- Я помню. Но здесь табака не знают.
- Нет трубочной травы? - Ким был подавлен. - Нет травы - нет фолька. Но что же здесь делают, когда хотят хорошенько поразмыслить?
- Нам приходится думать без вспомогательных средств…
Из всего неправдоподобного, с чем Ким столкнулся в течение этого дня, это показалось ему самым невероятным. Когда он вспомнил о дыме, обволакивавшем факультет, когда его друзья и он перекидывались идеями, как мячами, то решил, что кроме истории последних столетий утратил кое-что еще.
Воспоминания о «табачном прошлом» навели Кима на одну любопытную мысль.
- В один из таких вечеров, - проговорил он медленно, - мы вот так, покуривая, спорили об истории и о том, герои делают историю или герои сделаны историей. Ты помнишь, Фабиан?
Фабиан наморщил лоб:
- Очень смутно, будто в тумане. Но продолжай.
- Один из нас - пожалуй, Бурин - рассказывал про идею, которую высказал один ученый шестого века - по летосчислению Империи, - что-то об ущербности истории…
- «De Fallibilitetate Humanorum Historiae», - проговорил Фабиан. - Да, я вспомнил. Как же его имя? Атериас? Клериас?
- Ктесифас! Магистр с островов. Он представил теорию, согласно которой в потоке истории существуют определенные точки, где действие единственной личности в нужном месте и в нужное время может изменить весь последующий ход событий… История не сама себя регулирует - вот каков был его тезис. Мы тогда пришли к заключению, что это недоказуемо, поскольку то, что было, уже произошло. Все прочие варианты истории - из области неиспользованных возможностей. Однако мы, кажется, как раз и попали в одну из них.
Фабиан с его острым аналитическим умом сразу же сделал вывод:
- Так ты считаешь, что где-то в прошлом есть точка, начиная с которой все пошло иначе, чем следовало бы?
- Да, в какой-то момент случилось именно это. И мне бы очень хотелось узнать, в какой именно.
- Но я не понимаю, как это может нам сейчас помочь, - заявил Фабиан со вздохом.
- Я тоже, но по крайней мере с этого мы можем начать. Первый шаг. Что будет после этого, увидим. Но я не хочу терять надежду, что мы еще можем что-то изменить.
- Я тоже так думаю, - раздался из сумерек тихий, ясный голос Гилфаласа. - Ведь иначе зачем ты появился здесь из царства легенд? Разве это не значит, что кольцо фольков всегда приводит его обладателя туда, где он больше всего необходим? Иначе какой смысл возвращать нас к воспоминаниям о том, что могло бы быть? Только чтобы страдать? В это я не верю.
- Кто знает, какие планы связаны у Божественной Четы с миром. Он не вечный, не совершенный, однако он не жесток, - сказала Итуриэль.
- Но где же мы можем хоть что-то выяснить? - спросил Ким.
- В единственном месте, где история сохраняется и исследуется, - ответил Фабиан, - в университете Аллатуриона.
- Так университет существует и здесь? Несмотря ни на что? И ты там учился?
- И да, и нет, - таинственно сообщил Фабиан. - Ты найдешь его очень изменившимся, и учеба там не слишком благотворна. Однако он еще есть.
- Тогда, - заключил Гилфалас, - утром мы выступаем.
В эту ночь Ким долго лежал без сна.
Ветер пел в деревьях, а стены дома для гостей, куда их поместили, были столь тонкими, что казалось, путники ночуют прямо в лесу. Свет луны падал в окна сквозь мелькающую и шелестящую листву, делая прозрачные круглые стекла матовыми. Ничего угрожающего в этом не было, и все же фольк, привыкший к дому, стоящему на твердой земле, с мощными балками и потрескивающим огнем в камине, ощутил себя совершенно беззащитным.
В конце концов он сбросил странно легкое, почти невесомое эльфийское одеяло. Он открыл дверь и вышел.
Хотя было далеко за полночь, но здесь, в долине, полностью не стемнело. Луна висела над деревьями, как круг из литого серебра, и между ветвями искрились звезды, похожие на бриллианты. Ночь была наполнена пением ветра и еще какими-то непонятными звуками.
- Вы тоже не спите, господин Кимберон?
- Что? - Ким обернулся. Даже в неясном лунном свете фигурка, возникшая рядом, была легко узнаваема по вьющимся волосам и острым ушам. - Это ты, Альдо?
Альдо вздохнул:
- Ах, я мечтаю о настоящей кровати с пышной подушкой, набитой пером, и с шерстяным одеялом. Не с этой струящейся эльфийской материей. Это все изумительно, однако…
- Я знаю, о чем ты думаешь. Все не так, как дома. - Он сглотнул, голос отказывался ему служить.
Дома! Тотчас он вспомнил, что Эльдерланда больше нет. Да и они сами, стоящие здесь, всего лишь игрушки судьбы, неправильность в структуре времени. Он сжал руку в кулак. Кольцо на его руке сверкнуло в лунном свете. В этот миг он желал себе никогда не владеть этим кольцом, ведь тогда он сейчас вместе со всеми остальными фольками был бы унесен гигантской бурей, которая со всеми мелкими препятствиями поступает точно так же, как с целыми народами и царствами.
