— Точнее, я взялся за него два месяца назад.
Секунду-другую Мейседон осмысливал услышанное, потом его лицо похолодело.
— Объяснитесь, Харви!
— Все очень просто, — мягко сказал детектив, не глядя на полковника и разминая окурок в пепельнице. — Я случайно перекупил интересующие вас материалы у одного подонка, который давно занимался шантажом такого рода. Он пришёл ко мне, потому что старшие офицеры и их жены — не его стихия. А он видел нас вместе, за коктейлем.
— Какого черта вы промолчали?
— Не так-то просто говорить о таких вещах. — Харви все ещё не поднимал глаз от пепельницы. — И никогда нельзя знать заранее, как это примут. За фотографии вместе с негативами я выложил гранд.
— Тысячу долларов?
Харви утвердительно кивнул.
— Этого подонка я как следует припугнул, думаю, он будет молчать. А с разговором, я имею в виду разговор с вами, я решил повременить. До удобного случая.
— Материал у вас?
— Здесь, в сейфе.
Мейседон тяжело вздохнул, механически достал из кармана чековую книжку и ручку.
— Сколько?
— Вы слышали, мистер Мейседон.
Мейседон насупился, подумал, выписал чек на полторы тысячи долларов и, передавая его Харви, присовокупил:
— Полагаю, это будет справедливо.
Харви пробежал чек глазами, аккуратно сложил его спрятал в бумажник.
— Благодарю. Материалы хотите получить теперь же?
— Да, теперь.
Харви поднялся из-за стола и подошёл к сейфу, который был смонтирован в одном из шкафов весьма предусмотрительно — за спиной возможных посетителей. Естественно, оборачиваться было бы верхом неприличия, поэтому в этой части своих операций Харви был избавлен от нескромных и просто любопытных взглядов. По этой причине и Мейседон не мог наблюдать за его действиями, но ему определённо показалось, что Харви копается в своём несгораемом ящике слишком долго. Наконец Харви сел за стол и протянул полковнику заклеенный пакет из плотной синей бумаги.
— Прошу. Если хотите ознакомиться с материалами немедленно, я оставлю вас одного.
— Нет-нет, — испугался Мейседон и довольно жалко улыбнулся. — С этим успеется.
Харви кивнул.
— Простите, — проговорил он после некоторого колебания. — Конечно, это не моё дело…
— Нет, почему же? — Мейседон явно обрадовался возможности поговорить, а может быть, и посоветоваться, ему тяжело было оставаться наедине с этим пакетом и своими мыслями. — Я охотно выслушаю вас, Рэй.
— Не принимайте эту историю слишком близко к сердцу, мистер Мейседон. И не судите свою жену чрезмерно строго. Женщины — создания импульсивные, увлекающиеся, их легко сбить с толку. Слабый пол! Слабый именно в том самом… вы понимаете, в каком смысле. И потом, их сбивает с толку эта дурацкая эмансипация!
— Что-что? — переспросил Мейседон. Он не то чтобы не расслышал слов Харви, его поразило, что этот бывший диверсант и террорист говорит ему о том же, о чем говорил и респектабельный Милтон.
— Эмансипация, женская свобода и равенство. — Харви определённо чувствовал себя не очень ловко в сфере отвлечённых понятий, но, конкретизируя свою мысль, он говорил все более уверенно и убеждённо. — Женщины не знают толком, что им делать с этой самой свободой. Я говорю не о всяких там выдающихся дамах вроде Жанны д’Арк, а о женщинах обыкновенных, которые работают продавщицами, стюардессами и секретаршами. Они — как маленькие дети! И, как детям, им нужна не столько свобода, сколько крепкая узда.
В другое время Мейседон посмеялся бы над этими рассуждениями, но сейчас он даже не улыбнулся.
— Ведь до чего дошло, — продолжал Харви тем же размеренным, несколько меланхолическим тоном, — лууты отказываются жениться на американках! Наши девицы слишком эмансипированы: они не желают вести хозяйство, следить за порядком в доме и рожать детей, они хотят развлекаться! И молодые офицеры выписывают себе из-за океана, из Англии и Австралии, более старомодных жён, которые ещё не растеряли чувства материнства и хозяйственных навыков. Брачная контора, занимающаяся экспортом невест, процветает, я знаю об этом из первых рук.
Харви покосился на хмурое лицо полковника, подумал и круто изменил русло своих сентенций, должна быть, сообразил, что говорит не совсем уж утешительные вещи.
— Но мы сами виноваты, баззард, и не нам судить женщин слишком строго. Конечно, этот парень, этот библейский суперстар, в наше время пропал бы, но он говорил не такие уж глупые вещи.
Мейседон недоуменно взглянул на Харви.
— Какой парень? Киноактёр?
— Нет. — Харви выглядел несколько смущённым. — Я имею в виду настоящую Библию. Иисус Христос.
