До Дуку вновь вспомнилась инструкция полковника о том, что Мика необходимо приволочь к нему живым или мертвым.
Он вздохнул и признался:
— Хочу тебе кое-что сказать. Мне было приказано доставить тебя назад, на базу, — хотя бы и мертвого.
Леонфорте кивнул.
— Сеть и до тебя посылала за мной. Ну и что из этого?
— Первая группа, может быть, и была Сетью, — сказал До Дук. — Мой же полковник Бад Пауэлл выразился совершенно однозначно: он приказал мне доставить тебя лично к нему, а не в отдел Пентагона по ЮВА, мне показалось это странным в...
Леонфорте, задумавшись, посмотрел на До Дука. Поморгал, как бы не веря своим ушам. Наконец негромко сказал:
— И кто же давал тебе эти приказы?
— Мой полковник. Бад Пауэлл.
— Брат. — Прозвучало это так, будто Леонфорте произнес имя Бога. — Пауэлл работает на моего брата в Сети. Значит, братец пошел против меня.
Он отвернулся в сторону; плечи его вздрогнули как бы от порыва ветра, озноб от которого ощутил только он. Когда он вновь повернулся к До Дуку, глаза его неестественно блестели, и До Дук услышал:
— Это все меняет. В том числе и твою роль в этом деле.
Таких слов До Дук не ожидал.
Книга 2
Старые враги
Правда о человеке заключается прежде всего и именно в том, что он пытается скрыть.
Андре Мальро
Венеция — Токио — Вашингтон — Париж
Когда Челеста пришла в сознание, то ни демона, ни моста Канфа уже не было. Она глубоко и судорожно вздохнула, как бы пробуждаясь от ночного кошмара. Очнулась она на сыром полу в огромной холодной комнате без окон, находившейся, казалось, в самом центре здания. Никакой мебели в помещении не было, только семь огромных медных канделябров, в воздухе витал отвратительный запах ядовитого гриба, о котором ей рассказывал Николас.
Наконец она увидела его — сгорбившуюся спину на том месте, где в видениях им представлялся этот ужасный мост из костей и черепов. Николас был обнажен по пояс — будто рубашку и куртку он потерял в этой схватке.
Челесту удивил его могучий торс, увитый сплошными спиралями тугих мышц.
— Николас?
Ответа не последовало.
Наконец ей удалось восстановить дыхание. На одном из пожухлых от времени гобеленов, которыми была увешана комната, Челеста смогла рассмотреть вытканные на нем сцены охоты, восходящие к древности: несущийся в серебряном ореоле единорог и рогатый дракон, изрыгающий ядовитые огненные струи.
Как зачарованная, она долго вглядывалась в глаза охотников, затуманенные пеленой страха и запахом крови.
Особенно трагично то, думал Тандзан Нанги, что все это так страшно закончилось в Токио, в стране, которую она не понимала и которая в конечном счете стала причиной их разрыва с Николасом.
Нанги молча смотрел на закрытый гроб, установленный в храме Святой Терезы — единственной римско-католической церкви в районе Синдзюку, расположенной в пяти кварталах к западу от Мэйдзи-дори. Именно в этот храм, когда Жюстине стало совсем невмоготу, Нанги впервые привел ее.
С тех пор церквушка стала ее постоянным местом, где она молилась своему Богу; в ней же ее и отпоют. Вместе с Риком Милларом.
Как сквозь туман, перед глазами Нанги проплывало ее лицо — вечно напряженное в жизни и успокоившееся после смерти. Сверлили мозг воспоминания рева полицейских машин, свет их фар и фигуры санитаров, извлекающих из покореженного автомобиля то, что осталось от Жюстины и Рика.
Кто бы мог подумать, что Рик Миллар, обратившись к нему с просьбой разыскать Жюстину, имел тайное намерение увезти ее назад в Америку? Откуда было знать, что, переспав с ним, та согласится?
Вновь перед глазами Нанги возникло лицо Жюстины — это было как наваждение.
Он гнал от себя ее образ — слишком много страданий она причинила его другу, — но не мог. Нанги не был истовым синтоистом, тем паче христианином, он просто умел хорошо понимать человеческие взаимоотношения, и его самого немного коробило от стремления Николаса обратить в другую веру свою жену.
На секунду звук ритуальных псалмов прервал ход его мыслей.
Отчасти Нанги понимал Николаса: Тау-тау. Он чувствовал, что стоит Николасу убедить себя в своей причастности к тандзянам — происхождение его матери не оставляло в этом сомнений — и он станет другим человеком. Именно эта мысль приводила Жюстину в ужас.
Даже Нанги почти ничего не знал о тех тайнах, в которые посвящал Николаса его наставник и враг Канзацу на заснеженных просторах Ходаки, этих японских Альп. Нанги был уверен лишь в одном: что бы там ни происходило, вернулся оттуда уже не прежний Николас.
