благополучно пристал ночью к берегу в нескольких милях от намеченной цели. Высадившийся десант сразу отправился в путь и как раз перед рассветом был у массивных ворот города. Перепуганная охрана открыла их по первому же требованию. Ворвавшись внутрь, флибустьеры заняли форт и окружили главные суда. От властей города Грамон получил выкуп в два миллиона пиастров. На четвертый день маленькая армада отправилась в обратный путь в то самое время, когда на горизонте забелели паруса испанского флота.
Захват Кампече принес гораздо меньше результатов, так как жители города успели до прихода флибустьеров вывезти и спрятать свои сокровища. Грамон не был палачом. Он запретил своим людям – насколько это было в его силах – добиваться пытками признания. Гигантские пирушки утешили разочарованных флибустьеров. В последний вечер Грамон сидел за одним из столов колоссального пиршества, окруженный своими офицерами.
– А теперь праздничный костер!
Костер этот запомнился надолго. Грамон велел свалить в кучу найденное на складах кампешевое дерево, товар огромной ценности, самое дорогое дерево в мире, и поджечь его. Огромные языки пламени взметнулись к небу, осветив ночную тьму. Заклубился душистый дым... Безумно дорогая прихоть важного сеньора.
– Что бы они там, в Версале, ни затеяли, – воскликнул Грамон, – не может идти ни в какое сравнение с тем, что устраиваем здесь мы!
По возвращении на Черепаший остров губернатор объявил Грамону о его назначении королевским наместником в южную провинцию Сан-Доминго, как называлась тогда французская колония на острове Гаити. Версаль пожелал вернуть себе эту блестящую личность. Получая королевскую грамоту, Грамон выразил благодарность, но не сказал, собирается ли он приступить к своим новым обязанностям. А потом, в один из октябрьских дней 1686 года, он вышел в море с тремя кораблями и двумя сотнями людей в неизвестном направлении. Вскоре паруса флибустьерского аристократа исчезли за горизонтом и больше их уже никто не видел.
Имя Генри Моргана навсегда оставило яркий след в летописи английского флибустьерства. Родившийся в 1635 году в уэльском городке с трудно произносимым названием – Ланраймни – в большой патриархальной семье земельных собственников, этот молодой человек чувствовал, что ему тесно под отчим кровом и под слишком пасмурным небом. Его манила роскошь, солнце, шумная жизнь, власть. Быть королем на каком-нибудь острове... Однажды он сел на корабль, идущий к Барбадосу, где ему пришлось для оплаты своего проезда наняться на пять лет в услужение. В мечтах король острова, на деле он был почти рабом. Еще пять лет прошли на Черепашьем острове, где из рыжего, коренастого новичка-флибустьера, честолюбивого и довольно-таки жестокого, вытряхнули без остатка всякую совесть и деликатность, привитые его уэльской мамой. В двадцать восемь лет Генри Морган по-прежнему мечтает о великих подвигах, не имея возможности их свершить. Потом счастье ему улыбнулось. На Ямайку был назначен вице-губернатором его дядя. Гнездо английских флибустьеров должно было послужить взлетной площадкой для этого ястреба, желавшего стать орлом.
Первые трофеи Моргана были довольно скромны (рыбачьи лодки, склады испанских торговых контор), но под покровительством своего дяди Морган довольно быстро получил возможности, отвечающие его таланту. Вскоре уже губернатор Ямайки будет воздавать адмиральские почести этому капитану, каждое возвращение которого позволяло значительно пополнить денежные ресурсы города Кингстона (тогда Порт-Ройял, Королевский порт) в пору его бурного роста.
На Ямайке адмирал всегда избирался голосованием всех флибустьеров острова, выбранный утверждался губернатором. После того как старый Мансфельт пропал без вести, Моргану не надо было даже представлять свою кандидатуру, его единодушно утвердили на этом месте и без голосования. К тому времени он уже заставил сдаться на его милость и заплатить выкуп город Сантьяго в Сан-Доминго, Гранаду на севере Никарагуа, Санта-Каталину и Пуэрто-Принсипе на Кубе, не говоря уж об осмотре и захвате множества галионов в открытом море.
