Они были очень активны во время войны во Вьетнаме и, вероятно, задолго до этого».
«Какова их цель?» — спросил Гаунт.
"Переделать мир на свой лад, — ответила тогда Рената. — Постепенно привести к власти своих людей и удержать их там, потом заменять, когда придет время, на других, симпатизирующих их целям. В основном они консервативны, занимают протекционистские позиции, враждебно настроены против иностранцев, до крайности праведны. Они верят в то, что они делают, хотя принадлежат к миру тех, кто не считается со всеми существующими законами.
Кто-то однажды мне говорил, что разум начинает наносить вред, когда он приобретает больше знаний, чем может выдержать его честность. Думаю, что это можно отнести и к Сети. Они действовали так долго в своих беззаконных лабиринтах власти, что уже не могут отличать правое от неправого, справедливость от несправедливости".
Гаунт удивительно быстро выбрался из обветшалого района Вашингтона, где находился ломбард Манни, и подошел к тщательно обихоженной излучине Дюпон Сёркл с особняками в викторианском стиле, с черными чугунными воротами. Дождь, прошедший в предыдущую ночь, вымыл улицы и тротуары. Это еще больше усилило различия между обветшалыми трущобами и аристократическими домами этого района. Сосуществование жестокого и бесформенного распада в одних местах с шикарными кварталами, патрулируемыми полицейскими, где, как правило, жизнь протекала спокойно, было вызывающим удавление фактом жизни города.
Гаунт пошел вдоль авеню Нью-Гемпшир до улицы "М", повернул налево и направился к мосту, ведущему в Джорджтаун.
Лиллехаммер жил в большом доме, построенном Андреа Палладио в классическом римском стиле, из которого были видны Думбартон Окс и, несколько выше, — военно-морская обсерватория США, а также дом вице-президента.
Эта короткая часть улицы "S", последней перед обширным парком, была похожа на дорогу небольшого городка, пригорода, за которым открывалась пышная панорама сельской местности. Здесь не было ни одной машины, никакого движения пешеходов в это время дня; когда наступала темнота, а воздух становился довольно прохладным.
Медленно проезжая на взятой напрокат машине мимо дома Лиллехаммера, Гаунт увидел, что там горит свет, отражающийся на стоявшем на гранитной дорожке американском автомобиле типа «стейшн-вагон». Он припарковал свою машину на углу и пешком вернулся обратно.
Четырехэтажный дом из белого камня стоял на некотором расстоянии в глубь от улицы. Подъезд с крытой галереей и фасад, обрамленный колоннами, придавали ему более массивный и величественный вид, чем это было на самом деле. По обе стороны поднимались выше крыше стройные груши Брадфорд, которые как бы охраняли, как стражи, вход, создавали некую театральность.
Подъездная дорога, образуя полукружье, резко поднималась вверх. Сладковатый запах земли в вечернем воздухе вновь напомнил Гаунту о тех, давно ушедших в прошлое, охотничьих прогулках с отцом. Он поднялся по ступеням, постучал в резную деревянную дверь, покрытую блестящей черной краской.
Прошло порядочное время, прежде чем дверь открылась и перед Гаунтом предстал высокий худой человек с красными щеками, темными бровями и пронизывающими голубыми глазами, которые холодно, но с любопытством оценивали Гаунта. На нем были темно-синие шерстяные брюки и белая рубашка с пуговицами на кончиках воротника и с закатанными выше локтей рукавами.
— Да?
— Уильям Лиллехаммер?
Он кивнул головой.
— Чем могу служить?
Гаунт представился. По его виду было ясно, что Лиллехаммер прошел суровую военную подготовку. Поэтому Гаунт изменил характер своей речи и стал говорить точными, отрывистыми фразами.
— Надеюсь, у вас найдется свободная минута? Я проделал длинный путь, чтобы поговорить с вами о вендетте сенатора Рэнса Бэйна и его комиссии по отношению к компании «Томкин индастриз» и Николасу Линнеру, в частности.
Брови Лиллехаммера слегка поднялись вверх.
— Оставим в стороне мотивы Бэйна. Каким образом, по-вашему, я могу быть полезным сенатским слушаниям? Я не имею никакого отношения к законодательным органам.
— Да... но вы должны, — проговорил Гаунт, стараясь успокоиться и с этой целью ухватив правой рукой рукоятку пистолета, засунутого за поясной ремень его брюк. — Вы — Рыцарь, не правда ли?
В последовавшей тишине Гаунту казалось, что он слышит шелест верхушек грушевых деревьев Брадфорд, отдаленный шум движения машин по Висконсин-авеню.
