— Прошу вас, выслушайте меня! Де Вард стремится погубить и вас, и меня, а мадам Суассон помогает ему из ревности к вам. Де Вард сейчас не в особом почете у короля, но Людовик по-прежнему слаб до любовниц, и мадам Суассон вовсю пользуется этим, чтобы настроить его против вас. Она донесла королю о вашем предложении брату захватить Дюнкерк, для чего якобы я готов предоставить в распоряжение англичан свой полк.
У Генриетты замерло дыхание от ужаса.
— Но это бред!
— Бред ревности… и зависти. Эти чувства побуждают к мести. Король давно подозревает, что вы готовы служить вашему брату скорее, чем ему. Остерегайтесь, мадам, ради всех святых — остерегайтесь!
Филипп уже поднялся по лестнице и, повернувшись, наблюдал за ними. Генриетта прошептала:
— Он слишком хорошо знаком с вами и наверняка узнал своего бывшего друга. Учтите, он так и не простил вам то, что вы предпочли меня ему. У него тоже своего рода бред ревности. Прошу вас, месье де Гиш, как только мы поднимемся, вы меня оставите. И покинете этот зал. Вам небезопасно находиться здесь.
Когда позади осталась последняя ступенька, Генриетта торопливо отвернулась от него и пошла в направлении Филиппа. В этой спешке она неосторожно наступила на платье и, споткнувшись, упала. И тут же де Гиш бросился вперед, чтобы помочь ей подняться.
Вокруг нее возникло легкое движение. Кто-то отчетливо проговорил:
— Мадам упала в обморок!
Генриетта сообразила, что ее узнали, и что в данный момент она в руках де Гиша. Она торопливо освободилась, но прежде, чем успела что-либо сделать, услышала за спиной циничный комментарий де Варда.
— Бьюсь об заклад, это мадам! Такую красоту и изящество не скроешь никакой маской. Но кто же этот таинственный спаситель? Надеюсь, нас простят за наше маленькое любопытство к этой персоне.
И, шагнув к де Гишу, он резким движением сорвал с него маску.
По залу пробежал шепот:
— Де Гиш!
— Он самый, наш бравый вояка! — насмешливо сказал де Вард. — Впрочем, это и неудивительно! Кавалеру всегда нужно находиться под рукой дамы… особенно если эта дама — мадам двора.
— Месье де Вард, — хладнокровно и с достоинством ответил де Гиш, — мои друзья завтра утром принесут вам вызов.
Да Вард с издевкой поклонился.
— Уверяю вас, месье, им будет оказан наилучший прием.
Де Гиш развернулся и проложил себе дорогу через толпу, покинув бальный зал.
Филипп с побелевшими от ярости губами — никогда еще де Гиш не казался ему таким красивым — подал руку жене и повел ее.
Весь вечер одетые в маски гости ни о чем другом не говорили, и Генриетта знала, что прежде, чем кончится ночь, новость эта достигнет ушей короля.
При встрече она умоляла короля поверить в ее невиновность. Тот был любезен, охотно согласился, что де Вард — негодяй, но по-прежнему дал ему возможность гулять на свободе. В глубине души Генриетта понимала, что король по-прежнему не верит в ее полную невиновность.
Ей не к кому было обратиться за помощью, и тогда она решила написать единственному человеку, которому могла доверять от начала и до конца.
Она писала:
«Я упросила посла курьера известить тебя о происшествии, в котором был замешан де Вард. Вопрос стоит настолько серьезно, что от решения его может зависеть вся моя дальнейшая жизнь здесь. Если я не добьюсь защиты, любой подданный короля будет вправе оскорбить меня, зная, что его действия окажутся безнаказанными. Вся Франция с нетерпением ждет развязки скандала. Умоляю тебя, ради твоей любви ко мне, потребуй от короля правосудия. Надеюсь, что уважение, которым ты пользуешься здесь, поможет тебе в этом деле. Это будет не первый случай, когда ты придешь мне на помощь, но без этой помощи мне трудно рассчитывать на справедливое решение вопроса».
Она знала, что ее призыв будет услышан. Так и произошло. Чарлз немедленно ответил, что она может рассчитывать на его поддержку.
Через две недели де Вард был заключен в Бастилию.
Оставался де Гиш. Что доступ ко двору отныне будет ему заказан, было ясно как Божий день. Маршал де Грамон, отец бедняги, посоветовал просить у Людовика аудиенции и убедить короля, что он не служил и не будет служить другому господину. После этой встречи следовало немедленно уехать и никогда не видеться с Генриеттой.
Так и было сделано, но в одном де Гиш пошел против совета отца. Он не мог удержаться от последнего свидания с Генриеттой и, одевшись в ливрею слуги мадам де Ла Вальер, имел возможность увидеть Генриетту, когда та переезжала из Пале-Рояля в Лувр.
После этого он отбыл в Голландию, и там началась его блистательная военная карьера.
На деле де Гиша и де Варда был поставлен крест, по крайней мере так полагал король. В душе, однако, ему по-прежнему не давала покоя мысль о связи между Генриеттой и ее братом.
Глава 10
Со времени заточения де Варда и высылки де Гиша прошел год.
Людовик часто бывал в обществе Генриетты. Он был неизменно нежен и вел себя как влюбленный, хотя временами она чувствовала, что его вновь и вновь посещают подозрения, и это касается ее брата Чарлза.
Теперь, когда Людовик утвердил себя в качестве истинного правителя Франции, он начал осознавать, что мог бы использовать влияние брата на Генриетту в переговорах между двумя государствами. Более того, живостью и остротой ума Генриетта не уступала ни одному из его государственных мужей, а Людовик был достаточно сообразителен, чтобы понять, что влюбленная в него женщина в состоянии сослужить лучшую службу нежели тот, кто служит ради почестей и славы.
Оставалось одно сомнение, вновь и вновь возникавшее в его сознании: не была ли любовь Генриетты к брату сильнее, чем к нему?
Полной уверенности не было, а между тем этот вопрос не давал королю покоя. Любовь его и Генриетты друг к другу представляла для него больший интерес и занимала его больше, чем та понятная и обычная страсть, с которой он относился к Ла Вальер и ее новой сопернице мадам де Монтеспан.
Мать, королева Анна, была тяжело больна и для него не было секретом, что жить ей осталось недолго. Танцуя с Генриеттой, Ла Вальер или мадам Монтеспан, он часто мыслями переносился к матери. Он любил ее, хотя в последнее время она слишком часто вмешивалась в его дела: будучи не в состоянии забыть, что он был ее ребенком, она продолжала держать его за такового.
«Бедная мама! — шептал он часто. — Как она любит меня! Но она же никогда меня не понимала».
В Пале-Рояле, коридоры которого были увешаны зеркалами и блистали факелами, впервые исполнялась новая пьеса Мольера «Лекарь поневоле».
Людовик, сидя рядом с Генриеттой, громко смеялся, отдавая должное остроумию своего придворного драматурга, и отвлекся от мыслей о матери.
Он был счастлив. Он наслаждался каждым поворотом сюжета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91