— Кто знает, какие планы они вынашивали? — сказала она.
— Люди говорят, что итальянец солгал.
Теперь Генрих не смотрел на Катрин.
— Они всегда что-то говорят, Генрих.
— Я жалею о том, что мой отец затеял этот спектакль. И о том, что мы вынуждены на нем присутствовать.
— Почему?
Он повернулся к ней. Заглянул в ее темные глаза, которые стали загадочными, хитрыми. Сегодня она вызывала в нем более сильную антипатию, чем обычно. Он думал, что привыкнет к ней; ему даже казалось, что это уже начало происходить, но после странной смерти брата ему не хотелось даже видеть Катрин. Он не понимал ее; имя Катрин фигурировало в слухах, распространявшихся по Парижу, Лиону, по всей Франции. Его жена была странной. Спокойная, сдержанная на людях, она превращалась в совсем другого человека, когда они оставались вдвоем. Сейчас, когда им предстояло увидеть мучительную смерть человека, ее глаза сверкали, а пальцы возбужденно теребили его рукав. Она была для него загадкой; Генрих знал лишь одно — находясь возле нее, он испытывал желание убежать от цепких рук, молящих глаз, слишком горячих и влажных губ, тянувшихся к нему.
— Почему? — раздраженно повторил он вопрос Катрин. — Ты знаешь, почему. Мы оба слишком сильно выиграли от смерти моего брата. Если бы он остался в живых, я был бы герцогом, а ты — герцогиней; теперь, если нам не поднесут чашу с ядом, мы когда-нибудь станем королем и королевой.
Она произнесла тихим, ласковым голосом, которым всегда обращалась только к нему:
— У меня есть предчувствие, что однажды мой муж станет величайшим из всех королей, каких знала Франция.
— Он был бы гораздо счастливее, если бы это случилось не благодаря убийству его брата.
Генрих резко отвернулся; он боялся, что Катрин подозревали не напрасно! К своему ужасу, он обнаружил, что способен поверить слухам.
— Идем! — сухо сказал он. — Нам нельзя опаздывать, иначе отец рассердится.
Они заняли свои места в сверкающем шатре. Катрин знала, что все глаза обращены на нее; на фоне шелеста шелка и парчи она слышала шепот людей.
Диана сидела среди свиты королевы. Вдова сенешаля казалась надменной, гордой, она выглядела потрясающе. Катрин с трудом сохраняла самообладание, она была готова в любую минуту разрыдаться. Как может женщина оставаться столь прекрасной в таком возрасте? Какие шансы были у юной, неопытной в любви девушки одержать победу над такой соперницей? О, Монтекукули, ты дал мне надежду стать королевой, когда я желала быть любимой женой и матерью!
Она придвинулась к мужу. Он действительно отстранился от нее, или ей это показалось? Генрих посмотрел на Диану; сейчас он был преданным любовником, которого Катрин хотела вернуть себе.
Я ненавижу ее! — подумала итальянка. — Святая Дева, как я ее ненавижу! Помоги мне… помоги мне уничтожить Диану. Пусть болезнь обезобразит ее, пусть унижение склонит эту высоко поднятую голову. Убей ее; тогда человек, которого я люблю, станет моим. Я хочу быть королевой и любимой женой. Если это произойдет, я посвящу жизнь Богу. Никогда не буду грешить. Буду вести абсолютно безгрешную жизнь. Святая Дева, помоги мне.
О, Генрих! Почему я, такая воспитанная, сдержанная, уравновешенная, полюбила столь безумно тебя — мужчину, околдованного этой ведьмой?
Запели трубы герольдов; все встали, чтобы встретить короля и королеву.
У Франциска был усталый вид. Он скорбел по сыну и разоренному Провансу. Катрин, глядя на него, молилась о том, чтобы он не поверил слухам.
Вынесли несчастного мученика. Неужели это был красавец Монтекукули? Он стал неузнаваем. Он не мог ходить, поскольку ноги его были раздроблены безжалостным «сапогом». Его некогда чистая смуглая кожа посерела; за несколько недель он превратился из молодого человека в старика.
Но Катрин — к своему облегчению — быстро поняла, что он сохранил свой благородный облик фанатика. Измученный, кровоточащий, надломленный, он по-прежнему нес терновый венец мученика. Она не ошиблась в этом человеке. Он знал, что его ждала страшная смерть, но сохранял спокойствие; возможно, он чувствовал, что самые ужасные муки уже позади. Четыре сильных человека вывели четверку горячих коней; они с трудом удерживали животных. Катрин вспомнила эпизод во дворце Медичи, когда она сидела с тетей и кардиналом и наблюдала за гибелью своего верного друга.
Тогда она не выдала своих чувств. Тогда это было важно. Сейчас наступил гораздо более ответственный момент.
Каждую конечность графа привязали к отдельному коню. Юные девушки подались вперед, их глаза округлились в ожидании и волнении; молодые люди затаили дыхание.
Сейчас!
Пронзительно запели трубы. Испуганные жеребцы помчались во весь опор в разные стороны. Прозвучал предсмертный вопль; в зловещей тишине разнесся топот копыт. Катрин смотрела на галопирующих коней; каждое животное тащило окровавленную часть того, что еще недавно было графом Себастиано ди Монтекукули.
Она спасена Монтекукули уже никогда не выдаст ее. Дофин Франциск мертв, его место занял Генрих. Перед его женой-итальянкой засверкал французский престол.
ДИТЯ ЛЮБВИ
Три женщины, наблюдавшие за страшным зрелищем, знали, что теперь их жизнь изменится.
Анна д'Этамп покинула шатер с дурными предчувствиями. Десять лет она управляла королем и через него страной. Во Франции не было человека более влиятельного, чем она; даже такие люди, как Монморанси и кардинал Лоррен, обретали расположение короля лишь через благосклонность его возлюбленной. Красивейшая женщина двора одновременно была и одной из умнейших. Франциск однажды назвал ее мудрейшей из красавиц и красивейшей из мудрецов. Она видела, что ее могущество висело сейчас на ниточке; этой ниточкой была жизнь короля.
Король и новый дофин мало походили друг на друга. Но одно сходство у них имелось. Франциском всю жизнь руководили женщины; они командовали им так тонко и искусно, что он не замечал этого. В юности рядом с ним находилась мать и позже — сестра; мадам де Шатобриан потеснила их; она, в свою очередь, была изгнана Анной. Все четыре женщины обладали умом; в противном случае Франциск не потерпел бы их общества. А Генрих? Он был человеком иного калибра; в детстве он был лишен любящих родителей и сестры. Над ним издевались испанские тюремщики. Но в его жизни вовремя появилась женщина, обладавшая качествами, восхищавшими его отца, — красотой и мудростью; молодой Генрих оказался под влиянием Дианы де Пуатье — влиянием более сильным, чем те, под которые когда-либо попадал Франциск.
Взаимная ненависть Дианы и Анны объяснялась не только простой ревностью. Они были слишком умны, чтобы переживать из-за того, что соперницу могут найти более красивой — если не возникали ситуации, когда красота могла стать средством достижения власти, к которой они обе стремились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90