— О!
— Он говорил неглупые вещи. Не судите, ибо сами судимы будете! Кто без греха, пусть первым бросит в неё камень. — Харви поскрёб затылок и нерешительно взглянул на полковника. — Впрочем, может быть, это сказал кто-нибудь другой?
— Нет, Рэй. Это действительно сказал он. — Мейседон поднялся на ноги. — Я пойду.
Поднялся на ноги и Харви.
— Не надо провожать меня, Рэй. Спасибо за все.
— Не за что. Это моя профессия.
— Я не за этот проклятый пакет благодарю вас, Рэй. — Мейседон усмехнулся. — За слова утешения.
РАЗВОД ПО-АМЕРИКАНСКИ
Мейседон планировал провести разговор с Сильвией в тоне холодной, сдержанной, а поэтому, как он полагал особенно оскорбительной вежливости. Но из этого джентльменского намерения ничего не получилось.
— Ты нализался, как негр после получки, — презрительно сказала Сильвия вместо приветствия, появившись на пороге гостиной.
— Нализался, — охотно согласился Мейседон, сидевший возле камина с бокалом в руке. — Но я не раздевался догола, чтобы выпить свой коктейль.
— Что ты хочешь сказать этим?
— Именно то, что сказал. Ни граном больше.
— Ты пьян. Иди в свой кабинет и проспись. И не смей заходить в спальню!
Эта фраза была последней каплей, переполнившей, нет, не чашу терпения, а чашу отвращения Мейседона. Он поднялся из кресла, достал из кармана пачку фотографий и не без торжественности швырнул их в лицо супруги.
— Это твоё место не в супружеской спальне, а в свином хлеву. Грязная потаскуха!
Сильвия вспыхнула от гнева, но прежде чем успела сказать что-либо, рассмотрела некоторые из фотографий, упавших к её ногам. Краску на лице сменила бледность. Сильвия отшатнулась от мужа и, точно защищаясь, поднесла руку к лицу, глядя на мужа расширившимися от страха глазами. Она испугалась так откровенно, что Мейседон вдруг понял, что, скорее всего, ей уже попадало по физиономии от её любовников — халифов и повелителей на час торжества плоти.
— Грязная потаскуха! — повторил Генри презрительно.
Надо отдать должное Сильвии, так называемое светское воспитание не подвело её, она быстро сориентировалась, сообразила, что насилия не будет, и перешла в наступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Секунду-другую Мейседон осмысливал услышанное, потом его лицо похолодело.
— Объяснитесь, Харви!
— Все очень просто, — мягко сказал детектив, не глядя на полковника и разминая окурок в пепельнице. — Я случайно перекупил интересующие вас материалы у одного подонка, который давно занимался шантажом такого рода. Он пришёл ко мне, потому что старшие офицеры и их жены — не его стихия. А он видел нас вместе, за коктейлем.
— Какого черта вы промолчали?
— Не так-то просто говорить о таких вещах. — Харви все ещё не поднимал глаз от пепельницы. — И никогда нельзя знать заранее, как это примут. За фотографии вместе с негативами я выложил гранд.
— Тысячу долларов?
Харви утвердительно кивнул.
— Этого подонка я как следует припугнул, думаю, он будет молчать. А с разговором, я имею в виду разговор с вами, я решил повременить. До удобного случая.
— Материал у вас?
— Здесь, в сейфе.
Мейседон тяжело вздохнул, механически достал из кармана чековую книжку и ручку.
— Сколько?
— Вы слышали, мистер Мейседон.
Мейседон насупился, подумал, выписал чек на полторы тысячи долларов и, передавая его Харви, присовокупил:
— Полагаю, это будет справедливо.
Харви пробежал чек глазами, аккуратно сложил его спрятал в бумажник.
— Благодарю. Материалы хотите получить теперь же?
— Да, теперь.
Харви поднялся из-за стола и подошёл к сейфу, который был смонтирован в одном из шкафов весьма предусмотрительно — за спиной возможных посетителей. Естественно, оборачиваться было бы верхом неприличия, поэтому в этой части своих операций Харви был избавлен от нескромных и просто любопытных взглядов. По этой причине и Мейседон не мог наблюдать за его действиями, но ему определённо показалось, что Харви копается в своём несгораемом ящике слишком долго. Наконец Харви сел за стол и протянул полковнику заклеенный пакет из плотной синей бумаги.
— Прошу. Если хотите ознакомиться с материалами немедленно, я оставлю вас одного.
— Нет-нет, — испугался Мейседон и довольно жалко улыбнулся. — С этим успеется.
Харви кивнул.
— Простите, — проговорил он после некоторого колебания. — Конечно, это не моё дело…
— Нет, почему же? — Мейседон явно обрадовался возможности поговорить, а может быть, и посоветоваться, ему тяжело было оставаться наедине с этим пакетом и своими мыслями. — Я охотно выслушаю вас, Рэй.
