Санктос и санктас смотрят на нас так, будто мы фиолетовые чудища с пятью глазами.
– Кого это волнует? – усмехнулся он.
– Нас не волнует, а остальных людей – очень. Они тоже косятся на нас, дабы всем показать, что они разделяют отвращение екклезии к нашему мерзкому, аморальному, неестественному существованию.
– Эйха, понятно, что ты имеешь в виду. Но иллюстраторов это не должно волновать. Мы слишком значительны.
– Ты хоть когда-нибудь был за стенами Палассо? Иллюстраторов это касается больше всего. Поговори с моим братом Кабралом, пока мы здесь. Ты узнаешь от него многое, хоть он и не принадлежит к вашей возвышенной братии, – добавила она едко.
– Ты что, жалеешь меня? Эта мысль его поразила.
– Да, – ответила она просто, – мне всех вас жаль. У нас с Кабралом хоть семья была. Одна мать, один отец вместо тысячи сводных братьев, сестер, кузенов, не говоря уже об остальных родственниках – их просто не сосчитать! И всем им на вас наплевать, если у вас не окажется Дара. Что у вас за детство – кроватка в общей комнате, одна кормилица на несколько человек… А это ваше так называемое образование? – Она все больше распалялась. – Искусство, искусство, искусство – и ничего больше. Что ты знаешь, например, о естественных науках?
– Достаточно, чтобы не вызвать взрыва, смешивая растворители. – Он сделал серьезное лицо.
– Не смешно! Они учат вас только самому необходимому, ничуть не заботясь о глубине ваших знаний. История – лишь в том объеме, которого было бы достаточно, чтобы вы не оскорбили чужеземцев своим невежеством. Литература – не больше, чем умение развлечь каким-нибудь стишком титулованных особ, пока они скучают, позируя для портрета. Верховая езда – вам положено знать о лошадях ровно столько, сколько надо, чтобы случайно не выпасть из седла. Прекрати смеяться! Разве ты сам не видишь, в какой клетке вас держат?
– Извини, – сказал он, потому что, несмотря на дурацкие рассуждения, она ему нравилась. – Я просто вспомнил свои уроки верховой езды.
– Ага, но ты – счастливое исключение или по крайней мере считаешь себя таковым. У тебя есть Дар – и пусть Милосердная Матра позаботится о тех, у кого его нет! Всю жизнь они обречены копировать чужие шедевры…
– Хватит, – сказал он примирительно. – Все, что ты говоришь, – правда, но ты не заставишь меня ни на миг пожалеть о том, кто я есть. Хочешь, я скажу тебе, почему на меня никто никогда не будет коситься и почему я никогда не попаду в унылую комнатушку копииста? – Он улыбнулся, смакуя минуту своего торжества. – Я – сын Тасии.
– Тасии! – Она моргнула и продолжала уже совсем другим тоном:
– Любовницы Арриго! Матра эй Фильхо!
Но тут же его гордость получила хороший щелчок: девушка расхохоталась во все горло. Громко, язвительно, обидно.
– Ты и вправду думаешь, что твои амбиции переживут женитьбу Арриго?
Его больно уязвило оскорбление в адрес Тасии.
– Арриго обожает мою мать. Может, он и отошлет ее от двора ненадолго, чтобы успокоить гхийасскую принцессу, пока та не родит ему нескольких детей. Но Тасия вернется. И я буду на ее стороне.
– Двадцатилетний, полностью обученный, готовый принять кисть Верховного иллюстратора Меквеля из его слабеющих рук?
Девушка пристально посмотрела на него. Ее лицо сейчас уже никто не назвал бы хорошеньким.
– А что, если Арриго влюбится в свою молодую жену? Он пожал плечами.
– Лиссина же осталась при дворе. Они с Великой герцогиней близкие подруги.
– Кто бы смог не полюбить Лиссину! Все знают, какая она чудесная.
– Тем не менее ясе были шокированы, когда Гизелла назвала свою дочь в честь бывшей любовницы мужа и даже попросила Лиссину быть крестной матерью Лиссии.
– И ты думаешь, в детской Мечеллы когда-нибудь появится маленькая Тасита?
Она не стала дожидаться ответа.
– Эйха, все сейчас ужасно милые при дворе, не спорю. Но это необычная ситуация, а Гизелла – необычная женщина, я встречалась с ней. Она славная и добрая и искренне любит Лиссину. Что, если принцесса Мечелла не полюбит Тасию?
Он ничего не ответил – и так уже много лишнего наговорил. Кого там принцесса любит или не любит, не имеет никакого значения. Откровенно говоря, взглянув на ее портрет, он засомневался, хватит ли у нее мозгов, чтобы оценить ситуацию. В ее огромных голубых глазах не было ни намека на интеллект. Где ей тягаться с такой умной женщиной, как Тасия! Да, она мила, если, конечно, вы любите светлокожих блондинок, но ее красота ни в какое сравнение не идет с живой смуглой красотой Тасии.
