– Просто так случилось.
Чушь собачья.
Он кашлянул в кулак.
– Зачем ты мне все это рассказываешь? Я не хочу знать, что там у вас было.
– Я тебе рассказываю, потому что на самом деле ты хочешь знать. И это не то, что ты хотел услышать. Теперь ты считаешь меня потаскухой, потому что я спала с ним.
– Я этого не говорил.
– Нет. Но ты так думаешь.
– Откуда ты знаешь, что я думаю?
– Ты считаешь, что об этом так трудно догадаться?
Тоцци хотелось оторвать динозавру ногу.
– Он не был убийцей, когда мы учились в школе, – сказала Джина. – По крайней мере, я так думала. Я хочу сказать, что до прошлого лета вообще не знала, что он входит в организацию. Пойми меня правильно. Я знала, что он не ангел, но думала, что он – мелкая сошка, как мой брат.
Тоцци не ответил.
Она продолжала говорить:
– Конечно, когда практически вся семья связана с мафией, с кем еще может общаться ребенок? Нас в семье учили, что доверять можно только итальянцам, да и то преимущественно сицилийцам. Мой отец даже слесаря не позвал бы, если его фамилия не оканчивается на гласную. Надо было слышать, какой поднялся шум, когда в седьмом классе я спросила, можно ли мне пойти в кино с Брайаном О'Бойлом. Можно было подумать, что я захотела обрить голову наголо и вступить в секту кришнаитов или что-нибудь в этом роде. Я всегда старалась не слушать эту чепуху, но это не так-то легко, когда живешь в такой прилипчивой итальянской семье. Если делаешь не то, чего от тебя ждут, они кричат, рыдают, дуются, предрекают, что ты окажешься в аду, до тех пор, пока не образумишься и не сделаешь, как они хотят.
Это Тоцци было понятно. Он сам вырос в такой среде. Когда он женился на девушке из семьи, принадлежащей к англиканской епископальной церкви с острова Родос, его семья вела себя как на похоронах. Мать весь день дулась, а отец жаловался, что на столе нет макарон. Что это за свадьба, на которой нет хотя бы маленького испеченного зити?
Ревность, сжавшая все внутри, начала отпускать Тоцци, и он повернулся лицом к Джине. Тут он заметил тусклое свечение золотого свадебного кольца на цепочке вокруг ее шеи, и внутри у него опять все сжалось.
– Могу я тебя кое о чем спросить? – Он старался, чтобы в его голосе не звучали осуждающие нотки.
– О чем?
– Это кольцо. Оно свадебное?
Джина помолчала. В свете фонарей было видно, что ее глаза за стеклами очков увлажнились. Тоцци не мог понять, плачет она или нет.
– Не обращай внимания, – сказал он. – Это не мое дело. Извини. Забудь об этом.
Она глубоко вздохнула.
– Это кольцо Марджи.
– Марджи?
– Да, Марджи. Жены Беллза.
Тоцци вспомнил искореженную машину во дворе позади Колокольни.
– А как оно у тебя оказалась?
Какое-то время она молчала.
– Марджи и я были лучшими подругами. Еще с пятого класса. – Она крутила кольцо в пальцах, опустив глаза.
Она не ответила на его вопрос, но Тоцци решил не настаивать. Он чувствовал, что затронул больную тему. Если она захочет, то сама расскажет.
– Я так понимаю, ты знала, что Марджи погибла таким образом.
Она кивнула:
– Да... в общем, так. Когда она исчезла, в конце лета, я сразу догадалась, что Беллз с ней что-то сделал. Я хочу сказать, я не знала, но в глубине души догадывалась.
– Почему?
Неожиданно затарахтел мотор тягача, и все остальные тягачи тоже ожили – вот-вот тронутся в путь. Тоцци смотрел на Джину, он хотел, чтобы она продолжила свой рассказ. Беллза подозревали в совершении нескольких убийств, но для обвинения не было достаточных доказательств. ФБР ничего не было известно о его жене.
Джина пожала плечами, потирая кольцо в пальцах:
– У Марджи и Беллза были проблемы.
Тоцци подождал, не объяснит ли она свои слова, но она молчала.
– Серьезные проблемы?
– Да. Для них серьезные. Марджи никак не могла забеременеть.
Тоцци кивнул:
– Это бывает.
Джина покачала головой:
– Ты не понимаешь. Это бывает с другими людьми, но не с Беллзом. Он хотел детей. Очень.
– А усыновить кого-нибудь они не могли?
– Беллз? Никогда. Ему нужны были его собственные дети, его плоть и кровь.
– Понимаю. – Тоцци и сам думал о приемных детях то же самое.
Тягач начал двигаться. Караван направлялся в Нью-Йорк. Тоцци повернул к фонарю руку, чтобы разглядеть циферблат. Только что наступила полночь.
Джина снова замолчала.
– Так что же произошло между Беллзом и Марджи?
