— Я поцелую вас, — твердо сказала она.
И он обнял ее и поцеловал, и не один раз, а много, и не только в губы, как она предполагала. Люси, борясь с ним, раскраснелась и без конца смеялась. Для нее все это было веселым приключением с самым интересным мужчиной на свете, и больше всего ей хотелось, чтобы он сдержал слово и снова навестил ее.
Она кликнула горничную.
— Энн, — сказала она, — выведи этого человека из дома… Быстро!.. Черным ходом.
— Да, госпожа, — сделала книксен Энн. Люси с сожалением провожала его взглядом. В дверях гость обернулся и поклонился — элегантнее и почтительнее любого мужчины, которого она когда-либо видела.
— Мы снова встретимся… и очень скоро, — пообещал он. — Но для меня это будут муки вечности.
И, повернувшись, он двинулся вслед за Энн. У выхода он взглянул на Энн. Та кротко подняла лицо, тоже поддавшись чарам его обаяния. Ласковые карие глаза стали чуть грустнее. Бедная Энн! Такая некрасивая! Каково ей было видеть, как он осыпает поцелуями ее госпожу: «Эх, детка, — подумал он. — Как ты должна завидовать, бедняжка!»
А поскольку с тех самых пор, как отец ударил его по голове за неприкрытое восхищение женщинами, а может быть, и раньше, он не мог пропустить ни одной юбки, независимо от того, кто был в ней — красивая или не очень, высокая или маленького роста, он на секунду остановился и легонько поцеловал Энн в щеку. ***
Роберт объявил, что Люси будет представлена принцу.
— Он так много о тебе слышал, — сказал Роберт. — Рассказ о том, как Элджи заплатил пятьдесят крон и в самый канун твоего приезда был отозван в другое место, его необычайно позабавил. Он заявил, что должен во что бы то ни стало увидеть героиню этого рассказа. Так что примерь платье, которое я подарил тебе, и приготовься к тому, что однажды придется выйти ко двору. В такой ситуации все земляки, все изгнанники связаны между собой и должны держаться вместе.
Энн помогла Люси одеться, и обе они думали о высоком темноволосом госте.
— Вы думаете, он вернется, госпожа? — спросила Энн.
— Откуда мне знать? Он ведь такой стремительный, правда? У него манеры прирожденного волокиты.
— И в то же время — прирожденного джентльмена, — прошептала Энн.
— Вероятно, эти свойства часто связаны между собой. Ну-ка, девочка, принеси мне платок и веер.
Они уже приехали во дворец, где располагались покои принца, а Люси все еще думала о стройном темноволосом незнакомце. Дворец оказался большим зданием с круглыми окнами и готическими башенками по бокам. Войдя в него, они по лестнице поднялись в залу, где их ждал принц.
Когда он улыбнулся, ей показалось, что она грезит. Упав на колени, она не смела поднять глаз к знакомому лицу с озорными карими глазами. Она пребывала в смятении и, отдавая поклон, все еще не верила, что это действительно принц. Ей казалось, что это розыгрыш, игра, которую придумал Роберт и этот темноволосый мужчина.
Вокруг толпились другие люди — кто моложе, кто старше — но он из всех выделялся, не только ростом, но и своим необоримым обаянием. Итак, все это выглядело невероятным, но молодой человек, забравшийся к ней в окно, был Чарлзом, принцем Уэльским, и ничего тут нельзя было поделать.
Он весело засмеялся.
— Итак, прекрасная Люси, мое вероломство раскрыто.
— Сэр, — начала она.
Принц повернулся к свите и сказал:
— Вы знаете, оказывается, мы с Люси уже встречались, и более того — обнаружили, что нравимся друг другу.
— Ваша милость, я не понимаю, — начал Роберт.
— Тогда придется рассказать вам о происшедшем, и я не сомневаюсь, что как истинный солдат, вы, полковник, ознакомившись с экспозицией, отступите без боя.
Все засмеялись, один Роберт выглядел унылым. С достоинством поклонившись, он сказал:
— Я понимаю значение ваших слов, ваша милость, и при таком соотношении сил мне не остается ничего другого, как отступить.
— Мудрый Роберт! — воскликнул Чарлз. — И поскольку мы заговорили об отступлении, то именно такой приказ я отдаю присутствующим в зале джентльменам.
Последовал взрыв смеха, и джентльмены один за другим вышли из зала, останавливаясь по пути лишь для того, чтобы бросить оценивающий взгляд на Люси.
Люси осталась наедине с Чарлзом.
Так она стала любовницей изгнанного из страны принца.
Она по-настоящему полюбила его; он значил для нее больше, чем все предыдущие любовники вместе взятые, потому что он был больше, чем просто любовником. В нем чувствовалась нежность, трогающая Люси за живое. Он был легок на подъем, искрился остроумием, и если когда-либо не сдерживал обещания, то опять-таки по широте сердца, не имея сил никому отказать.
И все же ее жизнь изменилась с тех пор, как она стала любовницей принца. Конечно, он находился в изгнании, но не переставал из-за этого быть наследником английской короны. Да, его глаза загорались при виде всякой хорошенькой женщины, но он хранил верность Люси. Она стала его главной любовью, и была счастлива. Эти недели, как она сказала сама себе, самые яркие в ее жизни.
Она познакомилась с людьми, чьи имена всегда упоминались с благоговением, оказалась в курсе планов и интриг, затеваемых в надежде взять верх во второй гражданской войне, развязанной в этом году стараниями герцога Джорджа Вильерса Бэкингема. Бэкингем недавно присоединился к принцу и стал его ближайшим соратником. Чарлз рассказал ей, что воспитывался вместе с Бэкингемом: когда старшего Джорджа Вильерса заколол фанатик, Карл I взял детей в свою семью, и лорд Фрэнсис с лордом Джорджем играли вместе с детьми короля. Лорда Фрэнсиса недавно убили — участь многих англичан, а юный герцог убежал из страны, чтобы присоединиться к принцу.
В обществе Люси Чарлз словно раскрепощался. Для него было не так уж важно, что именно он говорил ей — она всегда слушала вполуха. Он невольно улыбался при виде туманной дымки, затягивающей ее глаза в те моменты, когда она кивала головой или выражала удивление даже тогда, когда едва улавливала смысл его слов.
— Ну, Люси, — говорил он, — ты никогда не выдашь мои секреты врагам, по той простой причине, что совершенно не слушаешь меня, когда я делюсь ими с тобой.
Эта ее особенность веселила его. Кто-нибудь другой мог бы и рассердиться на нее за безучастность, но Чарлз сердился редко. Если же гнев все-таки находил на него, то это был дух зла, растущий в нем против собственной воли и порождавший чувство вины.
— Люси, — говорил он бывало, — я как человек с нарушенным зрением, не могу сфокусировать глаза на одной точке, и, соответственно, каждый глаз видит одну и ту же картину по-своему. Это как бы два взгляда на одно и то же событие. Все это меня очень волнует. Я начинаю размышлять: не существует ли множества версий одного и того же события, и не является ли картина, которую созерцает мой оппонент, более точной и близкой к истине, чем моя… Люси, да ты не слушаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91