Что и сами могут вот так вот обратиться в один прекрасный момент в гранитную глыбу.
– Безумие, – плаксиво промолвил журналист и потащил свою собаку к огромному дубовому столу, с пулевой дырой посередине, его явно использовали как баррикаду не так давно – людей в камень.
– Это хорошо еще не в змею, а то пришлось бы пристрелить, – закричал им селянин с кухни, где он с чем-то возился, – это произошло во время этого ночного шабаша. За окном орали он выглянул и тут в него из тьмы кинули неким порошком. Сразу же закаменел, едва его от окна оттащил.
Лапников вздохнул. На кухни зашипел жир попав на раскаленную сковородку, и в комнату поплыл тяжелый мясной дух. Зоотехник что-то там жарил, и даже начал вроде напевать под нос, впрочем его совсем не было слышно, за шкворчанием съестного на сковороде.
Пахло вроде рыбой, и хотя Сергей не очень любил рыбу, у него все равно потекли слюни, и еще сильнее заболело горло, в пережатом ранее месте.
– Пауков всех давить буду. Всех восьминогих давить!!!
– Чего? – поднял на него мутные глаза Лапников, он думал о своем.
– Я говорю, у меня в рюкзаке есть данные по селу, собранные из областных архивов, нам надо внимательно ознакомиться.
– Ознакомимся, – без интереса произнес его собеседник, он думал в данный момент только о еде, да и о чем можно думать, когда вокруг витает аромат прожаренного мяса.
Минут пятнадцать спустя, когда Сергей уже начал нетерпеливо постукивать пальцами по столу, начисто позабыв о статую младшего, смиренно стоящей в углу, в комнату вошел Щербинский таща сразу три, лежащие друг на друге, тарелки. На тарелках восхитительно дымилось белое жаренное мясо.
Он поставил гостям и себе и вместе они уселись на грубую лавку у окна, что неподалеку от стола.
– Наваливайтесь, – предложил зоотехник.
И они навалились. После стольких тяжелых часов воздержания Сергея с радостью накинулся н пищу, особенно если учесть, что мясо оказалось совсем не плохим, аппетитным мягким, хорошо посоленным. Вместе они смели лежащие у них на тарелках порции, и селянин побежал за добавками, положил еще и себе. Теперь ели уже медленнее и запивали мясное блюдо теплым квасом, что остался у Щербинского еще с тех времен, когда работал холодильник.
Не думали не о чем, налегали так, что хрустело за ушами, только успевая прожевать. Умяли и этот кусок, и тогда Лапников отодвинулся от стола, а Серега с Щербинским взяли себе еще.
– Уф, – сказал Сергей, – полегчало. Вроде даже и жить стало легче. Лапников, ты псине своей тоже брось.
Журналист кинул мясца Венди:
– А скажите, что это вообще за рыба, по вкусу прямо натуральный осетр.
– Это не рыба, – сказал Щербинский.
– А что же это?
– Это змея.
Серега поперхнулся. Лапников застыл, вытаращив глаза. У него был вид обиженного ребенка, которого только что жестоко и зло обманули в самых лучших его намерениях. Он сглотнул. Сергей напротив него тоже мужественно боролся с подступающей тошнотой. Руки его вцепились в стол а в голове колыхался туман.
Щербинский удивленно переводил взгляд с одного на другого. Он открыл было рот но тут Сергей выдавил:
– А…Это ведь бывший человек?
Лапников вскочил и, зажимая рот обоими руками, кинулся прочь в поисках ванны, не нашел, и поэтому выскочил на крыльцо. Было слышно как он давится там. Венди с веселым лаем носилась где-то там же.
Сергею тоже стало совсем дурно, он медленно бледнел и зоотехник видел, как ему хочется присоединиться к журналисту.
– Нет! – Поспешно сказал Щербинский, – это не было человеком. Если хочешь знать, то была раньше моя любимая свиноматка. Только теперь у меня все домашние животные – змеи.
– Уже лучше – произнес Серега, стараясь не смотреть на чисто вылизанные тарелки, – но когда я сейчас представляю как у меня в желудке это скользкое, чешуйчатое…
– Понимаешь. – Сказал селянин оглядываясь в поисках Лапникова, тот что-то задержался на крыльце – дело в том, что продукты в селе давно закончились, а все домашние животные обратились в змей. Чем ты думаешь мы питаемся?
– Я не знал, консервами какими то. Но не змеями, я их ненавижу.
– Но ведь вкусно было, правда?
– Не знаю, теперь я вообще потерял аппетит на ближайшие три дня. По мне уж лучше есть собак.
Вернулся Лапников. Все еще бледный и содрогающийся, утер бороду рукавом.
– Это было гадство! – без обиняков заявил он.
– Почему же гадство, есть то что-то надо, последнюю скотину сожрали дня три назад. Не хочешь есть это, не ешь вообще.
