Марию удалось убедить быть к ней терпимой, сама же Леонора стала управительницей гардероба и вышла замуж за Кончини, они стремились сделать себе состояние, и дела у них продвигались успешно.
Мария настояла, чтобы в Лувре были осуществлены переделки, потому что нашла его убогим и бедным по сравнению с роскошным флорентийским дворцом, из которого уехала во Францию, и стала ждать в своей благоустроенной резиденции рождения ребенка. Она не чувствовала себя несчастливой, смирилась с неверностью мужа, и ходили настойчивые слухи, что у нее тоже есть фавориты. Один из них – Орсино Орсини, прибывший с ее свитой из Италии. Поговаривали, что он и королева испытывают друг к другу чувства несколько более теплые, чем простая дружба. Мария также благоволила к Кончино Кончини, который женился на ее молочной сестре, да и ее отношения с Леонорой служили поводом для кривотолков. Королева, толстая и ленивая, казалось, была готова сказать: «Если королю можно, то и мне тоже» – и продолжала ненавидеть Генриетту, главным образом потому, что та постоянно утверждала, что, по сути, это она замужем за королем с тех пор, как он дал ей обещание жениться. Бумага с этим обещанием хранится у ее отца, и оно равносильно брачной клятве.
Через два месяца после того, как королева объявила о своей беременности, Генриетта заявила, что находится в таком же положении, и весь Париж затаив дыхание стал ждать, кто подарит королю сына – его жена или любовница.
Когда Мария лежала на кровати у себя в Фонтенбло, король был рядом с ней. Генрих стал ходить в церковь, надеясь, что его молитвы будут услышаны и у него родится сын. Но особенно не тревожился. У него было много детей, и он не сомневался, что если теперь родится девочка, то не позже чем через год Мария подарит ему сына, которого они оба так хотят.
При этом король не переставая думал о Генриетте, которая уехала в свое поместье Верней. Она заявила, что хочет побыть там, чтобы не присутствовать при той суете, которая поднимется во дворе после рождения выродка банкирши.
Генрих мрачно улыбнулся. Ему уже почти хотелось освободиться от той власти, которую имела над ним Генриетта. Временами она бывала несносной, хотя другие по сравнению с ней казались пресными и скучными.
Он прошел в покои королевы. Волнение там нарастало.
Одна из служанок встретила его у двери.
– Хорошо, что ваше величество здесь. Уже недолго осталось.
И действительно, осталось недолго. Через час Мария родила сына. Он был крепким и здоровым, и его окрестили Людовиком. Франция получила своего дофина.
Услышав об этом, Генриетта пришла в ярость. Она молилась, чтобы ребенок оказался девочкой или родился мертвым. Было невыносимо думать о том, что эта женщина, которая называла себя королевой, взяла над ней верх.
Генриетта была так расстроена, что заболела, и только когда друзья забеспокоились, что это может повредить ее собственному ребенку, постаралась собраться с силами.
Генрих, обрадованный рождением дофина, писал ей:
«Сердце мое, моя жена разрешилась от бремени и, слава Богу, родила очень хорошего мальчика. Он так быстро растет и крепнет, что уже стал в два раза больше, чем когда родился. Я чувствую себя хорошо, и меня ничто не тревожит, кроме разлуки с тобой, но думаю, эта печаль будет недолгой, потому что скоро мы увидимся. Люби меня всегда. Целую твои руки и губы миллион раз.
Г.».
На более нежное письмо нельзя было и надеяться, за исключением того, что в нем было сказано о радости в связи с рождением ребенка другой женщиной, который появился на свет на месяц раньше, чем у нее.
Генриетта написала, что останется неутешной, пока он будет танцевать перед банкиршей, и ждет родов, во время которых женщина бывает счастлива, если отец ее будущего ребенка находится рядом с ней. Она слышала, что он был в Фонтенбло, когда родился тот ребенок, но не считает возможным просить его быть рядом с той, на которой он обещал жениться.
В Вернее поднялась суматоха. Неожиданно приехал король.
– Неужели ты думала, что меня здесь не будет, когда родится мой ребенок? – спросил он Генриетту.
– Я тебя не ждала. Ты был не настолько внимательным ко мне, чтобы я могла на это надеяться.
– Прекрати. Давай забудем прошлое. Я здесь, и, слава богу, живот у тебя большой. Этот мальчик будет вдвое больше дофина.
– Моя беременность сильнее заметна из-за моей стройной фигуры. А эта Медичи такая толстая, что все время выглядит беременной.
– Ха! Не надо укорять ее за полноту. Эти иностранки все такие.
– И ты находишь их интересными?
