– Филипп защелкнул табакерку, снова сунул ее в карман и сказал, снимая пушинку с сюртука: – Он мог бы не тратить столько усилий, объясняя, что не хотел вчера вечером выпускать Торкила из дому не потому, что боялся потерять над ним контроль, а чтобы он не простудился, выйдя из жаркой комнаты на ночной воздух.
– Я полагаю, это вполне разумное объяснение, – рассудительно сказала Кейт. – В Англии все люди боятся ночной прохлады, и, если Торкил слаб здоровьем, в поведении доктора нет ничего удивительного – он опасается, что любая простуда может перейти в воспаление легких и тому подобное.
– Я бы скорее сказал, что Торкил на удивление крепок здоровьем, коли он выжил после всех своих болезней.
– Он очень много болел?
– О, он переболел буквально всем на свете, включая оспу!
– Оспу? Но у него нет оспинок! Наверное, он перенес ее в легкой форме!
– По-видимому, так, но не советую говорить это Минерве. Она и Сидлоу выхаживали его, и именно смертельная опасность, которая, по ее мнению, угрожала Торкилу, послужила ей основанием вызвать Делаболя и отказать доктору Огборну, бывшему прежде семейным врачом.
– О, Филипп, Филипп! – взмолилась Кейт. – Как вы можете такое говорить! Если Торкил подвержен болезням, разве удивительно, что она держит доктора Делаболя в Стейплвуде! И сэр Тимоти тоже! Нет, это несправедливо, я не желаю вас слушать! – Она бросила взгляд на каминные часы и вскочила. – Боже правый, уже почти одиннадцать, а я сказала шеф-повару, что буду у него не позже пол-одиннадцатого! Он желает получить мои распоряжения на сегодня. Я надеюсь, от меня потребуется только взглянуть на счета покупок и одобрить его действия; иначе я изобрела бы какую-нибудь мигрень и послала бы сказать, что не в состоянии выходить из комнаты.
Кейт направилась к дверям, но Филипп забежал вперед и загородил проход, положив руку ей на предплечье.
– Подождите! – сказал он. – Вы считаете, что я несправедлив. Но поверьте хотя бы, что то, о чем я вам говорил, проистекает не от предвзятости! Если бы я мог доказать, что ошибаюсь, я бы сделал это с радостью, уверяю вас!
Она трепетно улыбнулась ему и сказала просто:
– Я верю. А теперь пустите меня! Если Гастона заставить еще ждать, его чувства снова будут оскорблены, и он опять вознамерится немедленно покинуть Стейплвуд!
Филипп убрал свою руку и отворил дверь. Лицо его было сурово, и глаза выражали тревогу. Заметив это, Кейт поцеловала свои пальцы и быстрым движением, проходя мимо, коснулась ими его щеки. Его суровость исчезла, он даже улыбнулся, но тревога в глазах осталась.
Глава 18
Когда Кейт закончила длительные переговоры с шеф-поваром, еще более длительные с экономкой и вытерпела медлительную болтливость старшего садовника, было уже далеко за полдень, и она почувствовала, что вполне готова к полднику. Она уныло подумала, что нет ничего на свете более изматывающего, чем обязанность выслушивать бесконечные бессвязные монологи, притом абсолютно не представляющие интереса. Шеф-повар, не удовлетворившись одобрением его обеденных раскладок, представил ей на выбор несколько вариантов; при этом он с таким энтузиазмом описывал свои методы приготовления различных блюд и зашел при этом так далеко, что даже не скрыл, какую траву он использует для придания особого нежнейшего аромата соусу собственного изобретения. Миссис Торн с равным энтузиазмом описывала со множеством жутких подробностей все болезни, которыми она страдала; а Рисби, садовник, увидев, что Кейт направилась в розарий с корзинкой в руке, пошел следом, неотступно наблюдая за ней подозрительным взглядом и бормоча, что негоже срезать цветы в самую жару. Он долго ходил за ней, утомительно живописуя правила ухода за садом, с экскурсами в различные методы выращивания растений, которые, по его мнению, отличаются особой нежностью и чувствительностью. Избавившись от него наконец, Кейт подумала, что эти потоки красноречия обрушились на нее потому, что леди Брум никогда не позволяла слугам говорить с ней ни о чем, кроме их непосредственных обязанностей, – никому, даже миссис Торн, которая перешла в Стейплвуд из дома Молвернов и была ей рабски предана. Все слуги испытывали перед ее светлостью постоянный ужас, и единственной, к кому леди Брум проявляла снисходительность, была Сидлоу.
Пеннимор встретил Кейт, входящую в дом, известием, что мистер Филипп повез сэра Тимоти покататься в тильбюри. Он просто сиял от радости, и Кейт сказала:
– Что ж, я очень рада! Сэру Тимоти это пойдет на пользу!
