Но правда такова, – хотя она растерзала бы меня за эти слова! – что она еще не вполне пришла в себя. Эти желудочные симптомы – не шутка. А у нее был особенно жестокий приступ: честно скажу, я был чрезвычайно встревожен!
У Кейт было ощущение, что доктор действительно тревожится больше, чем следовало, но прежде чем она успела уверить его, что постарается не волновать тетушку, появился Пеннимор с блюдом, которое он поставил перед Кейт, говоря, что осмелился предложить шеф-повару идею поджарить для Кейт яйцо.
– Которое, мисс, он с удовольствием приготовил, поскольку нам известно, что вы в завтрак съедаете только лепешечку с чашкой чая.
– О, вы оба так добры! – воскликнула Кейт. – Пожалуйста, скажите Гастону, что это именно то, чего мне хотелось!
– А также именно то, что я порекомендовал бы, если бы меня спросили! – с чувством заметил доктор. – Но мы всегда можем положиться на доброго старого Пеннимора!
Пеннимор был так возмущен этим игривым замечанием, что внезапно словно оглох, и удалился, ни единым движением век не выдав, что слышал его.
Нисколько не смутившись, доктор лукаво продолжил:
– Вас можно поздравить, мисс Кейт! Вы снискали всеобщую любовь, от сэра Тимоти до кухарок! Такое впечатление, что вы всю жизнь только и делали, что управляли большим хозяйством.
– Не надо преувеличивать, сэр, – холодно ответила Кейт. – Я ни разу не общалась с кухарками и очень мало управляла хозяйством.
Она видела, что у него наготове очередной двусмысленный комплимент, и поспешила сменить тему:
– Как чувствует себя сегодня Торкил? Его ведь пришлось вчера отправить в постель?
– О, это пустяки, небольшой солнечный удар плюс переутомление. Вы правы, ночью его немного лихорадило, но сегодня ему гораздо лучше. Я надеюсь, он сможет выйти к обеду. Лучше бы, конечно, мистер Филипп Брум не выходил вчера на террасу, и вы не позвали бы его играть в кольца вместо вас! Не то чтобы я вас упрекаю, нет! Вряд ли вы осознаете, какое воздействие оказывают на Торкила визиты мистера Брума! Как ни печально это говорить, но состояние Торкила всегда ухудшается, пока его кузен пребывает в Стейплвуде.
Доктор вздохнул и покачал головой.
– Торкил легко возбудим, ему так хочется соперничать с мистером Брумом! Это вполне естественно, как естественно и то, что мистер Брум одобряет его. Это даже великодушно с его стороны. Но он не может оценить, насколько важно, чтобы Торкил не напрягался свыше своих сил! Да и удивительно было бы, если б он смог! Молодые люди крепкого сложения редко понимают, как мало надо, чтобы выбить из колеи такого хрупкого мальчика, как Торкил. – Кейт ничего не ответила, и после паузы доктор продолжил с коротким смешком: – А теперь мне говорят, что мистер Брум повез сэра Тимоти кататься в тильбюри! Несомненно, с самыми благими намерениями… но как опрометчиво! Я бы очень не хотел, чтобы у меня на руках вместе с ее светлостью оказался еще и сэр Тимоти!
Кейт заклинала себя хранить строгое молчание, но это было уже слишком. Она подняла глаза от тарелки и, глядя на доктора в упор, спросила недоуменным тоном:
– Как, сэр, разве не вы советовали сэру Тимоти выезжать на прогулки?
– Ах да, но не в тильбюри же, а в ландо! Старому человеку, знаете ли, нужно много усилий, чтобы вскарабкаться в спортивный экипаж!
Она поднялась, оттолкнув свой стул, и сказала;
– Я уверена, что сэр Тимоти получил всю необходимую для этого помощь. Прошу прощения, но я нарезала для тетушки свежих роз, и мне надо расставить их в вазы. Вы разрешите мне самой отнести их, или, может быть, тетушку не стоит беспокоить?
– О, конечно, конечно! – воскликнул доктор, торопясь открыть перед ней двери.
Кейт вышла, и через двадцать минут она уже поднималась по парадной лестнице, неся стеклянную вазу, в которую была поставлена дюжина полураскрывшихся роз. Наверху она встретила Сидлоу, ожидавшую ее в верхнем холле.
– Готова ли ее светлость принимать гостей? – спросила Кейт как можно более приветливо. – Доктор Делаболь сказал, что мое посещение для нее не опасно. Я так рада, что ей полегчало!
Сидлоу фыркнула при упоминании имени доктора и сказала ворчливо:
– Она пошла на поправку, но до полегчания еще далеко! Я решила, что мне следует вас предупредить, поэтому я взяла на себя смелость перехватить вас здесь.
– Не стоило хлопот, – обронила Кейт. – Доктор уже предупредил меня, чтобы я щадила ее нервы.