Теперь тот был всецело поглощен познанием секретов его предков, какими бы мрачными и жуткими эти тайны ни были. Нанги с Николасом часто говорили о многих вещах, были друзьями, вместе радовались успехам и разделяли горечь неудач, у них не было секретов друг от друга, лишь одна тема была запретной — Тау-тау. Непосвященные туда не допускались.
Нанги понимал это, даже восхищался внутренней дисциплиной Николаса, позволявшей ему не раскрывать своей сущности, даже самым близким друзьям и жене. Жюстина же этого явно осознать не могла. Николас доверял ей как никому другому и поэтому считал само собой разумеющимся, что она поймет его, он также был уверен — рано или поздно она полюбит Японию, как любил эту страну он сам. То, что Николас ошибался в обоих случаях, было не столько неожиданным, сколько трагичным.
И вот закономерный результат, глядя на гроб, размышлял Нанги. Такова ее карма. Этого и следовало ожидать. Он почувствовал, как слезы обожгли его глаза, но не сделал ни малейшего движения, чтобы вытереть их. Нанги хотел чувствовать их тепло, их вес, их горечь на своих щеках, ему было обидно за себя, но в большей мере жалко Николаса, которого не было в Японии и который никогда не узнает истину о последних тридцати часах жизни своей жены.
Он тяжело оперся на палку, в ладонь врезалась вырезанная в форме головы дракона мощная рукоятка. Я ведь все это видел, подумал он, но ведь ничего не предпринял. А что я мог сделать? Кто бы меня послушал? Разве можно предвидеть свою судьбу? Случилось то, что и должно было случиться.
Звуки хора, усиленные блестящей акустикой храма, нарастали крещендо — слишком громко даже для привычных ушей святых отцов и кающихся грешников.
Неожиданно Нанги ощутил, что кроме него с Жюстиной в церкви есть еще кто-то. Он повернулся, испытав приступ боли в ноге, и увидел Сэйко, помощницу Николаса. Ее присутствие каким-то образом напомнило ему о Гельде — сестре Жюстины и ее единственной из живых родственнице. Все утро Нанги пытался дозвониться до нее в Штаты, но безрезультатно. Видимо, она куда-то переехала.
Только убедившись в том, что Нанги узнал ее, Сэйко медленно подошла к нему.
— Извините, что беспокою вас, Нанги-сан, — сказала она, поклонившись, — но вы желали знать все новости о Линнере-сан, если таковые появятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
Он вздохнул и признался:
— Хочу тебе кое-что сказать. Мне было приказано доставить тебя назад, на базу, — хотя бы и мертвого.
Леонфорте кивнул.
— Сеть и до тебя посылала за мной. Ну и что из этого?
— Первая группа, может быть, и была Сетью, — сказал До Дук. — Мой же полковник Бад Пауэлл выразился совершенно однозначно: он приказал мне доставить тебя лично к нему, а не в отдел Пентагона по ЮВА, мне показалось это странным в...
Леонфорте, задумавшись, посмотрел на До Дука. Поморгал, как бы не веря своим ушам. Наконец негромко сказал:
— И кто же давал тебе эти приказы?
— Мой полковник. Бад Пауэлл.
— Брат. — Прозвучало это так, будто Леонфорте произнес имя Бога. — Пауэлл работает на моего брата в Сети. Значит, братец пошел против меня.
Он отвернулся в сторону; плечи его вздрогнули как бы от порыва ветра, озноб от которого ощутил только он. Когда он вновь повернулся к До Дуку, глаза его неестественно блестели, и До Дук услышал:
— Это все меняет. В том числе и твою роль в этом деле.
Таких слов До Дук не ожидал.
Книга 2
Старые враги
Правда о человеке заключается прежде всего и именно в том, что он пытается скрыть.
Андре Мальро
Венеция — Токио — Вашингтон — Париж
Когда Челеста пришла в сознание, то ни демона, ни моста Канфа уже не было. Она глубоко и судорожно вздохнула, как бы пробуждаясь от ночного кошмара. Очнулась она на сыром полу в огромной холодной комнате без окон, находившейся, казалось, в самом центре здания. Никакой мебели в помещении не было, только семь огромных медных канделябров, в воздухе витал отвратительный запах ядовитого гриба, о котором ей рассказывал Николас.
Наконец она увидела его — сгорбившуюся спину на том месте, где в видениях им представлялся этот ужасный мост из костей и черепов. Николас был обнажен по пояс — будто рубашку и куртку он потерял в этой схватке.
Челесту удивил его могучий торс, увитый сплошными спиралями тугих мышц.
— Николас?
Ответа не последовало.
Наконец ей удалось восстановить дыхание. На одном из пожухлых от времени гобеленов, которыми была увешана комната, Челеста смогла рассмотреть вытканные на нем сцены охоты, восходящие к древности: несущийся в серебряном ореоле единорог и рогатый дракон, изрыгающий ядовитые огненные струи.
