Это ж Аким!..
-- Вижу, Наташенька, вижу!.. Боже ж ты мой, да чего ж я, старая, стою... Замерз, чай, родимый...
И старушка суетливо забегала по комнате.
Теперь Аким хорошо видел лицо своей Наташи. Оно было все таким же. Пожалуй, только чуть побледнев, отчего синие глаза казались еще больше, глубже и темней.
Наташа тоже глядела на Акима, на каждое пятнышко и на каждую новую морщинку на таком родном и близком лице. Он сидел перед ней худой и обросший густой колючей щетиной, забыв снять очки и свой драный малахай, из-под которого падали на потный высокий лоб длинные пряди русых полос. Как всегда бывает в таких случаях, они долго не находили, что сказать друг другу. Потом никак не могли заговорить о главном для обоих и спрашивали о всяких пустяках. Аким пристально следил за Наташей и видел, как все больше темнели eе глаза, а щеки наливались неровными пятнами румянца. Наташа, видимо, хотела о чем-то спросить, но не могла сразу решиться. Наконец румянец сошел с ее лица:
-- Ты прости меня, но я... я хочу спросить тебя... Скажи, как ты сюда попал?
Аким понял ее.
-- Меня отпустили, Наташа... всего на пять часов. Один час я уже провел в дороге. Осталось четыре. Там ждут меня товарищи...
Теперь она, счастливая, смотрела на него. Перед ней был Аким, такой, каким она его всегда знала и любила, -- прямой и честный.
-- Глупая, злая... Как я могла так подумать о тебе! Разве мой Аким способен на такое!.. Ведь ты разведчик, правда?
Аким молча и медленно кивнул головой.
-- Не спрашивай меня больше об этом, Наташа. Ладно?
Она рассмеялась.
-- Не бойся, родной. Наш отряд в ту ночь делал то же, что и вы.
-- Откуда ты знаешь, что мы делали?
-- Ну ладно, не будем об этом...
-- Скажи, Наташа, в селе есть немцы?
-- Нет, сейчас нет. Они боятся в селах... Ну, я пойду, помогу маме...
Наташа оставила его и вместе с матерью начала хлопотать у печки. Потом не вытерпела и подбежала снова. Пыталась стянуть с него сапоги, но в этом не было никакой необходимости: сапоги сами слетели, едва Аким тряхнул ногами. Девушка захохотала:
-- Где ты достал такие броненосцы, Аким?
-- А что, разве плохие?
-- Нет, ничего, я так... -- она улыбалась, тащила его за руку к столу, вся пылая.
-- Потише, Наташа, могут услышать, -- предупредила мать, приподнимая кончик занавески и посматривая на улицу. Наташа как-то сразу погрустнела, словно беззаботная юность, вернувшаяся вместе с Акимом и во власть которой она попала на минуту, испугавшись, ушла от нее.
Через некоторое время Аким уже сидел за столом, уминая за обе щеки кашу.
Наташа, глядя на него, вновь оживилась...
-- Аким, а помнишь нашу избачиху?
-- Шуру-то? Ну а как же!..
-- Мы с ней вечно из-за книг ругались...
-- Помню, конечно. А почему ты -- об этом?..
-- Не знаю...
-- А ты помнишь, Наташа, пионерский лагерь?
-- Еще бы!.. Пионервожатой у нас была Шура. Какая девушка! Сколько она рассказывала нам интересного, а сколько песен мы пропели с ней!.. Вот так и стоят передо мной -- Шура, пионерский галстук... И все такое -- наше...
-- А где теперь Шура? -- спросил Аким.
Губы Наташи покривились, дрогнули.
-- В Германию угнали, на каторгу.
Аким обнял девушку и крепко прижал к своей груди.
-- Не надо, Наташа. Не плачь, родная. Вернется Шура. И будут опять книги, и все будет...
Утирая слезы и глядя ему в лицо, Наташа попросила:
-- Ты прости меня. Уж очень все обидно, больно... Я сейчас... Ведь я только ночью прихожу к маме, да и то не всегда.