Тарелки теперь выглядели отвратительно. Сереге как раз на ум пришла сказка о змее, заползшей спящему человеку внутрь, через рот, и стало совсем дурно. Он поспешно отвлекся от этих мыслей и вытащил из своего замызганного рюкзака историю села Черепихово. Пихнул ее через стол к Лапникову:
– На, ознакомься. Тут в общем то всего мало, но что то может быть выловишь.
Журналист ознакомился. Он принял папку и стал напряженно листать тонкие, мятые страницы, временами задерживался, и прочитывал внимательно. В одном месте показал Сергею рассказ о буре. Сергей кивнул. Щербинский отвлеченно смотрел в окно. Стояла тишина и даже не пели птицы, что несколько не вязалось с радостным летним днем, только что перевалившим за половину.
Второй раз Лапников показал летопись об оборотне, и Серега снова кивнул. Правильно, находит то что надо, да вот только на что это наводит?
Минуло еще тридцать минут. Где-то у кордона раздался печальный одинокий вой. Горожане вздрогнули, а Щербинский по переднему спокойно обозревал окрестности.
Лапников отложил папку:
– Прочел. Что-то в этом есть, да крайне мало.
– Да, крайне мало, но можно уяснить – сказал Сергей – тут получается некая цепочка.
– Буря – страсти?
– Буря – церковь -страсти. Обрати внимание, каждый раз тут замешана церковь. В четырнадцатом веке она была разрушена бурей, и нечто в ней скрытое вырвалось на свободу.
– Звучит, как в дешевом ужастике.
– МЫ попали в дешевый ужастик. Короче, церковь разрушена, из за бури нечто выползает из развалин. И принимается терроризировать окружающих. Затем церковь восстанавливается и жуть вся исчезает.
– Как же так, если оно выползло уже, зло это, как же с восстановкой церкви оно исчезает.
– Да тут все очень просто. В церкви скрыто нечто вроде тотема, содержащее в себе частицы былого страха. Какой ни будь культовый предмет, божок может быть. Церковь разрушена, и на свежий воздух выползает, словно испарения, то, что в этом тотеме скрыто. А закрыли его снова в подвале, испаряться превращает вот и сгинула напасть.
– Как то у все так гладко, откуда такая уверенность?
Сергей вздохнул:
– Я был там.
– Был?!
– Да, я был в подвале Черепиховского собора, там внизу есть потайной ход, который ведет в подземелье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– Безумие, – плаксиво промолвил журналист и потащил свою собаку к огромному дубовому столу, с пулевой дырой посередине, его явно использовали как баррикаду не так давно – людей в камень.
– Это хорошо еще не в змею, а то пришлось бы пристрелить, – закричал им селянин с кухни, где он с чем-то возился, – это произошло во время этого ночного шабаша. За окном орали он выглянул и тут в него из тьмы кинули неким порошком. Сразу же закаменел, едва его от окна оттащил.
Лапников вздохнул. На кухни зашипел жир попав на раскаленную сковородку, и в комнату поплыл тяжелый мясной дух. Зоотехник что-то там жарил, и даже начал вроде напевать под нос, впрочем его совсем не было слышно, за шкворчанием съестного на сковороде.
Пахло вроде рыбой, и хотя Сергей не очень любил рыбу, у него все равно потекли слюни, и еще сильнее заболело горло, в пережатом ранее месте.
– Пауков всех давить буду. Всех восьминогих давить!!!
– Чего? – поднял на него мутные глаза Лапников, он думал о своем.
– Я говорю, у меня в рюкзаке есть данные по селу, собранные из областных архивов, нам надо внимательно ознакомиться.
– Ознакомимся, – без интереса произнес его собеседник, он думал в данный момент только о еде, да и о чем можно думать, когда вокруг витает аромат прожаренного мяса.
Минут пятнадцать спустя, когда Сергей уже начал нетерпеливо постукивать пальцами по столу, начисто позабыв о статую младшего, смиренно стоящей в углу, в комнату вошел Щербинский таща сразу три, лежащие друг на друге, тарелки. На тарелках восхитительно дымилось белое жаренное мясо.
Он поставил гостям и себе и вместе они уселись на грубую лавку у окна, что неподалеку от стола.
– Наваливайтесь, – предложил зоотехник.
И они навалились. После стольких тяжелых часов воздержания Сергея с радостью накинулся н пищу, особенно если учесть, что мясо оказалось совсем не плохим, аппетитным мягким, хорошо посоленным. Вместе они смели лежащие у них на тарелках порции, и селянин побежал за добавками, положил еще и себе. Теперь ели уже медленнее и запивали мясное блюдо теплым квасом, что остался у Щербинского еще с тех времен, когда работал холодильник.