– Да, мисс, это пойдет ему на пользу, я так и сказал Тенби, а то он сомневался, по силам ли поездка сэру Тимоти. «Если сэру Тимоти взаправду захотелось покататься, – сказал я, – это ему не повредит!» На что ему нечего было возразить, потому что он не хуже моего знает, что мистер Филипп будет за дядей смотреть и сразу повернет назад, если заметит, что сэр Тимоти утомился. Удивительное дело, как хозяин взбадривается, когда приезжает мистер Филипп! Словно заново рождается, можно сказать! А теперь, мисс Кейт, если вам будет угодно отдать мне вашу корзинку, я поставлю цветы в кувшин с водой, пока вы будете в столовой. Полдник ждет вас в Алом салоне.
Доктор Делаболь также дожидался Кейт. Он с видимым наслаждением поедал клубнику и не замедлил порекомендовать это блюдо Кейт, говоря, что ягоды были собраны утром и еще хранят солнечное тепло. Поскольку солнце буквально лилось во все окна, слова доктора не казались особенно удивительными, но доктор продолжал болтать, расписывая, насколько полезнее ягоды, только что собранные и съеденные прямо с грядки, по сравнению с купленными в Лондоне, а также обращая внимание Кейт на особенные качества клубники, выращенной в Стейплвуде.
– Я никогда не едал ничего вкуснее! – с искренним чувством говорил он. – Впрочем, в Стейплвуде все необычайно вкусное! Талант ее светлости, который так ярко проявляется в устройстве цветников, радующих взор, не мешает ей заботиться и о пище для бренного тела. Это потрясающая женщина, и я убежден, что вы со мной согласитесь. Просто потрясающая! Под ее надзором находится абсолютно все! Она указывает даже, какие овощи надо выращивать, а уж фруктовые деревья, вы сами знаете, здесь необыкновенно разнообразны.
– А как тетушка чувствует себя сегодня? – спросила Кейт, колеблясь в выборе между ветчиной и холодной говядиной.
– Не так хорошо, как мне бы хотелось, – отвечал Делаболь, – но лучше, решительно лучше! Как я и предсказывал, сегодня с утра она настроилась вставать. И сразу захотела повидаться с вами! Ни с кем другим я бы ей говорить не разрешил, но вам, я знаю, можно доверить ее здоровье и нервы. Возможно, вам кажется, что я устраиваю много шума из ничего; ее светлость в этом просто уверена!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Я полагаю, это вполне разумное объяснение, – рассудительно сказала Кейт. – В Англии все люди боятся ночной прохлады, и, если Торкил слаб здоровьем, в поведении доктора нет ничего удивительного – он опасается, что любая простуда может перейти в воспаление легких и тому подобное.
– Я бы скорее сказал, что Торкил на удивление крепок здоровьем, коли он выжил после всех своих болезней.
– Он очень много болел?
– О, он переболел буквально всем на свете, включая оспу!
– Оспу? Но у него нет оспинок! Наверное, он перенес ее в легкой форме!
– По-видимому, так, но не советую говорить это Минерве. Она и Сидлоу выхаживали его, и именно смертельная опасность, которая, по ее мнению, угрожала Торкилу, послужила ей основанием вызвать Делаболя и отказать доктору Огборну, бывшему прежде семейным врачом.
– О, Филипп, Филипп! – взмолилась Кейт. – Как вы можете такое говорить! Если Торкил подвержен болезням, разве удивительно, что она держит доктора Делаболя в Стейплвуде! И сэр Тимоти тоже! Нет, это несправедливо, я не желаю вас слушать! – Она бросила взгляд на каминные часы и вскочила. – Боже правый, уже почти одиннадцать, а я сказала шеф-повару, что буду у него не позже пол-одиннадцатого! Он желает получить мои распоряжения на сегодня. Я надеюсь, от меня потребуется только взглянуть на счета покупок и одобрить его действия; иначе я изобрела бы какую-нибудь мигрень и послала бы сказать, что не в состоянии выходить из комнаты.
Кейт направилась к дверям, но Филипп забежал вперед и загородил проход, положив руку ей на предплечье.
– Подождите! – сказал он. – Вы считаете, что я несправедлив. Но поверьте хотя бы, что то, о чем я вам говорил, проистекает не от предвзятости! Если бы я мог доказать, что ошибаюсь, я бы сделал это с радостью, уверяю вас!
Она трепетно улыбнулась ему и сказала просто:
– Я верю. А теперь пустите меня! Если Гастона заставить еще ждать, его чувства снова будут оскорблены, и он опять вознамерится немедленно покинуть Стейплвуд!
