Самое время отправить ее младшую дочь в Англию. И она уже уехала бы туда, если б не постоянные предлоги и отговорки со стороны королевы. Учитесь на своих ошибках, друг мой. Вы видите, как даже благочестивая женщина пренебрегает своим долгом, если позволяет своим чувствам по отношению к детям встать между нею и Господом.
– Вы правы, монсеньор. Но не все обладают вашей силой духа.
Торквемада отпустил помощника настоятеля, и тот удалился.
Да, это правда. Только немногие на земле обладают такой силой, чтобы уметь дисциплинировать себя, как это делает он. Однако у него огромные надежды на Хименеса де Сиснероса. Похоже, он единственный, кто достоин пойти по стопам Торквемады.
– Если бы я был помоложе, – вздохнул Торквемада, – и мой разум ясен как всегда, если бы я мог избавиться от этой проклятой болезни, от этой немощи, поразившей мое тело! Тогда я по-прежнему управлял бы Испанией.
Но когда тело не слушается человека, каким бы великим он ни был, это значит, что его конец близок. Даже сам Торквемада не может подчинить себе свою плоть до такой степени, чтобы не обращать на нее внимания.
Он с самодовольным видом возлежал на спине. Возможно, на очереди его смерть, о которой будут говорить в городах и селениях Испании. Смерть носилась в воздухе.
Но ведь люди постоянно умирают. Он сам сжег их тысячи на кострах. И сделал правильно, уверял он себя. Единственное, чего он боялся, – это своей беспомощности.
– Нет! – произнес он вслух. – Боль и смерть мне терпеть не страшно, ибо чего я должен бояться перед лицом своего Создателя? А будет ли моя смерть потерей для мира? Вот чего мне следует опасаться! О, пресвятая Богородица, – молился он, – дай Хименесу силу сменить меня. Дай Хименесу такую силу, чтобы он мог руководить суверенами так, как это делал я. Вот тогда я умру счастливым.
По всей стране ярко пылали костры, сжигающие еретиков. В подземных тюрьмах инквизиции тысячи мужчин, женщин и детей ожидали «божьего суда». В мрачных казематах неустанно трудились палачи.
– О Боже, я верю, – шептал Торквемада, – что хорошо справился со своей работой и снискал твое расположение. Верю, что ты принял во внимание, сколько душ обращено к Тебе, в истинную веру, сколько спасено мною, а также сколько упрямцев я отправил из этого мира к дьяволу путем мучительной смерти. Помни, о Господи, об усердии твоего слуги, Томаса Торквемады. Помни о его любви к вере.
Когда он размышлял о своей прошлой жизни, то не испытывал боязни смерти. Он был уверен, что будет принят на небесах с превеликими почестями и славой.
К нему зашел помощник настоятеля и принес известия из Рима.
Он прочел послание, и гнев вспыхнул с такой силой, что его распухшие от подагры руки задрожали.
Он и Александр VI родились, чтобы стать врагами. Родриго Борджа тайно замыслил сделаться Папой не благодаря вере, а благодаря занимаемому очень высокому посту в церкви. Его основным желанием было осыпать своих сыновей и дочь почестями, которых, будучи служителем церкви, он не имел права иметь. Казалось, Борджа насмехался над обычаями. Ходили злые слухи о его кровосмесительной связи с собственной дочерью Лукрецией, хорошо было известно, что он практиковал непотизм, и его сыновья Чезаре и Джованни, с важным видом расхаживали по городам Италии, похваляясь своими родственными узами с Его Святейшеством.
И что общего могло быть у такого человека, как Торквемада, чья жизнь ныне проходила в попытках обуздать свое тело, с таким, как Родриго Борджа, Папа Александр VI? Почти ничего.
Александр понимал это, поскольку был коварен и постоянно препятствовал энергичным усилиям Торквемады.
Торквемада вспоминал их ранние ссоры.
Не далее, как четыре года назад он получил от Папы письмо и до сих пор отчетливо помнил каждое написанное в нем слово.
Александр понял, что хранит в памяти и лелеет «чувство глубокого расположения к Торквемаде за его неустанный труд по приумножению прославления веры». Однако Александр озабочен, поскольку обсуждал и рассматривал в Риме многочисленные задачи, возложенные Торквемадой на себя лично. И, не забывая о весьма преклонном возрасте Торквемады, он не может позволить ему излишне перетруждаться. Так что он, Александр, отнюдь не в силу любви к Торквемаде собирался назначить четырех помощников, должных помогать ему в огромной и сложной работе по становлению и укреплению инквизиции во всей Испании.