– Беллз считал, что решение проблемы – побольше секса. Чтобы увеличить шансы. Марджи говорила мне, что это было ужасно. Каждое утро, каждый вечер, как поденная работа. Она говорила, что чувствует себя проституткой – трам, бам, мерси, мадам. Она хотела сходить к врачу, выяснить, почему не может забеременеть, но Беллз и слышать об этом не желал. Понимаешь, она совершила большую ошибку: высказала предположение, что дело, возможно, в его сперме, а не в ней. И тогда он стал приносить домой разные травы и витамины, лекарства и прочее дерьмо. Ее от этого уже тошнило. Она говорила, что чувствует себя, как Миа Ферроу в «Ребенке Розмари». Говорила, что в один прекрасный день он заявится домой с шаманом. Он совсем спятил.
Тоцци слушал, и все это напомнило ему некоторых учеников из его класса по айкидо. Кое-кто из них свято верил в нетрадиционные методы лечения. Он оглянулся на Хобокен. Экзамен уже закончился. Он снова упустил шанс получить черный пояс. На какое-то время он совсем забыл о нем. Черт!
Джина продолжала свой рассказ:
– Марджи совсем измучилась. Она каждый день звонила мне на работу, плакала, жаловалась. Наконец я сказала ей, что мы пойдем к врачу. К черту Беллза. Она сказала, нет, я не могу, Беллз убьет меня, но я настаивала. Я нашла врача в Хекенсаке, специалиста по оплодотворению, он проверил ее и сказал, да, все дело в ней. Что-то такое с яичниками, я точно не поняла. Когда мы вышли от него, я думала, Марджи бросится под машину. Она ревела в голос, как ребенок. Говорила, что убьет себя. Я и не знала, как сильно она сама хочет ребенка. Я думала, всё дело в Беллзе, но, оказывается, не только в нем. Она тоже помешалась на этом.
– И что же дальше?
Джина пожала плечами и посмотрела ему в глаза.
– Я сделала большую глупость.
– Какую?
– Пообещала ей, что, несмотря ни на что, у нее будет ребенок. Сказала, что помогу ей.
Сердце Тоцци забилось быстрее.
– Ты хочешь сказать, ты... Искусственное осеменение? И Беллз пошел на это?
Она покачала головой:
– Не я. Я нашла Марджи замену. Симпатичную девушку с Сицилии, двадцати лет, нелегальную эмигрантку. Девушка согласилась на это за двадцать тысяч. Но Беллз был против. Он сказал, что это неестественно. Марджи было все равно. Она сама договорилась с девушкой. Не знаю, где она взяла деньги. Они совсем с ума сошли, оба. Беллз верил, что Марджи может забеременеть обычным способом, поэтому после секса, когда он засыпал, она уходила в ванную, отсасывала его сперму и прятала ее в холодильник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Чушь собачья.
Он кашлянул в кулак.
– Зачем ты мне все это рассказываешь? Я не хочу знать, что там у вас было.
– Я тебе рассказываю, потому что на самом деле ты хочешь знать. И это не то, что ты хотел услышать. Теперь ты считаешь меня потаскухой, потому что я спала с ним.
– Я этого не говорил.
– Нет. Но ты так думаешь.
– Откуда ты знаешь, что я думаю?
– Ты считаешь, что об этом так трудно догадаться?
Тоцци хотелось оторвать динозавру ногу.
– Он не был убийцей, когда мы учились в школе, – сказала Джина. – По крайней мере, я так думала. Я хочу сказать, что до прошлого лета вообще не знала, что он входит в организацию. Пойми меня правильно. Я знала, что он не ангел, но думала, что он – мелкая сошка, как мой брат.
Тоцци не ответил.
Она продолжала говорить:
– Конечно, когда практически вся семья связана с мафией, с кем еще может общаться ребенок? Нас в семье учили, что доверять можно только итальянцам, да и то преимущественно сицилийцам. Мой отец даже слесаря не позвал бы, если его фамилия не оканчивается на гласную. Надо было слышать, какой поднялся шум, когда в седьмом классе я спросила, можно ли мне пойти в кино с Брайаном О'Бойлом. Можно было подумать, что я захотела обрить голову наголо и вступить в секту кришнаитов или что-нибудь в этом роде. Я всегда старалась не слушать эту чепуху, но это не так-то легко, когда живешь в такой прилипчивой итальянской семье. Если делаешь не то, чего от тебя ждут, они кричат, рыдают, дуются, предрекают, что ты окажешься в аду, до тех пор, пока не образумишься и не сделаешь, как они хотят.
Это Тоцци было понятно. Он сам вырос в такой среде. Когда он женился на девушке из семьи, принадлежащей к англиканской епископальной церкви с острова Родос, его семья вела себя как на похоронах. Мать весь день дулась, а отец жаловался, что на столе нет макарон. Что это за свадьба, на которой нет хотя бы маленького испеченного зити?
Ревность, сжавшая все внутри, начала отпускать Тоцци, и он повернулся лицом к Джине. Тут он заметил тусклое свечение золотого свадебного кольца на цепочке вокруг ее шеи, и внутри у него опять все сжалось.
– Могу я тебя кое о чем спросить? – Он старался, чтобы в его голосе не звучали осуждающие нотки.
– О чем?
– Это кольцо. Оно свадебное?