Странные заунывные звуки стали громче.
- Слушайте! - сказал Альдо. - Вы тоже слышите?
- Да. Этот звучит как…
- …Песня, - прогудел глубокий низкий голос. - Кто-то поет. - Горбац сидел на траве под деревьями. Он сидел там так тихо, что они его не заметили.
Ким удивился, что Горбацу позволяется пребывать здесь без охраны.
- Элок-хай, - произнес больг, словно прочитав его мысли. - Эльфы. Стоят на страже.
Ким оглянулся, но никого не было видно.
- Если уж мы все равно не спим, - сказал Альдо, - то давайте посмотрим, кто это поет.
- Пожалуй, не стоит всюду совать свой нос, - возразил Ким. - Что подумают наши хозяева?
Альдо пожал плечами:
- Посмотрим, насколько далеко нам разрешается зайти. Раз уж они за нами все равно наблюдают. Я не могу спокойно стоять. Я чувствую, что эта песня зовет меня.
- Я понимаю.
Горбац поднялся - черная бесформенная тень на фоне мерцающего полумрака леса. Ветви скрипели под его тяжестью.
- Я пойду с вами.
Луна светила достаточно ярко, чтобы они могли отчетливо видеть посыпанную гравием тропинку среди деревьев. Как и все дороги здесь, в Потаенной долине, она бежала не прямо, а с подъемами и изгибами, повторяя рельеф местности. Однако свет сиял все яснее и чище в глубине леса и указывал им, в каком направлении идти.
Ведь оттуда же доносилась и песня. Сейчас они уже различали отдельные слова. Женский голос, сладостный и светлый, пел:
Анта ломеа най на Итиаз Кайден,
домеа ай лантана лалайт эссай,
Энтеа нессай элена ар эа-тайден
нареа лиссе эн авареа лессай,
Анта ломеа най на Итиаз Кайден…
- Вы понимаете, о чем она поет? - Альдо понизил голос до шепота.
- Не все, - ответил Ким, - но смысл улавливаю. Она поет о том, как в темной ночи она тоскует по прошлому, по Итиаз Кайден - Водам Пробуждения, где цветут лилии, отражающие блеск звезд и свет восходящего солнца. Итиаз Кайден - это место в Высшем Мире, где некогда пробудились эльфы.
Песня стала отчетливее и яснее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
- Нет трубочной травы? - Ким был подавлен. - Нет травы - нет фолька. Но что же здесь делают, когда хотят хорошенько поразмыслить?
- Нам приходится думать без вспомогательных средств…
Из всего неправдоподобного, с чем Ким столкнулся в течение этого дня, это показалось ему самым невероятным. Когда он вспомнил о дыме, обволакивавшем факультет, когда его друзья и он перекидывались идеями, как мячами, то решил, что кроме истории последних столетий утратил кое-что еще.
Воспоминания о «табачном прошлом» навели Кима на одну любопытную мысль.
- В один из таких вечеров, - проговорил он медленно, - мы вот так, покуривая, спорили об истории и о том, герои делают историю или герои сделаны историей. Ты помнишь, Фабиан?
Фабиан наморщил лоб:
- Очень смутно, будто в тумане. Но продолжай.
- Один из нас - пожалуй, Бурин - рассказывал про идею, которую высказал один ученый шестого века - по летосчислению Империи, - что-то об ущербности истории…
- «De Fallibilitetate Humanorum Historiae», - проговорил Фабиан. - Да, я вспомнил. Как же его имя? Атериас? Клериас?
- Ктесифас! Магистр с островов. Он представил теорию, согласно которой в потоке истории существуют определенные точки, где действие единственной личности в нужном месте и в нужное время может изменить весь последующий ход событий… История не сама себя регулирует - вот каков был его тезис. Мы тогда пришли к заключению, что это недоказуемо, поскольку то, что было, уже произошло. Все прочие варианты истории - из области неиспользованных возможностей. Однако мы, кажется, как раз и попали в одну из них.
Фабиан с его острым аналитическим умом сразу же сделал вывод:
- Так ты считаешь, что где-то в прошлом есть точка, начиная с которой все пошло иначе, чем следовало бы?
- Да, в какой-то момент случилось именно это. И мне бы очень хотелось узнать, в какой именно.
- Но я не понимаю, как это может нам сейчас помочь, - заявил Фабиан со вздохом.
- Я тоже, но по крайней мере с этого мы можем начать. Первый шаг. Что будет после этого, увидим. Но я не хочу терять надежду, что мы еще можем что-то изменить.
- Я тоже так думаю, - раздался из сумерек тихий, ясный голос Гилфаласа. - Ведь иначе зачем ты появился здесь из царства легенд? Разве это не значит, что кольцо фольков всегда приводит его обладателя туда, где он больше всего необходим? Иначе какой смысл возвращать нас к воспоминаниям о том, что могло бы быть? Только чтобы страдать? В это я не верю.