Не думали не о чем, налегали так, что хрустело за ушами, только успевая прожевать. Умяли и этот кусок, и тогда Лапников отодвинулся от стола, а Серега с Щербинским взяли себе еще.
– Уф, – сказал Сергей, – полегчало. Вроде даже и жить стало легче. Лапников, ты псине своей тоже брось.
Журналист кинул мясца Венди:
– А скажите, что это вообще за рыба, по вкусу прямо натуральный осетр.
– Это не рыба, – сказал Щербинский.
– А что же это?
– Это змея.
Серега поперхнулся. Лапников застыл, вытаращив глаза. У него был вид обиженного ребенка, которого только что жестоко и зло обманули в самых лучших его намерениях. Он сглотнул. Сергей напротив него тоже мужественно боролся с подступающей тошнотой. Руки его вцепились в стол а в голове колыхался туман.
Щербинский удивленно переводил взгляд с одного на другого. Он открыл было рот но тут Сергей выдавил:
– А…Это ведь бывший человек?
Лапников вскочил и, зажимая рот обоими руками, кинулся прочь в поисках ванны, не нашел, и поэтому выскочил на крыльцо. Было слышно как он давится там. Венди с веселым лаем носилась где-то там же.
Сергею тоже стало совсем дурно, он медленно бледнел и зоотехник видел, как ему хочется присоединиться к журналисту.
– Нет! – Поспешно сказал Щербинский, – это не было человеком. Если хочешь знать, то была раньше моя любимая свиноматка. Только теперь у меня все домашние животные – змеи.
– Уже лучше – произнес Серега, стараясь не смотреть на чисто вылизанные тарелки, – но когда я сейчас представляю как у меня в желудке это скользкое, чешуйчатое…
– Понимаешь. – Сказал селянин оглядываясь в поисках Лапникова, тот что-то задержался на крыльце – дело в том, что продукты в селе давно закончились, а все домашние животные обратились в змей. Чем ты думаешь мы питаемся?
– Я не знал, консервами какими то. Но не змеями, я их ненавижу.
– Но ведь вкусно было, правда?
– Не знаю, теперь я вообще потерял аппетит на ближайшие три дня. По мне уж лучше есть собак.
Вернулся Лапников. Все еще бледный и содрогающийся, утер бороду рукавом.
– Это было гадство! – без обиняков заявил он.
– Почему же гадство, есть то что-то надо, последнюю скотину сожрали дня три назад. Не хочешь есть это, не ешь вообще.
Тарелки теперь выглядели отвратительно. Сереге как раз на ум пришла сказка о змее, заползшей спящему человеку внутрь, через рот, и стало совсем дурно. Он поспешно отвлекся от этих мыслей и вытащил из своего замызганного рюкзака историю села Черепихово. Пихнул ее через стол к Лапникову:
– На, ознакомься. Тут в общем то всего мало, но что то может быть выловишь.
Журналист ознакомился. Он принял папку и стал напряженно листать тонкие, мятые страницы, временами задерживался, и прочитывал внимательно. В одном месте показал Сергею рассказ о буре. Сергей кивнул. Щербинский отвлеченно смотрел в окно. Стояла тишина и даже не пели птицы, что несколько не вязалось с радостным летним днем, только что перевалившим за половину.
Второй раз Лапников показал летопись об оборотне, и Серега снова кивнул. Правильно, находит то что надо, да вот только на что это наводит?
Минуло еще тридцать минут. Где-то у кордона раздался печальный одинокий вой. Горожане вздрогнули, а Щербинский по переднему спокойно обозревал окрестности.
Лапников отложил папку:
– Прочел. Что-то в этом есть, да крайне мало.
– Да, крайне мало, но можно уяснить – сказал Сергей – тут получается некая цепочка.
– Буря – страсти?
– Буря – церковь -страсти. Обрати внимание, каждый раз тут замешана церковь. В четырнадцатом веке она была разрушена бурей, и нечто в ней скрытое вырвалось на свободу.
– Звучит, как в дешевом ужастике.
– МЫ попали в дешевый ужастик. Короче, церковь разрушена, из за бури нечто выползает из развалин. И принимается терроризировать окружающих. Затем церковь восстанавливается и жуть вся исчезает.
– Как же так, если оно выползло уже, зло это, как же с восстановкой церкви оно исчезает.
– Да тут все очень просто. В церкви скрыто нечто вроде тотема, содержащее в себе частицы былого страха. Какой ни будь культовый предмет, божок может быть. Церковь разрушена, и на свежий воздух выползает, словно испарения, то, что в этом тотеме скрыто. А закрыли его снова в подвале, испаряться превращает вот и сгинула напасть.
– Как то у все так гладко, откуда такая уверенность?
Сергей вздохнул:
– Я был там.
– Был?!
– Да, я был в подвале Черепиховского собора, там внизу есть потайной ход, который ведет в подземелье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98