Это не могло не нанести сильнейший удар по мощи Торквемады. Новые инквизиторы, назначенные Папой, делили с ним власть, и титул Великого инквизитора терял свое значение.
Вне всяких сомнений, Александр VI в Ватикане был врагом Торквемады из монастыря Авилы. Конечно, могло статься так: Папа решил, что Великий инквизитор обладает слишком большой властью. Однако Торквемада догадывался, что вражда между ними возникла вследствие их разногласий – из-за желания человека с огромными плотскими запросами, которые тот даже не старался побороть, очернить и оклеветать другого человека, максимально воздерживающегося от всего мирского.
И вот теперь, когда Торквемада был близок к смерти, Александр VI наносит ему еще одно оскорбление.
На площади перед собором святого Петра, где Папа обычно устраивал аутодафе, собрались многие из тех евреев, которых изгнали из Испании. Если бы Папа пожелал выказать Торквемаде хоть немного уважения, он послал бы этих евреев на костры или подверг какому-нибудь иному суровому наказанию.
Но Александр издевался над монахом из Авилы. Иногда Торквемада думал, а не смеется ли он над самою церковью, которую так умело использует к своей выгоде.
Александр приказал провести на площади службу, и сто восемь последователей иудаизма и беженцев от гнева Торквемады были отпущены. Без каких бы то ни было наказаний. На них не надели санбенито. Их не заключили в тюрьму. У них не конфисковывали имущество!
Александр отпустил их всех до единого, словно благочестивых и добропорядочных граждан Рима.
Когда Торквемада представил себе это, он крепко сжал кулаки. Это уже было прямым оскорблением, и не только ему, но испанской инквизиции; и он был уверен, что Папа все понимал, и именно это и явилось главной причиной подобных действий с его стороны.
«И вот я лежу здесь, – размышлял старик. – Мне семьдесят восемь лет, мое тело все искалечено и неспособно воспротивиться подобному бесчинству!»
Сердце его бешено забилось, сотрясая изможденное тело. Стены кельи, казалось, смыкались вокруг него.
– Мой жизненный путь завершен, – прошептал он и послал за помощником настоятеля.
– Чувствую, конец мой близок, – обратился к нему Торквемада. – Нет, не надо смотреть на меня так взволнованно. Я прожил долгую жизнь, в течение которой достойно служил Господу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Вы правы, монсеньор. Но не все обладают вашей силой духа.
Торквемада отпустил помощника настоятеля, и тот удалился.
Да, это правда. Только немногие на земле обладают такой силой, чтобы уметь дисциплинировать себя, как это делает он. Однако у него огромные надежды на Хименеса де Сиснероса. Похоже, он единственный, кто достоин пойти по стопам Торквемады.
– Если бы я был помоложе, – вздохнул Торквемада, – и мой разум ясен как всегда, если бы я мог избавиться от этой проклятой болезни, от этой немощи, поразившей мое тело! Тогда я по-прежнему управлял бы Испанией.
Но когда тело не слушается человека, каким бы великим он ни был, это значит, что его конец близок. Даже сам Торквемада не может подчинить себе свою плоть до такой степени, чтобы не обращать на нее внимания.
Он с самодовольным видом возлежал на спине. Возможно, на очереди его смерть, о которой будут говорить в городах и селениях Испании. Смерть носилась в воздухе.
Но ведь люди постоянно умирают. Он сам сжег их тысячи на кострах. И сделал правильно, уверял он себя. Единственное, чего он боялся, – это своей беспомощности.
– Нет! – произнес он вслух. – Боль и смерть мне терпеть не страшно, ибо чего я должен бояться перед лицом своего Создателя? А будет ли моя смерть потерей для мира? Вот чего мне следует опасаться! О, пресвятая Богородица, – молился он, – дай Хименесу силу сменить меня. Дай Хименесу такую силу, чтобы он мог руководить суверенами так, как это делал я. Вот тогда я умру счастливым.
По всей стране ярко пылали костры, сжигающие еретиков. В подземных тюрьмах инквизиции тысячи мужчин, женщин и детей ожидали «божьего суда». В мрачных казематах неустанно трудились палачи.
– О Боже, я верю, – шептал Торквемада, – что хорошо справился со своей работой и снискал твое расположение. Верю, что ты принял во внимание, сколько душ обращено к Тебе, в истинную веру, сколько спасено мною, а также сколько упрямцев я отправил из этого мира к дьяволу путем мучительной смерти. Помни, о Господи, об усердии твоего слуги, Томаса Торквемады. Помни о его любви к вере.
