А если кто-нибудь возразит, что слишком уж я снисходителен к людям, убитым господином Соколовым, что они вольно-невольно, но содействовали гибели Романовых, а я - в качестве чужака-семита не в силах почувствовать, что же есть гибель суверена для матушки-России, ну тогда напомню последнюю дошедшую перед убийством волю этого самого суверена:
«Nous ne voulons pas qu'ils souffrent a cause de nous, ni vous pour nous. Surtout au nom de Dieu evitez I effusion de sang» («Мы не хотим, чтобы они из-за нас или вы ради нас страдали. Самое главное, ради Бога, не проливайте крови.»)

* * *
В отличие от перечисленных выше свидетелей, начальник Ипатьевской охраны Павел Медведев являлся тяжким преступником.
Но раз уж попал я на стезю адвоката дьявола, позвольте высказаться и в защиту преступника. Чехов, эталон писательской совести, сказал, что дело писателя - быть адвокатом человеков, прокуроров хватает без нас.
… Первого коменданта Дома особого назначения - Шуру Авдеева зачем-то вызывали в ту ночь «на исполнение», видимо, был он, как говорится, на подхвате, в качестве человека испытанного и верного, тем более, что шофером похоронного грузовика служил его же человек, Люханов. Вот показание мирового судьи Томашевского: 17 июля утром пришел Авдеев к родственнику и в его, Томашевского, присутствии рассказал о только что совершившемся убийстве:
«Во время рассказа комиссар Авдеев волновался и плакал.»
(«Странная вещь сердце человеческое вообще». М. Лермонтов.)
Показание «гражданки из дворян» Зинаиды Микуловской:
«Под давлением насилий, выразившейся в арестах и слежках члена Чрезвычайной комиссии Константина Васильевича Коневцева я сошлась с ним и была с ним в интимных отношениях. Он был мне противен… Помню, что за день, за два до объявления об убийстве Государя Императора Коневцев днем, часа в четыре, зашел ко мне на квартиру и сообщил, что большевики убили бывшего Государя. Мне показалось, что, говоря это, у Коневцева были на глазах слезы, он как-то отвертывался от меня.»
Вот показания сестры председателя УралЧК:
«Когда приехал в Пермь брат Федор, и я пришла в нашу родную семью (я живу при муже), я спросила его: правда ли, что убит Государь и что стало с семьей?… Брат не пожелал продолжать разговор и смял его. Я поняла, что он не хочет говорить при матери, щадит ее. Спустя некоторое время я спросила его одного… Федор коротко ответил, что Государь убит, а семья жива. И тут же сказал: «Вера, мне тяжело говорить об этом»… У нас была дружная семья, и я могу ошибиться в оценке брата, так как люблю его. Мне кажется, он все равно должен был страдать, хотя бы и от казни одного Государя.»
Я потому процитировал эту россыпь показаний, что один из подлинных участников цареубийства, Павел Медведев, не выглядит ни дьяволовым отродьем, циничным и опустошенным злодеем, ни кровожадным и честолюбивым фанатиком, но запутавшимся, как многие российские люди той эпохи, молодым парнем, совершившим страшный грех смертоубийства невинных, но ведь заплатившим за него смертью в тюремной камере в тридцать с небольшим лет.
Осудил его Суд выше нашего, и мне неприятен следователь, марающий покойного грязью своих упреков. Был Паша Медведев на заводе сварщиком, по дому сапожником, вел хозяйство в Сысерти. (В ту эпоху уральские рабочие прокормиться с зарплаты не могли, и, как правило, крестьянствовали на усадьбе при доме в заводском поселке.) Были у него: жена Марья Даниловна, 26 лет, дочь Зоя, 8 лет, сыновья Андрей и Иван, соответственно 6 лет и 1 года. Эти сведения приведены в «шапке» его показаний, обычно другие подследственные о своей семье ничего не говорили человеку, сидевшему напротив, а Павел имя и возраст каждого ребенка назвал: видать, дороги были. Соколов пишет: «Скрывая свои страдания, Мария Медведева показала: «Меня и детей он очень любил и заботился о нас». Чего скрывать, конечно, любил и заботился: «Муж мой человек грамотный, непьющий и не буян, так что жили мы с ним дружно и хорошо». На заводе был лихим парнем и авторитетным, потому главный заводской большевик Сергей Мрачковский сделал его своим помощником. Вместе воевали против Дутова, а потом Мрачковский записал его в охрану ДОНа. Когда «левак» Белобородов предложил красноармейцам самим выбрать командира (левые требовали выборности, а не назначения командиров, вопреки Ленину и Троцкому), бойцы проголосовали за Павла, и стал он начальником охраны, третьим по рангу человеком в доме после коменданта и его помощника. (Соколов написал: «В силу особой близости к Голощекину», как же, Павел воевал с Дутовым, а Голощекин был областным военкомом.) В казарме у него имелась отдельная комнатка, куда из Сысерти (туда и обратно 40 верст) пешком приходила жена.
Жалованье ему назначили полуторное по сравнению с красноармейским, а на фронте семья получала за него в три раза меньше. И незаметно, как доверенное у коменданта лицо, втянулся он в цареубийство. По всем стандартным у Соколова пунктам обвинительного заключения: был предварительный сговор с убийцами (Юровский распорядился: «Сегодня придется всех расстрелять, предупреди команду, чтоб не тревожились, если услышат выстрелы»), и помощь в приготовлениях (собрал у охраны ее револьверы, сопровождал семью в шествии на место преступления), кроме того, хотя отрицал личное участие в расстреле, мол, в самый момент убийства находился во дворе, куда его отослал Юровский проверить, не слышны ли там выстрелы, но уличается в убийстве показаниями нескольких свидетелей: «Стрелял и мой муж. Он говорил, что из сысертских принимал участие в расстреле только он один, остальные же были «не наши», а русские или нерусские, это мне объяснено не было» (Мария Медведева); «Как только Юровский это сказал, он, Белобородов, пузатый (Ермаков. - М. X.), Никулин, Медведев и все латыши… выстрелили сначала в Государя, а потом уже стали стрелять во всех остальных. Все они пали мертвыми на пол. Пашка сам мне рассказывал, что он выпустил пули две-три в Государя и других лиц, кого расстреливали» (Филипп Проскуряков). Якимов, ссылаясь на Клещева и Дерябина, рассказал, что они не видели Медведева стрелявшим, но в момент расстрела тот находился в полуподвале в ряду палачей.
«Рассказывал мне муж это все совершенно спокойно, - показала Мария. - За последнее время он стал непослушным, никого не признавал и как будто семью свою перестал жалеть.»
Она ошибалась: что-то сломалось в душе Павла Медведева в ночь преступления, и, отступив с отрядом в Пермь, он не исполнил приказа взорвать за собой мост через Чусовую, а перешел к белым и вступил в их армию. Через несколько месяцев, затосковав по семье, написал домой из части. Там, на почте, его и поджидали…
Версия, расказанная Павлом Медведевым, легла в основу следственного сюжета, изложенного в развитой и дополненной форме Соколовым в его книге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109