Коннора просто бросало в пот при одном только предположении о том, что его выставят на посмешище перед мужчинами, женщинами и детьми, которые на протяжении веков трудились на земле лэйрдов Макджоувэнов и присягали им на верность.
Именно такой встряски Коннору и не хватало, чтобы вывести его из затянувшейся депрессии. В душе его бушевала буря гнева и оскорбленных чувств, которую он пытался все это время подавить с помощью выпивки и изнурительной работы. Черт побери, не может же он позволить Джемме и на сей раз обойтись с ним по-свински! Уж лучше он до конца дней заточит ее в самом глубоком подземелье своего замка!
— Томас! — взревел он, с грохотом распахнув дверь кабинета и вылетая в коридор. — Томас! А ну иди сюда, старая развалина!
Из дверей кухни как ошпаренный выскочил пожилой слуга.
— М-милорд? — пискнул он.
— Сейчас же упакуй мои вещи! — громыхнул Коннор. — И вели послать за Берти Маккензи. На рассвете мы отправляемся в Гленаррис.
Глава 28
Джемма проснулась от звона капели. Подскочив к окну и привстав на цыпочки, она выглянула наружу и увидела, что это тают сосульки, вот уже несколько недель украшавшие карнизы замка. Далеко внизу протекавший вдоль стен замка ручей взломал зимнюю наледь.
Радостно всплеснув руками, Джемма поспешила одеться. Вот уже несколько дней она с нетерпением ожидала этой оттепели, хотя и не без смущения должна была признаться, что так твердо верила в ее приход лишь потому, что ее предсказала прапрабабушка Фионы Рула Минка. Столь необычное имя и способность заглядывать в будущее достались ей в наследство от предков цыган, и Фиона ни на минуту не сомневалась в том, что все ее пророчества обязательно сбудутся.
Еще Фиона поведала Джемме, что в Гленаррисе все крестьяне побаиваются старой ведьмы, считая ее колдуньей — девочка и сама говорила про нее почтительным полушепотом. Заинтригованная Джемма не преминула вместе с Фионой навестить столь необычную даму, которая жила в горах, довольно далеко от деревни, в обществе кудлатой овчарки по имени Григорий. Поп нашел с Григорием общий язык с первых же минут знакомства, и Джемма с Минкой весело смеялись, глядя на то, как собаки кувыркаются в снегу.
Потом они долго пили чай и беседовали. Помимо всего прочего, была упомянута и погода, и вот тогда-то Минка заявила, что Джемме надобно ожидать большую оттепель перед самым Рождеством.
— Снег начнет таять, — говорила Минка, — и вода в реках подымется. Откроются все дороги, хотя и ненадолго. Вы хорошо выбрали время для праздника.
— Откуда ты знаешь, что я собираюсь устраивать праздник? — удивилась Джемма.
— Бабуля запросто может заглянуть в будущее, — вмешалась Фиона, возившаяся у очага с очередной порцией чая.
Джемма не сумела скрыть проступившего у нее на лице недоверия, и Минка, заметив это, усмехнулась.
— Я не гадаю на чайных листьях и кофейной гуще, как цыганка дитя мое. Я не гадаю на хрустальном шаре. Я не гадаю по линиям на руке, чтобы предсказывать горе или радость.
— Но тогда как же ты это делаешь? — спросила Джемма, не удержавшись от ответной улыбки.
— Поди сюда, дитя.
Джемма устроилась на низенькой скамеечке возле кресла Минки. Снаружи доносились яростные завывания ветра, но в маленьком домике было тепло и уютно. Поп с Григорием дремали возле огня, а Фиона гремела посудой, заваривая свежий чай.
Минка, такая же скрюченная и морщинистая, как Мод Макджоувэн, наклонилась вперед и взяла лицо Джеммы в ладони. В ее узловатых, изуродованных артритом пальцах чувствовалась неожиданная сила. Пронзительно посмотрев Джемме в глаза, она еле слышно произнесла:
— Подчас наше будущее написано в наших сердцах. Подчас его очень легко прочесть, только мало кто это замечает.
— Ты можешь прочесть что-нибудь в сердце у госпожи Джеммы, бабуля? — доверчиво спросила Фиона, подойдя к ней поближе.
— Горе, — немедленно ответила Минка. — И пустоту.
Джемма почувствовала, что краснеет. Ей стоило немалых усилий сидеть спокойно, не пытаясь вырваться из рук Минки.
— Есть одна старинная история; люди снова и снова пересказывают ее, — продолжала Минка, и ее темные, живые глаза не отпускали взгляда Джеммы. — Сказка, которую, возможно, слышала когда-то и ты, дитя. Сказка о прекрасной принцессе, которой пришлось выйти замуж за ужасного зеленого лягушонка.
— За лягушонка, бабуля? — хихикнула Фиона. Минка не обратила на нее внимания.
— Злые чары не могли быть разрушены, пока принцесса не поцелует лягушонка.