- Кто знает, какие планы связаны у Божественной Четы с миром. Он не вечный, не совершенный, однако он не жесток, - сказала Итуриэль.
- Но где же мы можем хоть что-то выяснить? - спросил Ким.
- В единственном месте, где история сохраняется и исследуется, - ответил Фабиан, - в университете Аллатуриона.
- Так университет существует и здесь? Несмотря ни на что? И ты там учился?
- И да, и нет, - таинственно сообщил Фабиан. - Ты найдешь его очень изменившимся, и учеба там не слишком благотворна. Однако он еще есть.
- Тогда, - заключил Гилфалас, - утром мы выступаем.
В эту ночь Ким долго лежал без сна.
Ветер пел в деревьях, а стены дома для гостей, куда их поместили, были столь тонкими, что казалось, путники ночуют прямо в лесу. Свет луны падал в окна сквозь мелькающую и шелестящую листву, делая прозрачные круглые стекла матовыми. Ничего угрожающего в этом не было, и все же фольк, привыкший к дому, стоящему на твердой земле, с мощными балками и потрескивающим огнем в камине, ощутил себя совершенно беззащитным.
В конце концов он сбросил странно легкое, почти невесомое эльфийское одеяло. Он открыл дверь и вышел.
Хотя было далеко за полночь, но здесь, в долине, полностью не стемнело. Луна висела над деревьями, как круг из литого серебра, и между ветвями искрились звезды, похожие на бриллианты. Ночь была наполнена пением ветра и еще какими-то непонятными звуками.
- Вы тоже не спите, господин Кимберон?
- Что? - Ким обернулся. Даже в неясном лунном свете фигурка, возникшая рядом, была легко узнаваема по вьющимся волосам и острым ушам. - Это ты, Альдо?
Альдо вздохнул:
- Ах, я мечтаю о настоящей кровати с пышной подушкой, набитой пером, и с шерстяным одеялом. Не с этой струящейся эльфийской материей. Это все изумительно, однако…
- Я знаю, о чем ты думаешь. Все не так, как дома. - Он сглотнул, голос отказывался ему служить.
Дома! Тотчас он вспомнил, что Эльдерланда больше нет. Да и они сами, стоящие здесь, всего лишь игрушки судьбы, неправильность в структуре времени. Он сжал руку в кулак. Кольцо на его руке сверкнуло в лунном свете. В этот миг он желал себе никогда не владеть этим кольцом, ведь тогда он сейчас вместе со всеми остальными фольками был бы унесен гигантской бурей, которая со всеми мелкими препятствиями поступает точно так же, как с целыми народами и царствами.
Странные заунывные звуки стали громче.
- Слушайте! - сказал Альдо. - Вы тоже слышите?
- Да. Этот звучит как…
- …Песня, - прогудел глубокий низкий голос. - Кто-то поет. - Горбац сидел на траве под деревьями. Он сидел там так тихо, что они его не заметили.
Ким удивился, что Горбацу позволяется пребывать здесь без охраны.
- Элок-хай, - произнес больг, словно прочитав его мысли. - Эльфы. Стоят на страже.
Ким оглянулся, но никого не было видно.
- Если уж мы все равно не спим, - сказал Альдо, - то давайте посмотрим, кто это поет.
- Пожалуй, не стоит всюду совать свой нос, - возразил Ким. - Что подумают наши хозяева?
Альдо пожал плечами:
- Посмотрим, насколько далеко нам разрешается зайти. Раз уж они за нами все равно наблюдают. Я не могу спокойно стоять. Я чувствую, что эта песня зовет меня.
- Я понимаю.
Горбац поднялся - черная бесформенная тень на фоне мерцающего полумрака леса. Ветви скрипели под его тяжестью.
- Я пойду с вами.
Луна светила достаточно ярко, чтобы они могли отчетливо видеть посыпанную гравием тропинку среди деревьев. Как и все дороги здесь, в Потаенной долине, она бежала не прямо, а с подъемами и изгибами, повторяя рельеф местности. Однако свет сиял все яснее и чище в глубине леса и указывал им, в каком направлении идти.
Ведь оттуда же доносилась и песня. Сейчас они уже различали отдельные слова. Женский голос, сладостный и светлый, пел:
Анта ломеа най на Итиаз Кайден,
домеа ай лантана лалайт эссай,
Энтеа нессай элена ар эа-тайден
нареа лиссе эн авареа лессай,
Анта ломеа най на Итиаз Кайден…
- Вы понимаете, о чем она поет? - Альдо понизил голос до шепота.
- Не все, - ответил Ким, - но смысл улавливаю. Она поет о том, как в темной ночи она тоскует по прошлому, по Итиаз Кайден - Водам Пробуждения, где цветут лилии, отражающие блеск звезд и свет восходящего солнца. Итиаз Кайден - это место в Высшем Мире, где некогда пробудились эльфы.
Песня стала отчетливее и яснее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90