Порто-Бельо, городок на атлантическом побережье Панамского перешейка, куда прибывали караваны мулов, груженные слитками золота, был укреплен тремя фортами. Высадившись ночью на берег, Морган неожиданно овладел двумя из них и принялся за штурм третьего. По тактике того времени это прежде всего значило взбираться на стену по приставленным к ней длинным лестницам, а Морган хотел, чтобы потерь у него было как можно меньше. Лестницы носила и приставляла к стене стонущая толпа монахов и монахинь, которых его беспощадная гвардия согнала из монастырей. Их даже заставили подниматься по лестницам под выстрелами перепуганных защитников. Флибустьеры карабкались следом за ними, зажав в зубах ножи.
Оргия по возвращении Моргана в Королевский порт превзошла все, что было до тех пор известно. Владельцы таверн никому уже не давали сдачи, измученные девицы горстями запихивали золотые монеты к себе в тюфяки. Ростовщики и лавочники проводили бессонные ночи над книгами записей и приказывали своим подручным сторожить набитые товаром магазины. Богатство всего острова сразу увеличилось на треть. Суммы, достигшие Лондона, вывели королевскую казну из бедственного положения.
А Морган уже замахивался на большее: устроить нападение прямо на Панаму. Тогда это был очень богатый город с населением около десяти тысяч человек, с обширным, оживленным портом. Многочисленные монастыри и церкви были построены в нем из камня, так же как и все здания, именуемые «королевскими», среди них казначейство, где хранилось перуанское золото. В 1572 году отряд из восемнадцати европейцев и трех десятков негров под предводительством тогда еще не знаменитого Френсиса Дрейка был в двух милях от предместий Панамы, собираясь атаковать один из караванов с золотом, но на город пираты нападать не пробовали.
Морган изложил свой проект Томасу Модифорду, губернатору Ямайки.
– Это мне нравится, – сказал Модифорд, – но хорошо было бы иметь возможность сослаться на провокацию испанцев. Ведь дело идет о солидном кусе, который Лондону будет нелегко проглотить.
В скором времени, возвратившись после удачной операции против Маракайбо, Морган как раз и узрел такую возможность: испанское судно высадило на северный берег Ямайки небольшой отряд солдат, которые жгли дома и хватали людей.
Экспедицию Генри Моргана против Панамы по совершенству ее подготовки и быстрому безошибочному выполнению можно было бы назвать наполеоновской. В собранной адмиралом Ямайки армаде было 28 английских кораблей и 8 французских (флибустьеры с Черепашьего острова), 239 пушек и 1846 человек команды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Захват Кампече принес гораздо меньше результатов, так как жители города успели до прихода флибустьеров вывезти и спрятать свои сокровища. Грамон не был палачом. Он запретил своим людям – насколько это было в его силах – добиваться пытками признания. Гигантские пирушки утешили разочарованных флибустьеров. В последний вечер Грамон сидел за одним из столов колоссального пиршества, окруженный своими офицерами.
– А теперь праздничный костер!
Костер этот запомнился надолго. Грамон велел свалить в кучу найденное на складах кампешевое дерево, товар огромной ценности, самое дорогое дерево в мире, и поджечь его. Огромные языки пламени взметнулись к небу, осветив ночную тьму. Заклубился душистый дым... Безумно дорогая прихоть важного сеньора.
– Что бы они там, в Версале, ни затеяли, – воскликнул Грамон, – не может идти ни в какое сравнение с тем, что устраиваем здесь мы!
По возвращении на Черепаший остров губернатор объявил Грамону о его назначении королевским наместником в южную провинцию Сан-Доминго, как называлась тогда французская колония на острове Гаити. Версаль пожелал вернуть себе эту блестящую личность. Получая королевскую грамоту, Грамон выразил благодарность, но не сказал, собирается ли он приступить к своим новым обязанностям. А потом, в один из октябрьских дней 1686 года, он вышел в море с тремя кораблями и двумя сотнями людей в неизвестном направлении. Вскоре паруса флибустьерского аристократа исчезли за горизонтом и больше их уже никто не видел.