— И тогда он обратился в прекрасного принца, и они прожили долго и счастливо, — нетерпеливо закончила Джемма. — Да, я слышала эту сказку. — О, как больно было сознавать, что для нее самой эта сказка обернулась былью! Ведь она тоже поцеловала своего лягушонка, и он обратился прекрасным принцем — вот только оказалось, что внутри он остался таким же отвратительным, каким был когда-то снаружи.
Ну и какое же это предсказание будущего? Минка всего-навсего заглянула к Джемме в прошлое.
— Это еще только должно произойти, — настаивала Минка, но Джемма решила, что с нее довольно. Ей вовсе не улыбалось разразиться слезами перед Фионой лишь потому, что Фиониной бабуле взбрело в голову вспоминать древние сказки.
— По поводу этой оттепели… — произнесла она, мягко освобождаясь из рук старухи. — Ты говоришь, что снег растает настолько, что откроются дороги?
Минка опустила веки и безвольно уронила руки на колени. Она лишь молча кивнула в ответ.
Какое радостное известие! Джемме было гораздо приятнее думать о нем, нежели вступать в смешное препирательство со старой цыганкой. Вот уже несколько недель она уповала на перемену погоды, ведь все обитатели Гленарриса оказались отрезанными от остального мира ужасными морозами и снегопадами с того самого дня, когда Коннор уехал в Эдинбург. Их прогулка до хижины Минки заняла не менее двух часов, и они совершенно выбились из сил, пробиваясь через огромные снежные заносы на горных склонах…
— А можешь ты догадаться, почему госпожа Джемма так хочет, чтобы поскорее настала оттепель, бабуля? — заговорщически спросила Фиона.
Минка открыла глаза и с улыбкой взглянула на свою праправнучку:
— Почему бы тебе самой не сказать мне об этом, малышка?
— Тогда мужчины смогут пойти и срубить елку в лесу у лорда Коннора! Госпожа Джемма сказала, что на день Святого Стефана у нас нарядят самую настоящую рождественскую елку!
Сообщение Джеммы о том, что парадная зала в Гленаррисе будет украшена рождественской елью, было встречено с недоверием всеми, кроме Фионы — ведь она боготворила хозяйку и верила в нее. Все остальные втихомолку потешались над этим — тем паче что до сих пор здесь и слыхом не слыхали о таком обычае.
Джемма с ног сбилась, стараясь растолковать эту новость, ведь и в Англии ель к Рождеству стали наряжать совсем недавно — следом за принцем Альбертом, немецким супругом королевы Виктории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Именно такой встряски Коннору и не хватало, чтобы вывести его из затянувшейся депрессии. В душе его бушевала буря гнева и оскорбленных чувств, которую он пытался все это время подавить с помощью выпивки и изнурительной работы. Черт побери, не может же он позволить Джемме и на сей раз обойтись с ним по-свински! Уж лучше он до конца дней заточит ее в самом глубоком подземелье своего замка!
— Томас! — взревел он, с грохотом распахнув дверь кабинета и вылетая в коридор. — Томас! А ну иди сюда, старая развалина!
Из дверей кухни как ошпаренный выскочил пожилой слуга.
— М-милорд? — пискнул он.
— Сейчас же упакуй мои вещи! — громыхнул Коннор. — И вели послать за Берти Маккензи. На рассвете мы отправляемся в Гленаррис.
Глава 28
Джемма проснулась от звона капели. Подскочив к окну и привстав на цыпочки, она выглянула наружу и увидела, что это тают сосульки, вот уже несколько недель украшавшие карнизы замка. Далеко внизу протекавший вдоль стен замка ручей взломал зимнюю наледь.
Радостно всплеснув руками, Джемма поспешила одеться. Вот уже несколько дней она с нетерпением ожидала этой оттепели, хотя и не без смущения должна была признаться, что так твердо верила в ее приход лишь потому, что ее предсказала прапрабабушка Фионы Рула Минка. Столь необычное имя и способность заглядывать в будущее достались ей в наследство от предков цыган, и Фиона ни на минуту не сомневалась в том, что все ее пророчества обязательно сбудутся.
Еще Фиона поведала Джемме, что в Гленаррисе все крестьяне побаиваются старой ведьмы, считая ее колдуньей — девочка и сама говорила про нее почтительным полушепотом. Заинтригованная Джемма не преминула вместе с Фионой навестить столь необычную даму, которая жила в горах, довольно далеко от деревни, в обществе кудлатой овчарки по имени Григорий. Поп нашел с Григорием общий язык с первых же минут знакомства, и Джемма с Минкой весело смеялись, глядя на то, как собаки кувыркаются в снегу.
Потом они долго пили чай и беседовали. Помимо всего прочего, была упомянута и погода, и вот тогда-то Минка заявила, что Джемме надобно ожидать большую оттепель перед самым Рождеством.
