— Значит, вы обыграли моего отца?
— Ну, иногда побеждал и он.
— Отец был хороший шахматист Думаю, что я выигрывала, только если он поддавался мне.
— Я тебе поддаваться не стану — Вы предлагаете мне сыграть?
— Почему бы нет? Я очень люблю играть в шахматы.
— На доске моего отца, — заметила я.
— Давай договоримся. В тот день, когда ты меня обыграешь, они станут твоими.
— Я должна играть на то, что по праву принадлежит мне?
— Нет, на право вернуть их.
— Согласна. Когда начнем?
— Почему не сейчас? Ты как?
— Хорошо, — ответила я.
Мы уселись друг против друга. Я ясно видела его золотистые брови, белые изящные кисти, зеленый нефрит. У Стерлинга руки были немного шире, и я поймала себя на том, что постоянно сравниваю его с Линксом. Они похожи, хотя сын был скорее бледным отражением своего отца. Мне было неприятно так думать, словно своими мыслями я предавала Стирлинга. Линкс заметил, что я смотрю на его руки, и вытянул их вперед.
— Видишь резьбу на камне? Это голова рыси Так меня называют Это кольцо — моя печатка. Я получил ее много лет назад от своего тестя.
— Очень красивый нефрит — И очень тонкая резьба. Подходит мне, правда Я кивнула и взялась за королевскую пешку. Довольно быстро я поняла, что не пара Линксу, однако так старалась, что получила мат только минут через сорок пять — результат, которого он, вероятно, ожидал на пятой минуте.
— Мат, — сказал он уверенно, и я увидела, что выхода у меня нет. — Но игра была неплохая, — продолжал Линкс, — надо нам с тобой еще как-нибудь сыграть — Если считаете меня достойным партнером, — ответила я — Уверена, что вы можете найти шахматиста вашего класса — Мне понравилось играть с тобой. И не забывай, тебе нужно отыграть эти шахматы. К тому же, я не собираюсь поддаваться. Если ты выиграешь, знай, это будет настоящая победа…
Взволнованная, я долго не могла сомкнуть глаза в ту ночь. А когда, наконец, заснула, мне приснилось, что шахматные фигуры ожили, а у короля-победителя были глаза Рыси.
Пришел октябрь, а с ним и весна. Это не Англия, где стояла сейчас дождливая, холодная осень Наш сад был особенно хорош. Стирлинг привез с собой из Англии рассаду, и теперь у нас цвели алая герань и пурпурные лобелии.
Однажды я присела в беседке отдохнуть — от работы в саду у меня ломило спину. Внезапно, точно из ниоткуда, возникла Джессика. Меня всегда приводили в замешательство ее неожиданные и бесшумные появления.
— Ой, Джессика! — воскликнула я — Я видела, как ты выходила из библиотеки. — сказала она. — Ты там была довольно долго.
Рассердившись за то, что она шпионила за мной, я холодно спросила:
— Ну и что?
— Он тобой заинтересовался, и тебе это нравится. ведь так? Не обольщайся. В людях его всегда волнует только одно — какую пользу можно из них извлечь.
— За что вы его так ненавидите? — спросила я. Я удивилась, заметив, что Джессика залилась краской, готовая вот-вот заплакать.
— Ненавижу его? Да, правда. Нет… Я не знаю. Ты бы видела его, когда он первый раз появился на Розелла Крик…
— Что это?
— Поместье. Теперь оно называется Херрикс — в его честь, но когда-то им владел дядя Харли. Мы жили счастливо, хотя хозяйство было не очень большим, и у нас всегда что-нибудь случалось. То вокруг бушевали пожары. Нам с трудом удалось спастись. Потом напала саранча, потом было наводнение, потом почва начала разрушаться. Но мы справились… Мейбелла должна была удачно выйти замуж. Один человек частенько приезжал к нам из Мельбурна. Сын владельца магазина, довольно состоятельный. Он собирался сделать ей предложение.
У меня было такое чувство, что меня посвящают во что-то, чего мне знать не следует. Надо бы под каким-нибудь предлогом отделаться от Джессики, но искушение оказалось слишком велико — услышать необыкновенную историю отца Стирлинга, мысли о котором не давали мне покоя.
Поэтому я спросила:
— Расскажи мне об этом. Она робко улыбнулась.
— Ведь тебе хочется о нем все узнать? Так всегда и бывает. С Мейбеллой произошло то же самое. Как только она увидела его, сразу же забыла обо всем на свете. Я помню тот день, когда он появился у нас.
Джессика немного помолчала, глаза ее мечтательно смотрели вдаль, а на губах играла легкая улыбка. На этот раз я не торопила ее. Я ждала, и она заговорила тихо, будто забыла о моем присутствии.
— Дядя Харли отправился в Сидней встретить прибывающий туда корабль с заключенными: нам очень не хватало рабочих рук. Он сказал: «Я возьму двух здоровенных негодяев. Придется, конечно, приглядывать за этими преступниками, однако мы заставим их работать». Он собирался вернуться через две недели, но приехал только через три, потому что шли сильные дожди и многие реки разлились. Мы с Мейбеллой готовили на кухне еду к его возвращению. Дядя вошел, поцеловал Мейбеллу, потом меня. И сказал: «Я привез двух парней, Мейбелла. Один из них… да ладно, сама увидишь». И мы, действительно, увидели. «Какой крупный мужчина», — воскликнула Мейбелла. — Он что, тоже был на судне?»Дядя Харли кивнул:
« Семь лет. Только подумай, дочка. Говорит, что несправедливо осужден „.“ Они все так говорят «, — заметила Мейбелла, и мы засмеялись. Но он был не такой, как другие. Его глаза прожигали насквозь. К нему нельзя было относиться, как к преступнику, и уж тем более как к слуге. Дядя Харли тоже это чувствовал. Он как-то тушевался перед ним. Херрик и недели у нас не прожил, а дядя уже говорил с ним, как с равным.
Она помолчала и взглянула на меня.
— Ты не поверишь, чего может добиться человек за такое короткое время.
— Почему же, поверю, — ответила я.
— Через три недели он уже сидел с нами за одним столом. Как говорил дядя Харли, им всегда надо было что-то обсуждать. Держался он совсем не так, как остальные. Рядом с ним мы все испытывали неловкость, будто он был хозяином, а мы — прислугой. Он часто давал дяде Харли советы, иногда брал лист бумаги и что-то чертил. Объяснял, как поднять склад для хранения шерсти, чтобы та оставалась сухой. Заставил купить новый пресс для шерсти, потому что наш уже устарел. Дядя Харли, всегда считавший, что знает все лучше всех, бывало, слушал его, раскрыв рот, и только повторял:» Да, Херрик. Хорошо, Херрик «. Пришла пора стричь овец, раньше у нас всегда с этим что-нибудь не ладилось. Он заставил работать садовников, прислугу — всех, у кого была пара рук. К тому времени он стал чем-то вроде надсмотрщика. Все боялись его. Дядя Харли говорил:» От тебя ничего не скроется, у тебя глаза рыси «. Так они и прозвали его — Рысь. Аборигены даже принимали его за божество белых людей. В его присутствии они работали, но стоило Линксу уйти — сидели сложа руки. Помню, он рассмешил нас. Нарисовал себя очень похоже — лицо, как живое. Раскрасил глаза ярко-синим и приколол портрет на стену склада со словами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76