Как зачарованная, она долго вглядывалась в глаза охотников, затуманенные пеленой страха и запахом крови.
Особенно трагично то, думал Тандзан Нанги, что все это так страшно закончилось в Токио, в стране, которую она не понимала и которая в конечном счете стала причиной их разрыва с Николасом.
Нанги молча смотрел на закрытый гроб, установленный в храме Святой Терезы — единственной римско-католической церкви в районе Синдзюку, расположенной в пяти кварталах к западу от Мэйдзи-дори. Именно в этот храм, когда Жюстине стало совсем невмоготу, Нанги впервые привел ее.
С тех пор церквушка стала ее постоянным местом, где она молилась своему Богу; в ней же ее и отпоют. Вместе с Риком Милларом.
Как сквозь туман, перед глазами Нанги проплывало ее лицо — вечно напряженное в жизни и успокоившееся после смерти. Сверлили мозг воспоминания рева полицейских машин, свет их фар и фигуры санитаров, извлекающих из покореженного автомобиля то, что осталось от Жюстины и Рика.
Кто бы мог подумать, что Рик Миллар, обратившись к нему с просьбой разыскать Жюстину, имел тайное намерение увезти ее назад в Америку? Откуда было знать, что, переспав с ним, та согласится?
Вновь перед глазами Нанги возникло лицо Жюстины — это было как наваждение.
Он гнал от себя ее образ — слишком много страданий она причинила его другу, — но не мог. Нанги не был истовым синтоистом, тем паче христианином, он просто умел хорошо понимать человеческие взаимоотношения, и его самого немного коробило от стремления Николаса обратить в другую веру свою жену.
На секунду звук ритуальных псалмов прервал ход его мыслей.
Отчасти Нанги понимал Николаса: Тау-тау. Он чувствовал, что стоит Николасу убедить себя в своей причастности к тандзянам — происхождение его матери не оставляло в этом сомнений — и он станет другим человеком. Именно эта мысль приводила Жюстину в ужас.
Даже Нанги почти ничего не знал о тех тайнах, в которые посвящал Николаса его наставник и враг Канзацу на заснеженных просторах Ходаки, этих японских Альп. Нанги был уверен лишь в одном: что бы там ни происходило, вернулся оттуда уже не прежний Николас.
Теперь тот был всецело поглощен познанием секретов его предков, какими бы мрачными и жуткими эти тайны ни были. Нанги с Николасом часто говорили о многих вещах, были друзьями, вместе радовались успехам и разделяли горечь неудач, у них не было секретов друг от друга, лишь одна тема была запретной — Тау-тау. Непосвященные туда не допускались.
Нанги понимал это, даже восхищался внутренней дисциплиной Николаса, позволявшей ему не раскрывать своей сущности, даже самым близким друзьям и жене. Жюстина же этого явно осознать не могла. Николас доверял ей как никому другому и поэтому считал само собой разумеющимся, что она поймет его, он также был уверен — рано или поздно она полюбит Японию, как любил эту страну он сам. То, что Николас ошибался в обоих случаях, было не столько неожиданным, сколько трагичным.
И вот закономерный результат, глядя на гроб, размышлял Нанги. Такова ее карма. Этого и следовало ожидать. Он почувствовал, как слезы обожгли его глаза, но не сделал ни малейшего движения, чтобы вытереть их. Нанги хотел чувствовать их тепло, их вес, их горечь на своих щеках, ему было обидно за себя, но в большей мере жалко Николаса, которого не было в Японии и который никогда не узнает истину о последних тридцати часах жизни своей жены.
Он тяжело оперся на палку, в ладонь врезалась вырезанная в форме головы дракона мощная рукоятка. Я ведь все это видел, подумал он, но ведь ничего не предпринял. А что я мог сделать? Кто бы меня послушал? Разве можно предвидеть свою судьбу? Случилось то, что и должно было случиться.
Звуки хора, усиленные блестящей акустикой храма, нарастали крещендо — слишком громко даже для привычных ушей святых отцов и кающихся грешников.
Неожиданно Нанги ощутил, что кроме него с Жюстиной в церкви есть еще кто-то. Он повернулся, испытав приступ боли в ноге, и увидел Сэйко, помощницу Николаса. Ее присутствие каким-то образом напомнило ему о Гельде — сестре Жюстины и ее единственной из живых родственнице. Все утро Нанги пытался дозвониться до нее в Штаты, но безрезультатно. Видимо, она куда-то переехала.
Только убедившись в том, что Нанги узнал ее, Сэйко медленно подошла к нему.
— Извините, что беспокою вас, Нанги-сан, — сказала она, поклонившись, — но вы желали знать все новости о Линнере-сан, если таковые появятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169