Филипп убрал свою руку и отворил дверь. Лицо его было сурово, и глаза выражали тревогу. Заметив это, Кейт поцеловала свои пальцы и быстрым движением, проходя мимо, коснулась ими его щеки. Его суровость исчезла, он даже улыбнулся, но тревога в глазах осталась.
Глава 18
Когда Кейт закончила длительные переговоры с шеф-поваром, еще более длительные с экономкой и вытерпела медлительную болтливость старшего садовника, было уже далеко за полдень, и она почувствовала, что вполне готова к полднику. Она уныло подумала, что нет ничего на свете более изматывающего, чем обязанность выслушивать бесконечные бессвязные монологи, притом абсолютно не представляющие интереса. Шеф-повар, не удовлетворившись одобрением его обеденных раскладок, представил ей на выбор несколько вариантов; при этом он с таким энтузиазмом описывал свои методы приготовления различных блюд и зашел при этом так далеко, что даже не скрыл, какую траву он использует для придания особого нежнейшего аромата соусу собственного изобретения. Миссис Торн с равным энтузиазмом описывала со множеством жутких подробностей все болезни, которыми она страдала; а Рисби, садовник, увидев, что Кейт направилась в розарий с корзинкой в руке, пошел следом, неотступно наблюдая за ней подозрительным взглядом и бормоча, что негоже срезать цветы в самую жару. Он долго ходил за ней, утомительно живописуя правила ухода за садом, с экскурсами в различные методы выращивания растений, которые, по его мнению, отличаются особой нежностью и чувствительностью. Избавившись от него наконец, Кейт подумала, что эти потоки красноречия обрушились на нее потому, что леди Брум никогда не позволяла слугам говорить с ней ни о чем, кроме их непосредственных обязанностей, – никому, даже миссис Торн, которая перешла в Стейплвуд из дома Молвернов и была ей рабски предана. Все слуги испытывали перед ее светлостью постоянный ужас, и единственной, к кому леди Брум проявляла снисходительность, была Сидлоу.
Пеннимор встретил Кейт, входящую в дом, известием, что мистер Филипп повез сэра Тимоти покататься в тильбюри. Он просто сиял от радости, и Кейт сказала:
– Что ж, я очень рада! Сэру Тимоти это пойдет на пользу!
– Да, мисс, это пойдет ему на пользу, я так и сказал Тенби, а то он сомневался, по силам ли поездка сэру Тимоти. «Если сэру Тимоти взаправду захотелось покататься, – сказал я, – это ему не повредит!» На что ему нечего было возразить, потому что он не хуже моего знает, что мистер Филипп будет за дядей смотреть и сразу повернет назад, если заметит, что сэр Тимоти утомился. Удивительное дело, как хозяин взбадривается, когда приезжает мистер Филипп! Словно заново рождается, можно сказать! А теперь, мисс Кейт, если вам будет угодно отдать мне вашу корзинку, я поставлю цветы в кувшин с водой, пока вы будете в столовой. Полдник ждет вас в Алом салоне.
Доктор Делаболь также дожидался Кейт. Он с видимым наслаждением поедал клубнику и не замедлил порекомендовать это блюдо Кейт, говоря, что ягоды были собраны утром и еще хранят солнечное тепло. Поскольку солнце буквально лилось во все окна, слова доктора не казались особенно удивительными, но доктор продолжал болтать, расписывая, насколько полезнее ягоды, только что собранные и съеденные прямо с грядки, по сравнению с купленными в Лондоне, а также обращая внимание Кейт на особенные качества клубники, выращенной в Стейплвуде.
– Я никогда не едал ничего вкуснее! – с искренним чувством говорил он. – Впрочем, в Стейплвуде все необычайно вкусное! Талант ее светлости, который так ярко проявляется в устройстве цветников, радующих взор, не мешает ей заботиться и о пище для бренного тела. Это потрясающая женщина, и я убежден, что вы со мной согласитесь. Просто потрясающая! Под ее надзором находится абсолютно все! Она указывает даже, какие овощи надо выращивать, а уж фруктовые деревья, вы сами знаете, здесь необыкновенно разнообразны.
– А как тетушка чувствует себя сегодня? – спросила Кейт, колеблясь в выборе между ветчиной и холодной говядиной.
– Не так хорошо, как мне бы хотелось, – отвечал Делаболь, – но лучше, решительно лучше! Как я и предсказывал, сегодня с утра она настроилась вставать. И сразу захотела повидаться с вами! Ни с кем другим я бы ей говорить не разрешил, но вам, я знаю, можно доверить ее здоровье и нервы. Возможно, вам кажется, что я устраиваю много шума из ничего; ее светлость в этом просто уверена!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99