— Простите? — Лиллехаммер моргнул, как если бы Гаунт направил ему в лицо сноп яркого света.
— Думаю, вы понимаете меня, — заявил Гаунт, крепче сжимая рукоятку пистолета.
Светлые голубые глаза хозяина дома, как рентгеновские лучи, прощупывали лицо Гаунта.
— Да, в самом деле, — отрывисто произнес Лиллехаммер. Он улыбнулся, отступил назад к входу. — Не войдете ли в дом?
В его лице не было заметно никакой напряженности, никакого беспокойства. Он провел Гаунта мимо изогнутой лестницы в колониальном стиле из полированного клена в покрытый ковром зал с развешенными по стенам фотографиями сцеп охоты на лис и конных состязаний.
Рената говорила ему, что Лиллехаммер жил один. Гаунт действительно не заметил даже намека на женское присутствие в оформлении комнат. Мебель была массивной, сделанной из кожи, замши, металла. Некоторые предметы были покрыты толстой хлопчатобумажной материей с яркими рисунками, выполненными в импрессионистской манере и напоминающими шкуры животных.
Кабинет, в который его провел хозяин, выходил окнами в маленький ухоженный садик с хвойными деревьями, находившийся позади дома. Это была комната с высоким потолком, стенами, облицованными широкими панелями темно-зеленого цвета, между которыми располагались декоративные деревянные полуколонны, выкрашенные в цвет густых славок. Потолок имел форму неглубокого купола с резным орнаментом по краям.
Лиллехаммер прошел мимо пары больших кожаных диванов к зеркальному бару.
— Хотите выпить?
— Не отказался бы от пива, — сказал Гаунт.
Лиллехаммер наклонился, достал из невысокого холодильника под стойкой бара бутылку с янтарным напитком, снял с нее колпачок и осторожно вылил содержимое в фирменный пльзеньский стакан. Затем налил себе виски с содовой в громадный старомодный сосуд.
Вернувшись к месту, где стоял Гаунт, он передал ему пиво, зашел за инкрустированный позолотой секретер и уселся на стул с высокой спинкой.
Гаунт взглянул на ближайший стул. Это было довольно неудобное на вид сооружение с откидывающейся спинкой, сделанное из бронзы и переплетенных кожаных полос цвета меда. Он решил остаться стоять.
Комната была теплой и уютной, с коврами, мягким светом от нескольких бра с медными колпачками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
«Какова их цель?» — спросил Гаунт.
"Переделать мир на свой лад, — ответила тогда Рената. — Постепенно привести к власти своих людей и удержать их там, потом заменять, когда придет время, на других, симпатизирующих их целям. В основном они консервативны, занимают протекционистские позиции, враждебно настроены против иностранцев, до крайности праведны. Они верят в то, что они делают, хотя принадлежат к миру тех, кто не считается со всеми существующими законами.
Кто-то однажды мне говорил, что разум начинает наносить вред, когда он приобретает больше знаний, чем может выдержать его честность. Думаю, что это можно отнести и к Сети. Они действовали так долго в своих беззаконных лабиринтах власти, что уже не могут отличать правое от неправого, справедливость от несправедливости".
Гаунт удивительно быстро выбрался из обветшалого района Вашингтона, где находился ломбард Манни, и подошел к тщательно обихоженной излучине Дюпон Сёркл с особняками в викторианском стиле, с черными чугунными воротами. Дождь, прошедший в предыдущую ночь, вымыл улицы и тротуары. Это еще больше усилило различия между обветшалыми трущобами и аристократическими домами этого района. Сосуществование жестокого и бесформенного распада в одних местах с шикарными кварталами, патрулируемыми полицейскими, где, как правило, жизнь протекала спокойно, было вызывающим удавление фактом жизни города.
Гаунт пошел вдоль авеню Нью-Гемпшир до улицы "М", повернул налево и направился к мосту, ведущему в Джорджтаун.
Лиллехаммер жил в большом доме, построенном Андреа Палладио в классическом римском стиле, из которого были видны Думбартон Окс и, несколько выше, — военно-морская обсерватория США, а также дом вице-президента.
Эта короткая часть улицы "S", последней перед обширным парком, была похожа на дорогу небольшого городка, пригорода, за которым открывалась пышная панорама сельской местности. Здесь не было ни одной машины, никакого движения пешеходов в это время дня; когда наступала темнота, а воздух становился довольно прохладным.
Медленно проезжая на взятой напрокат машине мимо дома Лиллехаммера, Гаунт увидел, что там горит свет, отражающийся на стоявшем на гранитной дорожке американском автомобиле типа «стейшн-вагон». Он припарковал свою машину на углу и пешком вернулся обратно.
