Но история бежала дальше. В 1933 году старик Фурри внезапно, куда то переехал, а вскоре умер какой то дальний родственник родителей, о существовании которого они и не подозревали. Отцу Алексея Владимировича, через знакомых предложили перебраться в Югославию, где в то время с радостью встречали бывших русских военных. Тут им предложили на очень выгодных условиях приобрести любую недвижимость и они, выросшие в городе, отдали предпочтение вот этому дому. Алексей Владимирович продолжал учебу в гимназии, отдавая свободное время увлекавшей его вначале геральдике, а затем истории. Некоторое время Владимир Андреевич работал, но после того как фирма, в которой он служил, разорилась, а другой работы не нашлось, семья жила на ренту от полученного наследства.
Началась война и Алексей Владимирович со школьной скамьи ушел в партизаны, где в отряде встретился с Александрой Владимировной.
Когда встал вопрос, чем заниматься в мирное время, Алексей Владимирович решил продолжить свое обучение и с этого времени посвятил истории всю свою жизнь, специализируясь на средних веках.
Внезапно профессор прервал свой рассказ.
– А не выпить ли нам еще по чашечке кофе, сударь Сегей Николаевич? – спросил он.
– С огромным удовольствием, Алексей Владимирович.
– Тогда мы не будем будить Александру Владимировну, а переберемся на кухню и попытаемся сварить его сами, если вы и ваш друг, – и он посмотрел на Стена, – не возражаете.
Мы не возражали и все вместе перешли в кухню. Кухня меня поразила резким контрастом с гостиной, так как была оборудована, что называется по последнему слову техники. Я расположился на удобном угловом диванчике, а Стен устроился у моих.
– У Александры Владимировны всю жизнь два увлечения – физика и приготовление домашнего печенья. Со временем начинает преобладать второе. Меня это, конечно страшно радует. Я, видите ли, сладкоежка. А я Вас угощу кофе по – тунисски. Его научил готовить меня еще мой отец, – сказал профессор и, получив мое согласие, принялся священнодействовать возле плиты.
Когда кофе был сварен и профессор, разлив его по чашечкам, сел за стол и продолжил свой рассказ.
– Всю жизнь занимаясь историей, я не оставлял надежды разобраться в истории, так заинтересовавшего меня в детстве герба. Геральдика не объясняла ничего, и оставалось искать в исторических документах, хоть какое-нибудь упоминание, могущее пролить свет.
В своих поисках, профессор, неожиданно для себя обнаружил, что он не единственный, кого занимает эта тема. И так же неожиданно обнаружил, что с теми, кто посвящал себя поискам обязательно что-нибудь случалось. Американский исследователь утонул, надумав искупаться в горной речке, текущей с ледника, англичанин, во время операции по удалению аппендицита впал в кому, из которой так не вышел, один из французов покончил жизнь самоубийством, другой же попал под поезд. Со временем, таких вот несчастных случаев прибавлялось и они переросли в закономерность. Профессора же несмотря на то, что он не оставлял своих поисков такие вот неприятности счастливо миновали:
– Вы знаете, сударь Сергей Николаевич, не будь мне столько лет и не знай я столько, сколько знаю теперь, то сказал бы, что меня все время защищал мой ангел-хранитель. Но сказать такого я не могу и остается оставить это без объяснений.
…Поиски постепенно вывели Алексея Владимировича к истории тамплиеров и их приемников. Собирая информацию буквально по крохам, вылавливая эти крохи в тоннах прочитанных архивных документов, он наконец составил хоть какое то представление о предмете своих поисков.
Это буквально легенда в легенде, тайна в тайне. Все покрыто таким мраком из недоговоренностей, искажено выдумками более поздних копировщиков, что я сам не уверен в правильности моего толкования. Но все же это лучше, чем ничего. Легенда же выглядит примерно так. Орден тамплиеров в своих эзотерических изысканиях, используя контакты с еврейскими мистиками, получил от них доступ к тайнам Кабалы и книги Зохар, а затем по договоренности с султаном, забывшим ради того религиозные разногласия, руками арабских ученых составил шесть компонентов того, что в последствии получило название философский камень, на самом же деле, какого-то ужасно могущественного средства, служащего своего рода катализатором для человеческой мысли, и таким образом превращающей ее в действенный инструмент. Обладатель этого средства приобретал способность менять свойства материалов, подчинять своей воле сколь угодно огромные толпы, в общем, всего приписываемого ему и не перечислить. Вот только процесс его создания должен был занять, без малого, тысячелетие, в течении которого компоненты должны были последовательно соединяться. Хранение компонентов и их своевременное придание к основному составу было поручено шести хранителям. А герб этот – это печать, на которой был запечатан каждый из компонентов и одновременно герб его хранителя.
– Алексей Владимирович, простите это звучит настолько невероятно, что признаюсь мне трудно поверить.
– Сударь, Сергей Николаевич, не буду вас уверять, что эта легенда и есть действительность, по крайней мере она гласит, что философский камень будет готов в двухтысячном году и магистр тамплиеров получит власть над всем миром. Но как вы знаете двухтысячный год за нами, власть в руках тех же у кого была и до того, хотя, знаете ли нет дыма без огня, несчастные случаи-то происходили не в легендах.
За окном кухни уже начинало светать.
– Засиделись мы, однако, – сказал профессор, – давайте-ка я уложу Вас спать в гостиной, да и сам пойду посплю.
– Спасибо большое, Алексей Владимирович, но я заказал себе номер в гостинице, так что Вы не беспокойтесь. И я очень благодарен Вам за Ваш рассказ.
Мы попрощались. Я покривил душой, сказав, что заказал номер, но мне не хотелось доставлять лишние хлопоты уже далеко не молодому хозяину, и хотелось остаться наедине со своими мыслями.
Выйдя мы со Стеном оказались в притихшем предутреннем Пиране. Уличные фонари уже погасли, а солнце еще не залило его улицы, которые, разбегаясь узкими ущельями, казалось тоже прятали какие-то страшные тайны не то тамплиеров, не то первых своих строителей. Мы не спеша пошли к стоянке перед городом, одним своим краем проходящей вдоль набережной, но не дойдя до машины я присел на бетонный парапет и стал смотреть на море. Стен лег рядом со мной и положил свою лохматую голову мне на колени. Так мы и сидели до того момента, пока первые лучи солнца не коснулись верхушек небольших волн, не торопясь ползущих к берегу.
Я выпил чашку кофе в кофейне, обслуживавшей в этот ранний час горожан, спешащих на работу, и мы со Стеном перебрались на пляж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94