-- Что так? -- удивился Аким.
-- Фашисты на девушек облавы устраивают. В Германию увозят. Ты слышал песню "Раскинулись рельсы далеко..."?
-- Конечно, слышал. У нас красноармейцы ее поют.
Аким увидел, как губы девушки опять дрогнули. Должно быть, ей стоило больших усилий, чтобы сдерживать себя и не расплакаться.
-- Так что же?.. Всех девушек и ребят они угоняют? -- Аким озабоченно посмотрел на Наташу.
-- Нет, не всех. Есть еще лазейка, в которую ускользают наши ребята и девушки. Женятся и выходят замуж. Таких фашисты пока не увозят. Горе одно. Пятнадцатилетние женятся...
Аким насторожился. Об этой "лазейке" он не раз слышал в освобожденных селах. Уж нe хотела ли Наташа воспользоваться ею?
Но она отгадала его мысли:
-- Ты, пожалуйста, не подумай, Аким, что я хочу заставить тебя остаться. Я ведь комсомолка, врагам не поддамся. Мне в лесу дела найдутся. Сейчас мы получили приказ побольше беспокоить фашистов... Ой, Аким, и несдобровать же им на нашей земле!..
-- Разумеется. А помнишь, Наташа, как директор школы нам говорил, когда мы еще были маленькие: "Завидую вам, ребята!"
-- Павел Федорович жив. Он партизанит.
-- Увидишь -- привет ему от меня самый большущий.
-- Обязательно. А как он возил нас в Харьков на экскурсию!.. На Тракторный... Павел Федорович в белом костюме -- светлый такой!.. Шли по городу и все время пели!.. О, до чего ж было хорошо, Аким!..
-- И опять будет так. Еще лучше будет, Наташа!.. Ох, чего только мы не понастроим!.. А как мы с Колькой Володиным мечтали...
-- Не говори о нем, Аким, забудь его, -- торопливо перебила Наташа. -Не стоит он того, чтобы о нем вспоминали...
-- Почему? -- удивился Аким. -- Он ведь погиб на фронте.
-- И вовсе не погиб. Он жив. Женился на Стешке Лунченко и теперь живет в ее доме...
Это не укладывалось в голове Акима. В сентябре 1942 года они вместе с Николаем ходили в разведку. Не вернулся тогда только один Николай, и все были убеждены, что он либо убит, либо тяжело ранен, лежит где-нибудь на сухой земле, задыхаясь в горькой полыни. В ту же ночь все отправились на поиски. Аким вместе с другими разведчиками исползал под огнем вражеских пулеметов всю нейтральную полосу. Володина так и нe нашли. Тогда разведчики потеряли двух бойцов, наскочивших впотьмах на немецкие мины. А тот, которого они так разыскивали, оказывается, к Стешке...
-- Так что же он делает в селе? Наверное, в полицейские пошел?
-- Нет. Он не стал полицаем. Живет затворником. И непонятно, кого больше боится -- своих или немцев.
Наташа смолкла. Молчал и Аким. Потом он поднялся и через силу улыбнулся.
-- Ну, Наташа, мне пора... Вот и повидал тебя...
Она побледнела, темные глаза ее заблестели. Глотая слезы, она не отпускала его руку, прижимала ее к себе.
-- Как же это?.. Так скоро... Ведь ты мне еще ничего не сказал о себе. Останься, Аким!.. Ну еще немного!.. Плечи девушки затряслись.
-- Не надо, родная. Помнишь, мы обещали быть сильными.
Он смахнул с ее горячих щек слезы и крепко поцеловал в мокрые ресницы, в припухшие теплые губы. Говорил уже ровно, спокойным голосом, хотя это ему стоило больших трудов:
-- Школу сохранить надо, Наташа. Подбери смелых ребят... Пусть организуют охрану, когда фронт будет приближаться к селу. Как бы фашисты не взорвали в последний момент... А за меня не бойся. Меня пули за километр обходят...
-- Я провожу тебя до леса, Аким.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92