Джина помолчала. В свете фонарей было видно, что ее глаза за стеклами очков увлажнились. Тоцци не мог понять, плачет она или нет.
– Не обращай внимания, – сказал он. – Это не мое дело. Извини. Забудь об этом.
Она глубоко вздохнула.
– Это кольцо Марджи.
– Марджи?
– Да, Марджи. Жены Беллза.
Тоцци вспомнил искореженную машину во дворе позади Колокольни.
– А как оно у тебя оказалась?
Какое-то время она молчала.
– Марджи и я были лучшими подругами. Еще с пятого класса. – Она крутила кольцо в пальцах, опустив глаза.
Она не ответила на его вопрос, но Тоцци решил не настаивать. Он чувствовал, что затронул больную тему. Если она захочет, то сама расскажет.
– Я так понимаю, ты знала, что Марджи погибла таким образом.
Она кивнула:
– Да... в общем, так. Когда она исчезла, в конце лета, я сразу догадалась, что Беллз с ней что-то сделал. Я хочу сказать, я не знала, но в глубине души догадывалась.
– Почему?
Неожиданно затарахтел мотор тягача, и все остальные тягачи тоже ожили – вот-вот тронутся в путь. Тоцци смотрел на Джину, он хотел, чтобы она продолжила свой рассказ. Беллза подозревали в совершении нескольких убийств, но для обвинения не было достаточных доказательств. ФБР ничего не было известно о его жене.
Джина пожала плечами, потирая кольцо в пальцах:
– У Марджи и Беллза были проблемы.
Тоцци подождал, не объяснит ли она свои слова, но она молчала.
– Серьезные проблемы?
– Да. Для них серьезные. Марджи никак не могла забеременеть.
Тоцци кивнул:
– Это бывает.
Джина покачала головой:
– Ты не понимаешь. Это бывает с другими людьми, но не с Беллзом. Он хотел детей. Очень.
– А усыновить кого-нибудь они не могли?
– Беллз? Никогда. Ему нужны были его собственные дети, его плоть и кровь.
– Понимаю. – Тоцци и сам думал о приемных детях то же самое.
Тягач начал двигаться. Караван направлялся в Нью-Йорк. Тоцци повернул к фонарю руку, чтобы разглядеть циферблат. Только что наступила полночь.
Джина снова замолчала.
– Так что же произошло между Беллзом и Марджи?
– Беллз считал, что решение проблемы – побольше секса. Чтобы увеличить шансы. Марджи говорила мне, что это было ужасно. Каждое утро, каждый вечер, как поденная работа. Она говорила, что чувствует себя проституткой – трам, бам, мерси, мадам. Она хотела сходить к врачу, выяснить, почему не может забеременеть, но Беллз и слышать об этом не желал. Понимаешь, она совершила большую ошибку: высказала предположение, что дело, возможно, в его сперме, а не в ней. И тогда он стал приносить домой разные травы и витамины, лекарства и прочее дерьмо. Ее от этого уже тошнило. Она говорила, что чувствует себя, как Миа Ферроу в «Ребенке Розмари». Говорила, что в один прекрасный день он заявится домой с шаманом. Он совсем спятил.
Тоцци слушал, и все это напомнило ему некоторых учеников из его класса по айкидо. Кое-кто из них свято верил в нетрадиционные методы лечения. Он оглянулся на Хобокен. Экзамен уже закончился. Он снова упустил шанс получить черный пояс. На какое-то время он совсем забыл о нем. Черт!
Джина продолжала свой рассказ:
– Марджи совсем измучилась. Она каждый день звонила мне на работу, плакала, жаловалась. Наконец я сказала ей, что мы пойдем к врачу. К черту Беллза. Она сказала, нет, я не могу, Беллз убьет меня, но я настаивала. Я нашла врача в Хекенсаке, специалиста по оплодотворению, он проверил ее и сказал, да, все дело в ней. Что-то такое с яичниками, я точно не поняла. Когда мы вышли от него, я думала, Марджи бросится под машину. Она ревела в голос, как ребенок. Говорила, что убьет себя. Я и не знала, как сильно она сама хочет ребенка. Я думала, всё дело в Беллзе, но, оказывается, не только в нем. Она тоже помешалась на этом.
– И что же дальше?
Джина пожала плечами и посмотрела ему в глаза.
– Я сделала большую глупость.
– Какую?
– Пообещала ей, что, несмотря ни на что, у нее будет ребенок. Сказала, что помогу ей.
Сердце Тоцци забилось быстрее.
– Ты хочешь сказать, ты... Искусственное осеменение? И Беллз пошел на это?
Она покачала головой:
– Не я. Я нашла Марджи замену. Симпатичную девушку с Сицилии, двадцати лет, нелегальную эмигрантку. Девушка согласилась на это за двадцать тысяч. Но Беллз был против. Он сказал, что это неестественно. Марджи было все равно. Она сама договорилась с девушкой. Не знаю, где она взяла деньги. Они совсем с ума сошли, оба. Беллз верил, что Марджи может забеременеть обычным способом, поэтому после секса, когда он засыпал, она уходила в ванную, отсасывала его сперму и прятала ее в холодильник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68