— Снег начнет таять, — говорила Минка, — и вода в реках подымется. Откроются все дороги, хотя и ненадолго. Вы хорошо выбрали время для праздника.
— Откуда ты знаешь, что я собираюсь устраивать праздник? — удивилась Джемма.
— Бабуля запросто может заглянуть в будущее, — вмешалась Фиона, возившаяся у очага с очередной порцией чая.
Джемма не сумела скрыть проступившего у нее на лице недоверия, и Минка, заметив это, усмехнулась.
— Я не гадаю на чайных листьях и кофейной гуще, как цыганка дитя мое. Я не гадаю на хрустальном шаре. Я не гадаю по линиям на руке, чтобы предсказывать горе или радость.
— Но тогда как же ты это делаешь? — спросила Джемма, не удержавшись от ответной улыбки.
— Поди сюда, дитя.
Джемма устроилась на низенькой скамеечке возле кресла Минки. Снаружи доносились яростные завывания ветра, но в маленьком домике было тепло и уютно. Поп с Григорием дремали возле огня, а Фиона гремела посудой, заваривая свежий чай.
Минка, такая же скрюченная и морщинистая, как Мод Макджоувэн, наклонилась вперед и взяла лицо Джеммы в ладони. В ее узловатых, изуродованных артритом пальцах чувствовалась неожиданная сила. Пронзительно посмотрев Джемме в глаза, она еле слышно произнесла:
— Подчас наше будущее написано в наших сердцах. Подчас его очень легко прочесть, только мало кто это замечает.
— Ты можешь прочесть что-нибудь в сердце у госпожи Джеммы, бабуля? — доверчиво спросила Фиона, подойдя к ней поближе.
— Горе, — немедленно ответила Минка. — И пустоту.
Джемма почувствовала, что краснеет. Ей стоило немалых усилий сидеть спокойно, не пытаясь вырваться из рук Минки.
— Есть одна старинная история; люди снова и снова пересказывают ее, — продолжала Минка, и ее темные, живые глаза не отпускали взгляда Джеммы. — Сказка, которую, возможно, слышала когда-то и ты, дитя. Сказка о прекрасной принцессе, которой пришлось выйти замуж за ужасного зеленого лягушонка.
— За лягушонка, бабуля? — хихикнула Фиона. Минка не обратила на нее внимания.
— Злые чары не могли быть разрушены, пока принцесса не поцелует лягушонка.
— И тогда он обратился в прекрасного принца, и они прожили долго и счастливо, — нетерпеливо закончила Джемма. — Да, я слышала эту сказку. — О, как больно было сознавать, что для нее самой эта сказка обернулась былью! Ведь она тоже поцеловала своего лягушонка, и он обратился прекрасным принцем — вот только оказалось, что внутри он остался таким же отвратительным, каким был когда-то снаружи.
Ну и какое же это предсказание будущего? Минка всего-навсего заглянула к Джемме в прошлое.
— Это еще только должно произойти, — настаивала Минка, но Джемма решила, что с нее довольно. Ей вовсе не улыбалось разразиться слезами перед Фионой лишь потому, что Фиониной бабуле взбрело в голову вспоминать древние сказки.
— По поводу этой оттепели… — произнесла она, мягко освобождаясь из рук старухи. — Ты говоришь, что снег растает настолько, что откроются дороги?
Минка опустила веки и безвольно уронила руки на колени. Она лишь молча кивнула в ответ.
Какое радостное известие! Джемме было гораздо приятнее думать о нем, нежели вступать в смешное препирательство со старой цыганкой. Вот уже несколько недель она уповала на перемену погоды, ведь все обитатели Гленарриса оказались отрезанными от остального мира ужасными морозами и снегопадами с того самого дня, когда Коннор уехал в Эдинбург. Их прогулка до хижины Минки заняла не менее двух часов, и они совершенно выбились из сил, пробиваясь через огромные снежные заносы на горных склонах…
— А можешь ты догадаться, почему госпожа Джемма так хочет, чтобы поскорее настала оттепель, бабуля? — заговорщически спросила Фиона.
Минка открыла глаза и с улыбкой взглянула на свою праправнучку:
— Почему бы тебе самой не сказать мне об этом, малышка?
— Тогда мужчины смогут пойти и срубить елку в лесу у лорда Коннора! Госпожа Джемма сказала, что на день Святого Стефана у нас нарядят самую настоящую рождественскую елку!
Сообщение Джеммы о том, что парадная зала в Гленаррисе будет украшена рождественской елью, было встречено с недоверием всеми, кроме Фионы — ведь она боготворила хозяйку и верила в нее. Все остальные втихомолку потешались над этим — тем паче что до сих пор здесь и слыхом не слыхали о таком обычае.
Джемма с ног сбилась, стараясь растолковать эту новость, ведь и в Англии ель к Рождеству стали наряжать совсем недавно — следом за принцем Альбертом, немецким супругом королевы Виктории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87