– Доктор! – передразнила Сидлоу. Ее лицо подергивалось; она заговорила со сдержанной страстью, стискивая костлявые руки: – Он ничего не понимает! Никто не понимает, кроме меня! Ее светлость измучили несчастья, это они довели ее до болезни! Она никому никогда не признается, и ни одна душа не знает, какого труда ей стоит поддерживать свой дух. Вся жизнь ее – сплошные несчастья! Она могла бы стать законодательницей мод! Какая она была элегантная! Все у нее всегда было по высшему разряду! И какая красавица!
– Она до сих пор очень красива, – сказала Кейт, надеясь прервать этот поток странного красноречия.
Но Сидлоу, очевидно, слишком долго сдерживала свои чувства и продолжала, словно не слыша слов Кейт:
– Ей надо было выйти замуж за придворного вельможу – за одного из тех, что задавали тон в свете двадцать лет назад! И они за ней увивались, потому что она сияла как звезда, клянусь вам! Она была рождена, чтобы стать герцогиней, я всегда это говорила! А вместо этого она повесила себе на шею сэра Тимоти, который ей в отцы годится! – Сидлоу с трудом перевела дыхание и, сделав над собой усилие, наконец умолкла. Бросив на Кейт недобрый взгляд, она сказала сквозь зубы: – Мне не следовало так много говорить. Просто не знаю, что на меня нашло, мисс.
– Ничего страшного, – ответила Кейт. – Я знаю, как вы тревожились за тетушку во время ее болезни, как самоотверженно за ней ухаживали. Вы просто устали… вам приходилось мало спать! Отнесите ей, пожалуйста, эти розы и посмотрите, можно ли мне войти? Я не хочу тревожить ее, если она спит.
– Спит! – пренебрежительно фыркнула Сидлоу. – Последние недели ей совсем не спится!
Она взяла вазу из рук Кейт, бормоча, что молодой мисс не мешало бы побольше уделять внимания тетушке, чем только розочки нарезать, и проследовала по галерее к спальне леди Брум.
Минуту спустя она вернулась, неся вазу с увядшими цветами, и хмуро бросила Кейт, что она может войти и посидеть у миледи.
– И помните, пожалуйста, мисс, что она очень больна!
– Я буду помнить, – пообещала Кейт. Сидлоу со стуком поставила вазу и прошла вперед, чтобы открыть перед ней дверь спальни.
– Мисс Кейт, миледи!
– Входи, Кейт! – отозвалась леди Брум. – Спасибо, Сидлоу, вы свободны!.. Подойди, дитя мое, сядь здесь, чтобы я тебя видела!
Она протянула руки, и когда Кейт взяла их в свои, притянула ее и поцеловала в щеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
У Кейт было ощущение, что доктор действительно тревожится больше, чем следовало, но прежде чем она успела уверить его, что постарается не волновать тетушку, появился Пеннимор с блюдом, которое он поставил перед Кейт, говоря, что осмелился предложить шеф-повару идею поджарить для Кейт яйцо.
– Которое, мисс, он с удовольствием приготовил, поскольку нам известно, что вы в завтрак съедаете только лепешечку с чашкой чая.
– О, вы оба так добры! – воскликнула Кейт. – Пожалуйста, скажите Гастону, что это именно то, чего мне хотелось!
– А также именно то, что я порекомендовал бы, если бы меня спросили! – с чувством заметил доктор. – Но мы всегда можем положиться на доброго старого Пеннимора!
Пеннимор был так возмущен этим игривым замечанием, что внезапно словно оглох, и удалился, ни единым движением век не выдав, что слышал его.
Нисколько не смутившись, доктор лукаво продолжил:
– Вас можно поздравить, мисс Кейт! Вы снискали всеобщую любовь, от сэра Тимоти до кухарок! Такое впечатление, что вы всю жизнь только и делали, что управляли большим хозяйством.
– Не надо преувеличивать, сэр, – холодно ответила Кейт. – Я ни разу не общалась с кухарками и очень мало управляла хозяйством.
Она видела, что у него наготове очередной двусмысленный комплимент, и поспешила сменить тему:
– Как чувствует себя сегодня Торкил? Его ведь пришлось вчера отправить в постель?
– О, это пустяки, небольшой солнечный удар плюс переутомление. Вы правы, ночью его немного лихорадило, но сегодня ему гораздо лучше. Я надеюсь, он сможет выйти к обеду. Лучше бы, конечно, мистер Филипп Брум не выходил вчера на террасу, и вы не позвали бы его играть в кольца вместо вас! Не то чтобы я вас упрекаю, нет! Вряд ли вы осознаете, какое воздействие оказывают на Торкила визиты мистера Брума! Как ни печально это говорить, но состояние Торкила всегда ухудшается, пока его кузен пребывает в Стейплвуде.
Доктор вздохнул и покачал головой.
