Габриэла была так настойчива, что они были вынуждены ей повиноваться, и, хотя она корчилась от боли, ее пронесли по улицам к особняку мадам де Сурди.
Как только Габриэлу внесли в дом ее тетушки, она сразу почувствовала себя лучше. Мадам де Сурди всегда была к ней очень внимательна и следила, чтобы ей не было причинено никакого вреда, потому что очень хотела видеть племянницу королевой Франции. Габриэла вдруг стала очень подозрительна к окружавшим ее людям, когда узнала о предстоящей разлуке с Генрихом. Будь рядом с нею мадам де Сурди, она бы быстро успокоилась.
Но тетушки дома не оказалось. Она уехала в Шартр, и, чтобы доставить ей сообщение, понадобилось некоторое время.
– Пошлите за ней! Пошлите за ней! – кричала Габриэла.
Гонец был отправлен, а ее уложили в кровать. Габриэла попросила зеркало и, когда увидела свое отражение, пришла в ужас. Она стремилась увидеть Генриха, но теперь не хотела, чтобы он застал ее в таком состоянии. Вот когда благополучно родится ребенок, а она, хоть и истощенная, будет спокойной, тогда пусть и приходит.
В доме тетушки Габриэла почувствовала себя лучше и обрела уверенность, что все на свете умеющая мадам де Сурди скоро приедет. У нее пересохло в горле, тело время от времени сотрясали конвульсии, голова раскалывалась, но ей страстно хотелось послушать мессу в церкви Сент-Антуан, и, несмотря на предостережения мадам Дюпюи, ее туда отнесли в носилках, вместе с принцессой. Замет прислал еще одно приглашение, оно было принято, и Габриэла собралась отправиться в его дом после службы. Но вскоре у нее начались приступы рвоты. Она сказала, что не может навестить Замета, как хотела, а должна вернуться в дом тетушки.
Габриэла надеялась по возвращении найти там мадам де Сурди, но пришло письмо, что в Шартре поднялся мятеж и тетушка вместе с мужем на какое-то время оказались пленниками в собственном доме. Мадам де Сурди прибудет к племяннице при первой же возможности, но из-за этих непредвиденных осложнений может быть небольшая задержка.
Теперь Габриэла была сильно напугана. Тетушка, на которую возлагались все надежды, не приехала. А с ней творится что-то неладное. Ее дурные предчувствия начали сбываться. Ей захотелось увидеть Генриха.
Она знала, что не может послать за ним, потому что люди потребовали, чтобы они жили врозь до святого причастия, но теперь все изменилось.
– Мне так плохо, – стонала Габриэла. Конвульсии начались снова, а вместе с ними и боли, в происхождении которых ошибиться было нельзя.
Когда мадам Дюпюи сообщила, что расстройство желудка у герцогини привело к преждевременным родам, Ла Варенн пришел в ее покои и увидел, что она корчится на кровати.
– Пошлите за королем, – крикнула Габриэла. – Я должна увидеть короля. Скажите, я не позвала бы его… но со мной что-то происходит. Это не обычные роды.
Ла Варенн пообещал незамедлительно выполнить ее просьбу, но ничего не сделал.
Вместо этого прошел к себе в покои, куда вскоре в большом беспокойстве пришла мадам Дюпюи.
– Этот ребенок ее убьет, – сказала она. – У нее не хватит сил его родить. Она зовет короля. Почему вы за ним не послали?
– Потому что не хочу способствовать тому, чтобы он увидел ее в таком состоянии.
– Она не успокоится, пока его здесь не будет.
– Она так изменилась! У нее перекошен рот, глаза блестят. От прежней очаровательной Габриэлы ничего не осталось. Если король увидит ее такой, то сразу разлюбит. Так что я не посылаю за ним в ее же интересах.
– Мне нужна помощь. Надо удалить ребенка. Если этого не сделать, он ее убьет.
Ла Варенн подошел к ней вплотную и прошептал:
– Она не узнает короля, даже если он будет здесь. Она уже ничего не осознает…
– Ничего, кроме боли, – согласилась акушерка.
Пришли лекари. Сделали Габриэле три клистира и четыре свечки, три раза ставили банки. Она металась на постели и стонала, корчась в агонии; лекарей Габриэла не видела и никого не узнавала, потому что у нее не было сил ни видеть, ни слышать, ни говорить.
Утром в субботу после Страстной пятницы Габриэла умерла.
Узнав об этом, Генрих сильно расстроился. Он пришел к детям, ее и его, и сам поведал им эту скорбную весть.
Маленький Цезарь, который все понимал лучше остальных, разразился громкими рыданиями, они с отцом обнялись и стали утешать друг друга. Но Генрих больше ничего не мог сделать, кроме как устроить пышные похороны. Габриэле были возданы почести, как королеве.
Сестра Генриха, Екатерина, которая была замужем за герцогом де Баром, старалась его утешить. Но из его слов поняла, что он потерял самого дорогого ему на свете человека.
– Однако, брат, – сказала она, – ты встретишь новую любовь, и эта печаль утихнет.
– Нет, – ответил Генрих, – корень моей любви увял. Он никогда больше не оживет.
– Ты еще молод. По крайней мере не стар. У тебя есть долг перед Францией. Ты должен жениться и дать нам дофина.
– Все это так, но горечь утраты и память о ней будут со мной до самой могилы.
Генрих неделю носил черные траурные одежды и еще три месяца – фиолетовые.
Затем память о Габриэле стала тускнеть, потому что он встретил Генриетту д'Антраг.
Глава 17
ГРОЗА НАД ФОНТЕНБЛО
Генрих тосковал о Габриэле. Она была для него больше чем жена, он не мог ее сравнить ни с одной другой женщиной; даже Корисанда не значила для него так много. Король с грустью вспоминал о днях, когда они были вместе, с их детьми, как добрая семья. Теперь он не мог долго оставаться ни в одном из замков, в которых жил вместе с Габриэлой. Там ему волей-неволей приходилось бывать в покоях, которые занимала Габриэла, вспоминать, как она выглядела, когда сидела здесь или ходила там… как они занимались любовью или говорили о времени, когда она станет королевой.
– Теперь я понял, что уже не молод, – делился король с друзьями. – Моя молодость умерла вместе с ней.
Он только качал головой и вздыхал, когда ему напоминали о его долге перед страной, о необходимости дать Франции наследника, потому что маленького Цезаря нельзя было признать в качестве дофина – ведь его мать уже не могла стать женой короля.
– Когда придет время и мне надо будет жениться, я так и сделаю, но не по велению сердца, – отвечал Генрих.
Еще никогда ни одна женщина не повергала его в такую печаль. И хотя никто из хорошо знавших его людей не думал, что король еще долго будет скорбеть, тем не менее все соглашались, что больше ни о какой женщине он не станет заботиться так, как заботился о Габриэле.
Сюлли отпускал циничные замечания. Король просто еще не встретил женщину, которая его сильно привязала бы. Ему не свойственно долго предаваться печали. Он всегда с головой окунается в новый роман, загорается и потом быстро остывает. Сюлли не мог поверить, что его повелитель стал совсем другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108