– Твое будущее, – сказала наконец девушка, – станет, возможно, ошеломляющим. Но сейчас, мой Верховный иллюстратор, если ты не возражаешь, я посплю немного.
– Ладно.
Он испытал облегчение. Ему не хотелось задевать ее чувства. Если она знакома с Великой герцогиней, у нее могут быть полезные связи при дворе. Когда-нибудь это может пригодиться. Кроме того, она оказалась первой, кто назвал его Верховным иллюстратором. Он запомнит это – может, когда-нибудь напишет ей что-нибудь в подарок. Эта мысль вызвала у него улыбку.
– Поспать – это то, что мне нужно, – сказала она. – Я долго занималась прошлой ночью и…
Ей пришлось прерваться, чтобы переждать новую порцию стонов, воплей и хрюканья, доносившихся извне.
– И я сомневаюсь, что этой ночью нам удастся выспаться! Почему некоторым надо делать это так громко?
– Трубит, как герцогский герольд, – согласился он, и оба рассмеялись.
Они легли рядом, не касаясь друг друга. Ветерок стих, было очень жарко, да и странно спать в обнимку с человеком, с которым познакомился всего три часа назад.
– А что ты изучаешь? – спросил он, внезапно заинтересовавшись, не одна ли она из тех девочек Грихальва, которые воображают, будто у них есть способности к живописи.
– М-мм? А-а, растения.
– Лекарственные?
– Нет, для духов.
– В самом деле?
Он решил извлечь пользу из ее маленького скучного увлечения. Она может потом пригодиться, она была хороша в постели и просто нравилась ему. И есть еще ее брат, Кабрал. Надо иметь много союзников среди Грихальва, пусть даже не Одаренных, если хочешь стать Верховным иллюстратором.
– Звучит сложно и непонятно.
– Я смешиваю запахи, так же как ты краски. Так я и познакомилась с Великой герцогиней. Я сделала для нее духи.
– Из роз, наверно. Говорят, она их любит.
– Да, я их сделала на основе роз. Белых, конечно же, других она не признает. И прибавила туда всяких травок, немного валерианы…
Как истинный живописец, он тут же перевел названия в символы: Я достойна вас. Смирение, Приспосабливающийся характер. Судя по тому, что он слышал, получалась Гизелла как живая.
– Тебе надо сделать духи для принцессы, – сказал он вдруг.
– Свадебный подарок? Прекрасная идея! Может, когда-нибудь и твоей матери понадобятся особые духи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
– Кого это волнует? – усмехнулся он.
– Нас не волнует, а остальных людей – очень. Они тоже косятся на нас, дабы всем показать, что они разделяют отвращение екклезии к нашему мерзкому, аморальному, неестественному существованию.
– Эйха, понятно, что ты имеешь в виду. Но иллюстраторов это не должно волновать. Мы слишком значительны.
– Ты хоть когда-нибудь был за стенами Палассо? Иллюстраторов это касается больше всего. Поговори с моим братом Кабралом, пока мы здесь. Ты узнаешь от него многое, хоть он и не принадлежит к вашей возвышенной братии, – добавила она едко.
– Ты что, жалеешь меня? Эта мысль его поразила.
– Да, – ответила она просто, – мне всех вас жаль. У нас с Кабралом хоть семья была. Одна мать, один отец вместо тысячи сводных братьев, сестер, кузенов, не говоря уже об остальных родственниках – их просто не сосчитать! И всем им на вас наплевать, если у вас не окажется Дара. Что у вас за детство – кроватка в общей комнате, одна кормилица на несколько человек… А это ваше так называемое образование? – Она все больше распалялась. – Искусство, искусство, искусство – и ничего больше. Что ты знаешь, например, о естественных науках?
– Достаточно, чтобы не вызвать взрыва, смешивая растворители. – Он сделал серьезное лицо.
– Не смешно! Они учат вас только самому необходимому, ничуть не заботясь о глубине ваших знаний. История – лишь в том объеме, которого было бы достаточно, чтобы вы не оскорбили чужеземцев своим невежеством. Литература – не больше, чем умение развлечь каким-нибудь стишком титулованных особ, пока они скучают, позируя для портрета. Верховая езда – вам положено знать о лошадях ровно столько, сколько надо, чтобы случайно не выпасть из седла. Прекрати смеяться! Разве ты сам не видишь, в какой клетке вас держат?
– Извини, – сказал он, потому что, несмотря на дурацкие рассуждения, она ему нравилась. – Я просто вспомнил свои уроки верховой езды.
– Ага, но ты – счастливое исключение или по крайней мере считаешь себя таковым. У тебя есть Дар – и пусть Милосердная Матра позаботится о тех, у кого его нет! Всю жизнь они обречены копировать чужие шедевры…
– Хватит, – сказал он примирительно. – Все, что ты говоришь, – правда, но ты не заставишь меня ни на миг пожалеть о том, кто я есть. Хочешь, я скажу тебе, почему на меня никто никогда не будет коситься и почему я никогда не попаду в унылую комнатушку копииста? – Он улыбнулся, смакуя минуту своего торжества. – Я – сын Тасии.
