Но доминиканец уже склонился к уху Людовика и разрешил его сомнения. Короли могут умирать, даже не раскрыв рта: Святая церковь бдит над ними. Если у Людовика родится сын, обряд чуда будет ему открыт в свое время.
Тогда взор Людовика обратился к Клеменции и остановился на ее лице, груди, ее драгоценном лоне, и еще долго умирающий, собрав последние силы, глядел на пополневший стан супруги, как бы надеясь передать тому, кто еще не появился на свет, все то, что получил он сам — потомок королевского дома, царствовавшего три столетия.
Происходило это 4 июня 1316 года.
10. ТОЛОМЕИ МОЛИТСЯ ЗА КОРОЛЯ
Когда Толомеи, уже на закате солнца, возвратился домой, главный приказчик сообщил ему, что в каморке перед кабинетом банкира его поджидают двое деревенских сеньоров.
— Видать, они сильно гневаются, — добавил приказчик. — Сидят здесь с девятичасовой молитвы, ничего не ели и, говорят, с места не сдвинутся, пока вас не повидают.
— Так, так! Я знаю, кто они, — ответил Толомеи. — Закройте двери и соберите в моем кабинете всех людей — приказчиков, слуг, конюхов и служанок. Да пусть поторопятся! Звать всех!
Затем банкир стал медленно подниматься по лестнице неуверенными шагами старца, обремененного бедами; на секунду остановился на площадке, прислушиваясь к суматохе, начавшейся в доме по его приказу, и, когда на нижних ступеньках показались фигуры слуг, он, держась за голову, вошел в приемную.
Братья де Крессэ поднялись с места, и Жан, направившись к банкиру, завопил:
— Мессир Толомеи, мы явились…
Толомеи остановил его движением руки.
— Знаю, — произнес, вернее, простонал он, — знаю, кто вы такие, и знаю даже, что вы мне скажете. Но все это пустое по сравнению с моей скорбью.
Так как Жан снова открыл рот, банкир обернулся к дверям и обратился к собравшейся у порога челяди:
— Входите, друзья мои, входите все; сейчас вы услышите из уст вашего хозяина страшную весть. Ну, входите же, детки.
В мгновение ока комната наполнилась людьми, и, если бы братьям Крессэ вздумалось хоть пальцем тронуть хозяина дома, их немедленно бы разоружили.
— Но, мессир, что это значит? — в гневе и нетерпении спросил Пьер.
— Минуточку, минуточку, — отозвался Толомеи. — Все должны узнать, все.
Братья Крессэ тревожно переглянулись — уж не намерен ли банкир обнародовать их позор. Это отнюдь не входило в их расчеты.
— Все в сборе? — спросил Толомеи. — А теперь, друзья, выслушайте меня.
И тут… не произошло ничего. Воцарилось долгое молчание. Толомеи закрыл лицо руками, и присутствующим показалось, что он плачет. Когда он отнял от лица руки, из единственного открытого глаза и впрямь катились слезы.
— Милые мои друзья, дети мои, — проговорил он наконец. — Свершилось самое ужасное! Наш король… да, да, наш обожаемый король только что испустил дух.
Голос его прервался, и Толомеи яростно стукнул себя кулаком в грудь, как будто именно он был повинен в кончине государя. Воспользовавшись минутой-всеобщего замешательства, он скомандовал:
— А теперь все на колени и помолимся за его душу.
Сам он первый тяжело рухнул на пол, и все присутствующие последовали его примеру.
— Ну, мессиры, скорее преклоните колени! — с упреком обратился он к братьям Крессэ, которые застыли на месте, оглушенные всем происходившим, — только одни они продолжали стоять.
— In nomine patris… — начал Толомеи.
Слова молитвы покрыли пронзительные крики. Это служанки Толомеи, все родом из Италии, начали дружно причитать, следуя лучшим образцам итальянских плакальщиц.
— Requiescat… note 15 — хором подхватили присутствующие.
— Ох, да какой же он был хороший! Какой чистой души! Какой набожный! — надрывалась стряпуха.
И все служанки и все прачки зарыдали еще пуще, натянув подолы юбок на головы и закрыв ими лицо.
Толомеи поднялся с колен и прошелся среди своих подчиненных.
— Молитесь, молитесь горячее! Да, он был чист душой, да, он был святой! А мы, мы — грешники, неисправимые грешники, вот мы кто! Молитесь и вы, молодые люди, — сказал он, нажимая ладонями на макушки коленопреклоненных братьев Крессэ. — И вас тоже в свой час подкосит смерть. Кайтесь же, кайтесь!
Представление длилось добрых полчаса. Затем Толомеи распорядился:
— Заприте двери, закройте прилавки. Нынче день траура, вечерняя торговля отменяется.
Слуги удалились, наплакавшись вволю, шмыгая носом. Когда главный приказчик проходил мимо Толомеи, тот шепнул ему:
— А главное, никому не платить. Возможно, завтра золото будет идти по новому курсу.
Спускаясь с лестницы, женщины продолжали причитать, и плач их не утихал весь вечер и даже всю ночь. Одна старалась перещеголять другую в голосистости.
— Он был нашим благодетелем! — вопили они. — Никогда, никогда не будет у нас такого доброго государя!
Толомеи опустил ковер, закрывавший вход в его кабинет.
— Вот, — сказал он, — вот! Так проходит мирская слава!
Братья Крессэ были окончательно укрощены. Их личная драма неожиданно утонула в бедствии, обрушившемся на Францию.
Кроме того, они сильно устали. Весь предыдущий день они провели на охоте, гоняясь за зайцем, потом скакали всю ночь, и как скакали!
Их появление рано поутру в столице, куда они въехали вдвоем на одной запаленной кляче, в рваных кафтанах, перешитых из охотничьих костюмов их покойного батюшки, вызвало дружный смех прохожих. Сорванцы-мальчишки с криком бежали за ними следом. И конечно, они заплутались в лабиринте улиц Ситэ. С голода им подвело животы, а в двадцать лет такие вещи переносятся с трудом. К тому же роскошный вид особняка Толомеи здорово сбил с них если не злобу, то, во всяком случае, спесь. Это богатство, эта резная мебель, эмали, безделушки из слоновой кости… да что там, любой из этих вещиц хватило бы с лихвой, чтобы спасти от разрушения их замок… А челядь! Сколько ее и как одета! Получше, чем сиятельные владельцы поместья Крессэ. «В конце концов, — думали братья, не смея признаться друг другу в крамольных мыслях, — возможно, мы и сглупили, выказав себя чересчур щепетильными в отношении чистоты крови — такое богатство стоит любых дворянских грамот».
— Ну-с, добрые мои друзья, — проговорил Толомеи фамильярным тоном, прозвучавшим вполне уместно после общей молитвы, — а теперь вернемся к нашему злосчастному делу, коль скоро, что бы ни происходило, мыто, грешные, живы и жизнь идет своим чередом. Хотя иные уходят от нас. Вы, конечно, желаете побеседовать со мной о моем племяннике. Ах, разбойник! Ах, мошенник! Подстроить такое мне, мне, который осыпал его благодеяниями! Бесстыдный проходимец! Только этой беды не хватало в такой день… Я знаю, мессиры, все знаю: он мне нынче утром прислал записку, мне — человеку, сраженному бедами!
Толомеи стоял перед братьями Крессэ, ссутулившись, потупив взор, в позе человека, убитого судьбой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59