Когда он размышлял о своей прошлой жизни, то не испытывал боязни смерти. Он был уверен, что будет принят на небесах с превеликими почестями и славой.
К нему зашел помощник настоятеля и принес известия из Рима.
Он прочел послание, и гнев вспыхнул с такой силой, что его распухшие от подагры руки задрожали.
Он и Александр VI родились, чтобы стать врагами. Родриго Борджа тайно замыслил сделаться Папой не благодаря вере, а благодаря занимаемому очень высокому посту в церкви. Его основным желанием было осыпать своих сыновей и дочь почестями, которых, будучи служителем церкви, он не имел права иметь. Казалось, Борджа насмехался над обычаями. Ходили злые слухи о его кровосмесительной связи с собственной дочерью Лукрецией, хорошо было известно, что он практиковал непотизм, и его сыновья Чезаре и Джованни, с важным видом расхаживали по городам Италии, похваляясь своими родственными узами с Его Святейшеством.
И что общего могло быть у такого человека, как Торквемада, чья жизнь ныне проходила в попытках обуздать свое тело, с таким, как Родриго Борджа, Папа Александр VI? Почти ничего.
Александр понимал это, поскольку был коварен и постоянно препятствовал энергичным усилиям Торквемады.
Торквемада вспоминал их ранние ссоры.
Не далее, как четыре года назад он получил от Папы письмо и до сих пор отчетливо помнил каждое написанное в нем слово.
Александр понял, что хранит в памяти и лелеет «чувство глубокого расположения к Торквемаде за его неустанный труд по приумножению прославления веры». Однако Александр озабочен, поскольку обсуждал и рассматривал в Риме многочисленные задачи, возложенные Торквемадой на себя лично. И, не забывая о весьма преклонном возрасте Торквемады, он не может позволить ему излишне перетруждаться. Так что он, Александр, отнюдь не в силу любви к Торквемаде собирался назначить четырех помощников, должных помогать ему в огромной и сложной работе по становлению и укреплению инквизиции во всей Испании.
Это не могло не нанести сильнейший удар по мощи Торквемады. Новые инквизиторы, назначенные Папой, делили с ним власть, и титул Великого инквизитора терял свое значение.
Вне всяких сомнений, Александр VI в Ватикане был врагом Торквемады из монастыря Авилы. Конечно, могло статься так: Папа решил, что Великий инквизитор обладает слишком большой властью. Однако Торквемада догадывался, что вражда между ними возникла вследствие их разногласий – из-за желания человека с огромными плотскими запросами, которые тот даже не старался побороть, очернить и оклеветать другого человека, максимально воздерживающегося от всего мирского.
И вот теперь, когда Торквемада был близок к смерти, Александр VI наносит ему еще одно оскорбление.
На площади перед собором святого Петра, где Папа обычно устраивал аутодафе, собрались многие из тех евреев, которых изгнали из Испании. Если бы Папа пожелал выказать Торквемаде хоть немного уважения, он послал бы этих евреев на костры или подверг какому-нибудь иному суровому наказанию.
Но Александр издевался над монахом из Авилы. Иногда Торквемада думал, а не смеется ли он над самою церковью, которую так умело использует к своей выгоде.
Александр приказал провести на площади службу, и сто восемь последователей иудаизма и беженцев от гнева Торквемады были отпущены. Без каких бы то ни было наказаний. На них не надели санбенито. Их не заключили в тюрьму. У них не конфисковывали имущество!
Александр отпустил их всех до единого, словно благочестивых и добропорядочных граждан Рима.
Когда Торквемада представил себе это, он крепко сжал кулаки. Это уже было прямым оскорблением, и не только ему, но испанской инквизиции; и он был уверен, что Папа все понимал, и именно это и явилось главной причиной подобных действий с его стороны.
«И вот я лежу здесь, – размышлял старик. – Мне семьдесят восемь лет, мое тело все искалечено и неспособно воспротивиться подобному бесчинству!»
Сердце его бешено забилось, сотрясая изможденное тело. Стены кельи, казалось, смыкались вокруг него.
– Мой жизненный путь завершен, – прошептал он и послал за помощником настоятеля.
– Чувствую, конец мой близок, – обратился к нему Торквемада. – Нет, не надо смотреть на меня так взволнованно. Я прожил долгую жизнь, в течение которой достойно служил Господу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72