Четырехэтажный дом из белого камня стоял на некотором расстоянии в глубь от улицы. Подъезд с крытой галереей и фасад, обрамленный колоннами, придавали ему более массивный и величественный вид, чем это было на самом деле. По обе стороны поднимались выше крыше стройные груши Брадфорд, которые как бы охраняли, как стражи, вход, создавали некую театральность.
Подъездная дорога, образуя полукружье, резко поднималась вверх. Сладковатый запах земли в вечернем воздухе вновь напомнил Гаунту о тех, давно ушедших в прошлое, охотничьих прогулках с отцом. Он поднялся по ступеням, постучал в резную деревянную дверь, покрытую блестящей черной краской.
Прошло порядочное время, прежде чем дверь открылась и перед Гаунтом предстал высокий худой человек с красными щеками, темными бровями и пронизывающими голубыми глазами, которые холодно, но с любопытством оценивали Гаунта. На нем были темно-синие шерстяные брюки и белая рубашка с пуговицами на кончиках воротника и с закатанными выше локтей рукавами.
— Да?
— Уильям Лиллехаммер?
Он кивнул головой.
— Чем могу служить?
Гаунт представился. По его виду было ясно, что Лиллехаммер прошел суровую военную подготовку. Поэтому Гаунт изменил характер своей речи и стал говорить точными, отрывистыми фразами.
— Надеюсь, у вас найдется свободная минута? Я проделал длинный путь, чтобы поговорить с вами о вендетте сенатора Рэнса Бэйна и его комиссии по отношению к компании «Томкин индастриз» и Николасу Линнеру, в частности.
Брови Лиллехаммера слегка поднялись вверх.
— Оставим в стороне мотивы Бэйна. Каким образом, по-вашему, я могу быть полезным сенатским слушаниям? Я не имею никакого отношения к законодательным органам.
— Да... но вы должны, — проговорил Гаунт, стараясь успокоиться и с этой целью ухватив правой рукой рукоятку пистолета, засунутого за поясной ремень его брюк. — Вы — Рыцарь, не правда ли?
В последовавшей тишине Гаунту казалось, что он слышит шелест верхушек грушевых деревьев Брадфорд, отдаленный шум движения машин по Висконсин-авеню.
— Простите? — Лиллехаммер моргнул, как если бы Гаунт направил ему в лицо сноп яркого света.
— Думаю, вы понимаете меня, — заявил Гаунт, крепче сжимая рукоятку пистолета.
Светлые голубые глаза хозяина дома, как рентгеновские лучи, прощупывали лицо Гаунта.
— Да, в самом деле, — отрывисто произнес Лиллехаммер. Он улыбнулся, отступил назад к входу. — Не войдете ли в дом?
В его лице не было заметно никакой напряженности, никакого беспокойства. Он провел Гаунта мимо изогнутой лестницы в колониальном стиле из полированного клена в покрытый ковром зал с развешенными по стенам фотографиями сцеп охоты на лис и конных состязаний.
Рената говорила ему, что Лиллехаммер жил один. Гаунт действительно не заметил даже намека на женское присутствие в оформлении комнат. Мебель была массивной, сделанной из кожи, замши, металла. Некоторые предметы были покрыты толстой хлопчатобумажной материей с яркими рисунками, выполненными в импрессионистской манере и напоминающими шкуры животных.
Кабинет, в который его провел хозяин, выходил окнами в маленький ухоженный садик с хвойными деревьями, находившийся позади дома. Это была комната с высоким потолком, стенами, облицованными широкими панелями темно-зеленого цвета, между которыми располагались декоративные деревянные полуколонны, выкрашенные в цвет густых славок. Потолок имел форму неглубокого купола с резным орнаментом по краям.
Лиллехаммер прошел мимо пары больших кожаных диванов к зеркальному бару.
— Хотите выпить?
— Не отказался бы от пива, — сказал Гаунт.
Лиллехаммер наклонился, достал из невысокого холодильника под стойкой бара бутылку с янтарным напитком, снял с нее колпачок и осторожно вылил содержимое в фирменный пльзеньский стакан. Затем налил себе виски с содовой в громадный старомодный сосуд.
Вернувшись к месту, где стоял Гаунт, он передал ему пиво, зашел за инкрустированный позолотой секретер и уселся на стул с высокой спинкой.
Гаунт взглянул на ближайший стул. Это было довольно неудобное на вид сооружение с откидывающейся спинкой, сделанное из бронзы и переплетенных кожаных полос цвета меда. Он решил остаться стоять.
Комната была теплой и уютной, с коврами, мягким светом от нескольких бра с медными колпачками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169