– Ни одну женщину не нахожу такой интересной, как ты, моя дорогая. А иначе зачем бы я постоянно становился под прицел твоего язычка?
Это было предупреждение, и Генриетта поняла, что ей надо быть поосторожнее. Она пустила слезу и сказала королю, что беременность дается ей тяжело. Она ждет скорых родов, и он очень обрадовал ее своим приездом.
На следующий день начались схватки. Однако еще до появления первых болей Генриетта окольными путями дала знать Марии, что король в Вернее и ждет рождения ребенка.
В тот день, когда у нее родился сын в присутствии короля, Генриетта была счастлива.
Ребенок был очень хорошенький, и король разделил с ней ее радость. Он обожал детей и говорил, что считает себя удачливым отцом, раз у него за два месяца родились два сына.
– Назову его Гастоном Генрихом, – объявила Генриетта. – Он будет носить имя своего отца. Скажи, как он выглядит по сравнению с Людовиком?
Генрих поднял ребенка, повернул его головку.
– Скажу, что он очень похож на тебя. Наш Га-стон Генрих – самый симпатичный ребенок, который когда-либо появлялся на свет. Взгляни-ка на него!
– Совершенный маленький француз, – улыбнулась Генриетта. – Настоящий француз. И ничего итальянского. Ты согласен?
– Согласен всем сердцем.
Какое-то время Генриетта была счастлива. Король был рядом, а у нее здоровый и симпатичный сын.
Потом начала думать, как неблагосклонна к ней судьба. Если бы не та гроза, если бы молния не ударила во дворец, Гастон Генрих стал бы ее вторым сыном, а она была бы королевой Франции.
Она послала за одним из своих слуг.
– Отправляйся в Фонтенбло, – велела она ему, – и пусть всем станет известно – но как бы между прочим, – что король во время родов был со мной, что он назвал ребенка Гастоном Генрихом и сказал, что мой сын во всех отношениях симпатичнее того, которого называют дофином Людовиком.
Теперь, когда у нее был сын, Генриетта не могла смириться со своим положением. Она решила вступить в борьбу, как она говорила себе, за своего сына, за себя же она никогда постоять не могла. У нее было обещание Генриха жениться, и она полагала, что его можно использовать в своих целях. Поэтому послала за капуцином, отцом Илером, и поручила тому отправиться в Рим и разведать, нельзя ли каким-либо образом, используя письменное обещание короля, объявить брак короля с Марией Медичи недействительным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Мария настояла, чтобы в Лувре были осуществлены переделки, потому что нашла его убогим и бедным по сравнению с роскошным флорентийским дворцом, из которого уехала во Францию, и стала ждать в своей благоустроенной резиденции рождения ребенка. Она не чувствовала себя несчастливой, смирилась с неверностью мужа, и ходили настойчивые слухи, что у нее тоже есть фавориты. Один из них – Орсино Орсини, прибывший с ее свитой из Италии. Поговаривали, что он и королева испытывают друг к другу чувства несколько более теплые, чем простая дружба. Мария также благоволила к Кончино Кончини, который женился на ее молочной сестре, да и ее отношения с Леонорой служили поводом для кривотолков. Королева, толстая и ленивая, казалось, была готова сказать: «Если королю можно, то и мне тоже» – и продолжала ненавидеть Генриетту, главным образом потому, что та постоянно утверждала, что, по сути, это она замужем за королем с тех пор, как он дал ей обещание жениться. Бумага с этим обещанием хранится у ее отца, и оно равносильно брачной клятве.
Через два месяца после того, как королева объявила о своей беременности, Генриетта заявила, что находится в таком же положении, и весь Париж затаив дыхание стал ждать, кто подарит королю сына – его жена или любовница.
Когда Мария лежала на кровати у себя в Фонтенбло, король был рядом с ней. Генрих стал ходить в церковь, надеясь, что его молитвы будут услышаны и у него родится сын. Но особенно не тревожился. У него было много детей, и он не сомневался, что если теперь родится девочка, то не позже чем через год Мария подарит ему сына, которого они оба так хотят.
При этом король не переставая думал о Генриетте, которая уехала в свое поместье Верней. Она заявила, что хочет побыть там, чтобы не присутствовать при той суете, которая поднимется во дворе после рождения выродка банкирши.
Генрих мрачно улыбнулся. Ему уже почти хотелось освободиться от той власти, которую имела над ним Генриетта. Временами она бывала несносной, хотя другие по сравнению с ней казались пресными и скучными.
Он прошел в покои королевы. Волнение там нарастало.
Одна из служанок встретила его у двери.
– Хорошо, что ваше величество здесь. Уже недолго осталось.
