - Хорошо работают, сволочи, когда никто не мешает.
* * *
Базировавшиеся по соседству «миги» ушли во второй половине дня на задание. Аэродром притих, будто его не существовало. Все скрыто, замаскировано. Старт свернут. Если посмотреть с воздуха, то вряд ли можно приметить обложенные дерном, укрытые под навесом маскировочных сетей капониры, а в них самолеты. И уже совсем невозможно догадаться, что в этих самых капонирах наводили порядок летчики 5-й эскадрильи. Вместе со своими механиками они осматривали двигатели, устраняли обнаруженные дефекты.
В зарослях лесополосы шло импровизированное занятие: знакомили новичков по карте с районом базирования и боевых действий, с безопасностью и сложностью воздушной обстановки, с тактикой наших и немецких летчиков на Перекопском перешейке.
В этот тихий час прогудел над аэродромом одинокий И-16. С земли, конечно, никто не видел, что в кабине сидел в летных очках и в генеральской фуражке Василий Васильевич Ермаченков. А он покружил над деревней и ушел в сторону КП группы, снова вернулся и зашел на коробочку. Свой значит. Выложили ему «Т». Истребитель приземлился. Летчик зарулил на старт и выключил мотор.
На аэродроме Тагайлы соблюдалось правило: после посадки самолеты немедленно убирались с летного поля и маскировались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52