Имя Генри Моргана навсегда оставило яркий след в летописи английского флибустьерства. Родившийся в 1635 году в уэльском городке с трудно произносимым названием – Ланраймни – в большой патриархальной семье земельных собственников, этот молодой человек чувствовал, что ему тесно под отчим кровом и под слишком пасмурным небом. Его манила роскошь, солнце, шумная жизнь, власть. Быть королем на каком-нибудь острове... Однажды он сел на корабль, идущий к Барбадосу, где ему пришлось для оплаты своего проезда наняться на пять лет в услужение. В мечтах король острова, на деле он был почти рабом. Еще пять лет прошли на Черепашьем острове, где из рыжего, коренастого новичка-флибустьера, честолюбивого и довольно-таки жестокого, вытряхнули без остатка всякую совесть и деликатность, привитые его уэльской мамой. В двадцать восемь лет Генри Морган по-прежнему мечтает о великих подвигах, не имея возможности их свершить. Потом счастье ему улыбнулось. На Ямайку был назначен вице-губернатором его дядя. Гнездо английских флибустьеров должно было послужить взлетной площадкой для этого ястреба, желавшего стать орлом.
Первые трофеи Моргана были довольно скромны (рыбачьи лодки, склады испанских торговых контор), но под покровительством своего дяди Морган довольно быстро получил возможности, отвечающие его таланту. Вскоре уже губернатор Ямайки будет воздавать адмиральские почести этому капитану, каждое возвращение которого позволяло значительно пополнить денежные ресурсы города Кингстона (тогда Порт-Ройял, Королевский порт) в пору его бурного роста.
На Ямайке адмирал всегда избирался голосованием всех флибустьеров острова, выбранный утверждался губернатором. После того как старый Мансфельт пропал без вести, Моргану не надо было даже представлять свою кандидатуру, его единодушно утвердили на этом месте и без голосования. К тому времени он уже заставил сдаться на его милость и заплатить выкуп город Сантьяго в Сан-Доминго, Гранаду на севере Никарагуа, Санта-Каталину и Пуэрто-Принсипе на Кубе, не говоря уж об осмотре и захвате множества галионов в открытом море.
Порто-Бельо, городок на атлантическом побережье Панамского перешейка, куда прибывали караваны мулов, груженные слитками золота, был укреплен тремя фортами. Высадившись ночью на берег, Морган неожиданно овладел двумя из них и принялся за штурм третьего. По тактике того времени это прежде всего значило взбираться на стену по приставленным к ней длинным лестницам, а Морган хотел, чтобы потерь у него было как можно меньше. Лестницы носила и приставляла к стене стонущая толпа монахов и монахинь, которых его беспощадная гвардия согнала из монастырей. Их даже заставили подниматься по лестницам под выстрелами перепуганных защитников. Флибустьеры карабкались следом за ними, зажав в зубах ножи.
Оргия по возвращении Моргана в Королевский порт превзошла все, что было до тех пор известно. Владельцы таверн никому уже не давали сдачи, измученные девицы горстями запихивали золотые монеты к себе в тюфяки. Ростовщики и лавочники проводили бессонные ночи над книгами записей и приказывали своим подручным сторожить набитые товаром магазины. Богатство всего острова сразу увеличилось на треть. Суммы, достигшие Лондона, вывели королевскую казну из бедственного положения.
А Морган уже замахивался на большее: устроить нападение прямо на Панаму. Тогда это был очень богатый город с населением около десяти тысяч человек, с обширным, оживленным портом. Многочисленные монастыри и церкви были построены в нем из камня, так же как и все здания, именуемые «королевскими», среди них казначейство, где хранилось перуанское золото. В 1572 году отряд из восемнадцати европейцев и трех десятков негров под предводительством тогда еще не знаменитого Френсиса Дрейка был в двух милях от предместий Панамы, собираясь атаковать один из караванов с золотом, но на город пираты нападать не пробовали.
Морган изложил свой проект Томасу Модифорду, губернатору Ямайки.
– Это мне нравится, – сказал Модифорд, – но хорошо было бы иметь возможность сослаться на провокацию испанцев. Ведь дело идет о солидном кусе, который Лондону будет нелегко проглотить.
В скором времени, возвратившись после удачной операции против Маракайбо, Морган как раз и узрел такую возможность: испанское судно высадило на северный берег Ямайки небольшой отряд солдат, которые жгли дома и хватали людей.
Экспедицию Генри Моргана против Панамы по совершенству ее подготовки и быстрому безошибочному выполнению можно было бы назвать наполеоновской. В собранной адмиралом Ямайки армаде было 28 английских кораблей и 8 французских (флибустьеры с Черепашьего острова), 239 пушек и 1846 человек команды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74