И действительно, осталось недолго. Через час Мария родила сына. Он был крепким и здоровым, и его окрестили Людовиком. Франция получила своего дофина.
Услышав об этом, Генриетта пришла в ярость. Она молилась, чтобы ребенок оказался девочкой или родился мертвым. Было невыносимо думать о том, что эта женщина, которая называла себя королевой, взяла над ней верх.
Генриетта была так расстроена, что заболела, и только когда друзья забеспокоились, что это может повредить ее собственному ребенку, постаралась собраться с силами.
Генрих, обрадованный рождением дофина, писал ей:
«Сердце мое, моя жена разрешилась от бремени и, слава Богу, родила очень хорошего мальчика. Он так быстро растет и крепнет, что уже стал в два раза больше, чем когда родился. Я чувствую себя хорошо, и меня ничто не тревожит, кроме разлуки с тобой, но думаю, эта печаль будет недолгой, потому что скоро мы увидимся. Люби меня всегда. Целую твои руки и губы миллион раз.
Г.».
На более нежное письмо нельзя было и надеяться, за исключением того, что в нем было сказано о радости в связи с рождением ребенка другой женщиной, который появился на свет на месяц раньше, чем у нее.
Генриетта написала, что останется неутешной, пока он будет танцевать перед банкиршей, и ждет родов, во время которых женщина бывает счастлива, если отец ее будущего ребенка находится рядом с ней. Она слышала, что он был в Фонтенбло, когда родился тот ребенок, но не считает возможным просить его быть рядом с той, на которой он обещал жениться.
В Вернее поднялась суматоха. Неожиданно приехал король.
– Неужели ты думала, что меня здесь не будет, когда родится мой ребенок? – спросил он Генриетту.
– Я тебя не ждала. Ты был не настолько внимательным ко мне, чтобы я могла на это надеяться.
– Прекрати. Давай забудем прошлое. Я здесь, и, слава богу, живот у тебя большой. Этот мальчик будет вдвое больше дофина.
– Моя беременность сильнее заметна из-за моей стройной фигуры. А эта Медичи такая толстая, что все время выглядит беременной.
– Ха! Не надо укорять ее за полноту. Эти иностранки все такие.
– И ты находишь их интересными?
– Ни одну женщину не нахожу такой интересной, как ты, моя дорогая. А иначе зачем бы я постоянно становился под прицел твоего язычка?
Это было предупреждение, и Генриетта поняла, что ей надо быть поосторожнее. Она пустила слезу и сказала королю, что беременность дается ей тяжело. Она ждет скорых родов, и он очень обрадовал ее своим приездом.
На следующий день начались схватки. Однако еще до появления первых болей Генриетта окольными путями дала знать Марии, что король в Вернее и ждет рождения ребенка.
В тот день, когда у нее родился сын в присутствии короля, Генриетта была счастлива.
Ребенок был очень хорошенький, и король разделил с ней ее радость. Он обожал детей и говорил, что считает себя удачливым отцом, раз у него за два месяца родились два сына.
– Назову его Гастоном Генрихом, – объявила Генриетта. – Он будет носить имя своего отца. Скажи, как он выглядит по сравнению с Людовиком?
Генрих поднял ребенка, повернул его головку.
– Скажу, что он очень похож на тебя. Наш Га-стон Генрих – самый симпатичный ребенок, который когда-либо появлялся на свет. Взгляни-ка на него!
– Совершенный маленький француз, – улыбнулась Генриетта. – Настоящий француз. И ничего итальянского. Ты согласен?
– Согласен всем сердцем.
Какое-то время Генриетта была счастлива. Король был рядом, а у нее здоровый и симпатичный сын.
Потом начала думать, как неблагосклонна к ней судьба. Если бы не та гроза, если бы молния не ударила во дворец, Гастон Генрих стал бы ее вторым сыном, а она была бы королевой Франции.
Она послала за одним из своих слуг.
– Отправляйся в Фонтенбло, – велела она ему, – и пусть всем станет известно – но как бы между прочим, – что король во время родов был со мной, что он назвал ребенка Гастоном Генрихом и сказал, что мой сын во всех отношениях симпатичнее того, которого называют дофином Людовиком.
Теперь, когда у нее был сын, Генриетта не могла смириться со своим положением. Она решила вступить в борьбу, как она говорила себе, за своего сына, за себя же она никогда постоять не могла. У нее было обещание Генриха жениться, и она полагала, что его можно использовать в своих целях. Поэтому послала за капуцином, отцом Илером, и поручила тому отправиться в Рим и разведать, нельзя ли каким-либо образом, используя письменное обещание короля, объявить брак короля с Марией Медичи недействительным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108