– Тасии! – Она моргнула и продолжала уже совсем другим тоном:
– Любовницы Арриго! Матра эй Фильхо!
Но тут же его гордость получила хороший щелчок: девушка расхохоталась во все горло. Громко, язвительно, обидно.
– Ты и вправду думаешь, что твои амбиции переживут женитьбу Арриго?
Его больно уязвило оскорбление в адрес Тасии.
– Арриго обожает мою мать. Может, он и отошлет ее от двора ненадолго, чтобы успокоить гхийасскую принцессу, пока та не родит ему нескольких детей. Но Тасия вернется. И я буду на ее стороне.
– Двадцатилетний, полностью обученный, готовый принять кисть Верховного иллюстратора Меквеля из его слабеющих рук?
Девушка пристально посмотрела на него. Ее лицо сейчас уже никто не назвал бы хорошеньким.
– А что, если Арриго влюбится в свою молодую жену? Он пожал плечами.
– Лиссина же осталась при дворе. Они с Великой герцогиней близкие подруги.
– Кто бы смог не полюбить Лиссину! Все знают, какая она чудесная.
– Тем не менее ясе были шокированы, когда Гизелла назвала свою дочь в честь бывшей любовницы мужа и даже попросила Лиссину быть крестной матерью Лиссии.
– И ты думаешь, в детской Мечеллы когда-нибудь появится маленькая Тасита?
Она не стала дожидаться ответа.
– Эйха, все сейчас ужасно милые при дворе, не спорю. Но это необычная ситуация, а Гизелла – необычная женщина, я встречалась с ней. Она славная и добрая и искренне любит Лиссину. Что, если принцесса Мечелла не полюбит Тасию?
Он ничего не ответил – и так уже много лишнего наговорил. Кого там принцесса любит или не любит, не имеет никакого значения. Откровенно говоря, взглянув на ее портрет, он засомневался, хватит ли у нее мозгов, чтобы оценить ситуацию. В ее огромных голубых глазах не было ни намека на интеллект. Где ей тягаться с такой умной женщиной, как Тасия! Да, она мила, если, конечно, вы любите светлокожих блондинок, но ее красота ни в какое сравнение не идет с живой смуглой красотой Тасии.
– Твое будущее, – сказала наконец девушка, – станет, возможно, ошеломляющим. Но сейчас, мой Верховный иллюстратор, если ты не возражаешь, я посплю немного.
– Ладно.
Он испытал облегчение. Ему не хотелось задевать ее чувства. Если она знакома с Великой герцогиней, у нее могут быть полезные связи при дворе. Когда-нибудь это может пригодиться. Кроме того, она оказалась первой, кто назвал его Верховным иллюстратором. Он запомнит это – может, когда-нибудь напишет ей что-нибудь в подарок. Эта мысль вызвала у него улыбку.
– Поспать – это то, что мне нужно, – сказала она. – Я долго занималась прошлой ночью и…
Ей пришлось прерваться, чтобы переждать новую порцию стонов, воплей и хрюканья, доносившихся извне.
– И я сомневаюсь, что этой ночью нам удастся выспаться! Почему некоторым надо делать это так громко?
– Трубит, как герцогский герольд, – согласился он, и оба рассмеялись.
Они легли рядом, не касаясь друг друга. Ветерок стих, было очень жарко, да и странно спать в обнимку с человеком, с которым познакомился всего три часа назад.
– А что ты изучаешь? – спросил он, внезапно заинтересовавшись, не одна ли она из тех девочек Грихальва, которые воображают, будто у них есть способности к живописи.
– М-мм? А-а, растения.
– Лекарственные?
– Нет, для духов.
– В самом деле?
Он решил извлечь пользу из ее маленького скучного увлечения. Она может потом пригодиться, она была хороша в постели и просто нравилась ему. И есть еще ее брат, Кабрал. Надо иметь много союзников среди Грихальва, пусть даже не Одаренных, если хочешь стать Верховным иллюстратором.
– Звучит сложно и непонятно.
– Я смешиваю запахи, так же как ты краски. Так я и познакомилась с Великой герцогиней. Я сделала для нее духи.
– Из роз, наверно. Говорят, она их любит.
– Да, я их сделала на основе роз. Белых, конечно же, других она не признает. И прибавила туда всяких травок, немного валерианы…
Как истинный живописец, он тут же перевел названия в символы: Я достойна вас. Смирение, Приспосабливающийся характер. Судя по тому, что он слышал, получалась Гизелла как живая.
– Тебе надо сделать духи для принцессы, – сказал он вдруг.
– Свадебный подарок? Прекрасная идея! Может, когда-нибудь и твоей матери понадобятся особые духи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93