— Не принимайте эту историю слишком близко к сердцу, мистер Мейседон. И не судите свою жену чрезмерно строго. Женщины — создания импульсивные, увлекающиеся, их легко сбить с толку. Слабый пол! Слабый именно в том самом… вы понимаете, в каком смысле. И потом, их сбивает с толку эта дурацкая эмансипация!
— Что-что? — переспросил Мейседон. Он не то чтобы не расслышал слов Харви, его поразило, что этот бывший диверсант и террорист говорит ему о том же, о чем говорил и респектабельный Милтон.
— Эмансипация, женская свобода и равенство. — Харви определённо чувствовал себя не очень ловко в сфере отвлечённых понятий, но, конкретизируя свою мысль, он говорил все более уверенно и убеждённо. — Женщины не знают толком, что им делать с этой самой свободой. Я говорю не о всяких там выдающихся дамах вроде Жанны д’Арк, а о женщинах обыкновенных, которые работают продавщицами, стюардессами и секретаршами. Они — как маленькие дети! И, как детям, им нужна не столько свобода, сколько крепкая узда.
В другое время Мейседон посмеялся бы над этими рассуждениями, но сейчас он даже не улыбнулся.
— Ведь до чего дошло, — продолжал Харви тем же размеренным, несколько меланхолическим тоном, — лууты отказываются жениться на американках! Наши девицы слишком эмансипированы: они не желают вести хозяйство, следить за порядком в доме и рожать детей, они хотят развлекаться! И молодые офицеры выписывают себе из-за океана, из Англии и Австралии, более старомодных жён, которые ещё не растеряли чувства материнства и хозяйственных навыков. Брачная контора, занимающаяся экспортом невест, процветает, я знаю об этом из первых рук.
Харви покосился на хмурое лицо полковника, подумал и круто изменил русло своих сентенций, должна быть, сообразил, что говорит не совсем уж утешительные вещи.
— Но мы сами виноваты, баззард, и не нам судить женщин слишком строго. Конечно, этот парень, этот библейский суперстар, в наше время пропал бы, но он говорил не такие уж глупые вещи.
Мейседон недоуменно взглянул на Харви.
— Какой парень? Киноактёр?
— Нет. — Харви выглядел несколько смущённым. — Я имею в виду настоящую Библию. Иисус Христос.
— О!
— Он говорил неглупые вещи. Не судите, ибо сами судимы будете! Кто без греха, пусть первым бросит в неё камень. — Харви поскрёб затылок и нерешительно взглянул на полковника. — Впрочем, может быть, это сказал кто-нибудь другой?
— Нет, Рэй. Это действительно сказал он. — Мейседон поднялся на ноги. — Я пойду.
Поднялся на ноги и Харви.
— Не надо провожать меня, Рэй. Спасибо за все.
— Не за что. Это моя профессия.
— Я не за этот проклятый пакет благодарю вас, Рэй. — Мейседон усмехнулся. — За слова утешения.
РАЗВОД ПО-АМЕРИКАНСКИ
Мейседон планировал провести разговор с Сильвией в тоне холодной, сдержанной, а поэтому, как он полагал особенно оскорбительной вежливости. Но из этого джентльменского намерения ничего не получилось.
— Ты нализался, как негр после получки, — презрительно сказала Сильвия вместо приветствия, появившись на пороге гостиной.
— Нализался, — охотно согласился Мейседон, сидевший возле камина с бокалом в руке. — Но я не раздевался догола, чтобы выпить свой коктейль.
— Что ты хочешь сказать этим?
— Именно то, что сказал. Ни граном больше.
— Ты пьян. Иди в свой кабинет и проспись. И не смей заходить в спальню!
Эта фраза была последней каплей, переполнившей, нет, не чашу терпения, а чашу отвращения Мейседона. Он поднялся из кресла, достал из кармана пачку фотографий и не без торжественности швырнул их в лицо супруги.
— Это твоё место не в супружеской спальне, а в свином хлеву. Грязная потаскуха!
Сильвия вспыхнула от гнева, но прежде чем успела сказать что-либо, рассмотрела некоторые из фотографий, упавших к её ногам. Краску на лице сменила бледность. Сильвия отшатнулась от мужа и, точно защищаясь, поднесла руку к лицу, глядя на мужа расширившимися от страха глазами. Она испугалась так откровенно, что Мейседон вдруг понял, что, скорее всего, ей уже попадало по физиономии от её любовников — халифов и повелителей на час торжества плоти.
— Грязная потаскуха! — повторил Генри презрительно.
Надо отдать должное Сильвии, так называемое светское воспитание не подвело её, она быстро сориентировалась, сообразила, что насилия не будет, и перешла в наступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78