– Торкил легко возбудим, ему так хочется соперничать с мистером Брумом! Это вполне естественно, как естественно и то, что мистер Брум одобряет его. Это даже великодушно с его стороны. Но он не может оценить, насколько важно, чтобы Торкил не напрягался свыше своих сил! Да и удивительно было бы, если б он смог! Молодые люди крепкого сложения редко понимают, как мало надо, чтобы выбить из колеи такого хрупкого мальчика, как Торкил. – Кейт ничего не ответила, и после паузы доктор продолжил с коротким смешком: – А теперь мне говорят, что мистер Брум повез сэра Тимоти кататься в тильбюри! Несомненно, с самыми благими намерениями… но как опрометчиво! Я бы очень не хотел, чтобы у меня на руках вместе с ее светлостью оказался еще и сэр Тимоти!
Кейт заклинала себя хранить строгое молчание, но это было уже слишком. Она подняла глаза от тарелки и, глядя на доктора в упор, спросила недоуменным тоном:
– Как, сэр, разве не вы советовали сэру Тимоти выезжать на прогулки?
– Ах да, но не в тильбюри же, а в ландо! Старому человеку, знаете ли, нужно много усилий, чтобы вскарабкаться в спортивный экипаж!
Она поднялась, оттолкнув свой стул, и сказала;
– Я уверена, что сэр Тимоти получил всю необходимую для этого помощь. Прошу прощения, но я нарезала для тетушки свежих роз, и мне надо расставить их в вазы. Вы разрешите мне самой отнести их, или, может быть, тетушку не стоит беспокоить?
– О, конечно, конечно! – воскликнул доктор, торопясь открыть перед ней двери.
Кейт вышла, и через двадцать минут она уже поднималась по парадной лестнице, неся стеклянную вазу, в которую была поставлена дюжина полураскрывшихся роз. Наверху она встретила Сидлоу, ожидавшую ее в верхнем холле.
– Готова ли ее светлость принимать гостей? – спросила Кейт как можно более приветливо. – Доктор Делаболь сказал, что мое посещение для нее не опасно. Я так рада, что ей полегчало!
Сидлоу фыркнула при упоминании имени доктора и сказала ворчливо:
– Она пошла на поправку, но до полегчания еще далеко! Я решила, что мне следует вас предупредить, поэтому я взяла на себя смелость перехватить вас здесь.
– Не стоило хлопот, – обронила Кейт. – Доктор уже предупредил меня, чтобы я щадила ее нервы.
– Доктор! – передразнила Сидлоу. Ее лицо подергивалось; она заговорила со сдержанной страстью, стискивая костлявые руки: – Он ничего не понимает! Никто не понимает, кроме меня! Ее светлость измучили несчастья, это они довели ее до болезни! Она никому никогда не признается, и ни одна душа не знает, какого труда ей стоит поддерживать свой дух. Вся жизнь ее – сплошные несчастья! Она могла бы стать законодательницей мод! Какая она была элегантная! Все у нее всегда было по высшему разряду! И какая красавица!
– Она до сих пор очень красива, – сказала Кейт, надеясь прервать этот поток странного красноречия.
Но Сидлоу, очевидно, слишком долго сдерживала свои чувства и продолжала, словно не слыша слов Кейт:
– Ей надо было выйти замуж за придворного вельможу – за одного из тех, что задавали тон в свете двадцать лет назад! И они за ней увивались, потому что она сияла как звезда, клянусь вам! Она была рождена, чтобы стать герцогиней, я всегда это говорила! А вместо этого она повесила себе на шею сэра Тимоти, который ей в отцы годится! – Сидлоу с трудом перевела дыхание и, сделав над собой усилие, наконец умолкла. Бросив на Кейт недобрый взгляд, она сказала сквозь зубы: – Мне не следовало так много говорить. Просто не знаю, что на меня нашло, мисс.
– Ничего страшного, – ответила Кейт. – Я знаю, как вы тревожились за тетушку во время ее болезни, как самоотверженно за ней ухаживали. Вы просто устали… вам приходилось мало спать! Отнесите ей, пожалуйста, эти розы и посмотрите, можно ли мне войти? Я не хочу тревожить ее, если она спит.
– Спит! – пренебрежительно фыркнула Сидлоу. – Последние недели ей совсем не спится!
Она взяла вазу из рук Кейт, бормоча, что молодой мисс не мешало бы побольше уделять внимания тетушке, чем только розочки нарезать, и проследовала по галерее к спальне леди Брум.
Минуту спустя она вернулась, неся вазу с увядшими цветами, и хмуро бросила Кейт, что она может войти и посидеть у миледи.
– И помните, пожалуйста, мисс, что она очень больна!
– Я буду помнить, – пообещала Кейт. Сидлоу со стуком поставила вазу и прошла вперед, чтобы открыть перед ней дверь спальни.
– Мисс Кейт, миледи!
– Входи, Кейт! – отозвалась леди Брум. – Спасибо, Сидлоу, вы свободны!.. Подойди, дитя мое, сядь здесь, чтобы я тебя видела!
Она протянула руки, и когда Кейт взяла их в свои, притянула ее и поцеловала в щеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99