Не чуя под собой ног, словно спасаясь от погони или иной какой страшной опасности, Лена за считанные доли секунды примчалась обратно, в свою комнату, заперла изнутри дверь и, плюхнувшись на тахту, начала споро, со знанием дела нажимать кнопки на миниатюрном аппарате. Вскоре она знала, что последние десять раз отцу звонили – из его собственной приемной – трижды; потом – два старых приятеля, их телефоны Лена знала, она вообще давно скопировала себе записную книжку отца, сама еще не зная зачем, но интуитивно чувствуя, что пригодится. Пригодилось. Было два незнакомых номера – их она обязательно проверит. Звонила его сестра. Звонила мать. И наконец, последним звонил партнер отца по бизнесу Дима Рокотов, человек, которого Лена, сама не зная почему, боялась и откровенно не любила, словно чувствуя опасность, скрытую за его мягкой улыбкой и дымчатыми стеклами очков. Опасность, грозящую отцу, а значит, и ей. С дочерью партнера Дима был обычно иронично-ласков, на подарки не скупился, чем растопил даже суровое сердце матери – его одного, из немногих отцовских приятелей, она принимала, соизволяя выйти навстречу, если он вдруг заезжал к ним, и даже пытаясь неуклюже поддержать подобие светской беседы. Этот последний звонок, хотя не было в нем, разумеется, ничего странного, Лену почему-то насторожил. Она решила просмотреть распечатки пейджинговых сообщений, которые специально уполномоченные люди из службы безопасности отца доставляли ему каждый день. Интересовался он содержанием сообщений, приходящих на пейджеры довольно широкого круга лиц, в том числе и ближайшего партнера. Подсмотрев однажды, куда в кабинете отца сотрудник кладет папку, Лена без особого труда научилась доставать ее из укрытия и с тех пор, едва ли не ежедневно, наслаждалась обрывочными, но яркими картинками чужой жизни и была в курсе многих событий личной жизни отца, его друзей и врагов. Однако папку привезут только вечером, к тому же неизвестно, удастся ли сегодня до нее добраться. Оставалось только ждать. Но так было даже проще. Ожидание чего-то реального и желанного слегка заслоняло собой ожидание туманной, но страшной трагедии.
Что касается исходящих звонков, то отец четыре раза звонил по незнакомому телефону – это открытие было для Лены как удар хлыста по свежей кровоточащей ране. В том, кому принадлежит этот телефон, она не сомневалась ни секунды. Трижды он говорил с Рокотовым, причем, судя по продолжительности первых двух разговоров, тот не сразу соединился с отцом, соблаговолив выслушать его лишь на третий раз. Это было для Лены еще одним ударом. Собственно, то обстоятельство, что последнее время отношения отца с его единственным партнером были напряженными, не было для нее секретом – они гораздо реже встречались, в телефонных разговорах с какими – то людьми отец позволял себе довольно резкие реплики в адрес Рокотова, чего никогда не делал ранее, когда мать на днях затянула свою любимую и нескончаемую песню о необходимости копить и защищать деньги, для чего приобретать недвижимость, желательно за рубежом, отказаться от разорительной и никому не нужной роскоши, отец вдруг обронил загадочную фразу: «Ладно, погоди, вот разберемся с Димой окончательно, возможно, что-нибудь замутим…» Однако она не могла себе даже представить, что в тандеме отца с Рокотовым, пусть и давшем трещину, зависимой и, судя по всему, просящей стороной выступает отец. Это было странно, обидно и возмутительно, поскольку она всегда считала отца ведущим, хотя бы потому, что он был почти на десять лет старше Рокотова и сам иногда, рассказывая ей о становлении их бизнеса, называл Рокотова «мальчиком» и «салажонком». Впрочем, произносил это не обидно и всегда добавлял, что хватка у Димы не то что бульдожья – акулья.
«А из чего, собственно, еще сложилось ощущение, что старший в этой успешной, как все думали, паре предпринимателей – именно отец?» – спросила себя Лена. И не нашла ответа. Более того, память вдруг подбросила мелкие детали, на которые раньше она никогда не обращала внимания: отец ездил на «мерседесе», а Рокотов – на «роллс-ройсе». Они все еще жили в Жуковке на роскошной, но съемной даче, а Рокотов давно уже обзавелся огромным, в стиле барской усадьбы, домом на берегу Москвы-реки, в одном из самых престижных уголков Подмосковья и даже Рублевского шоссе – на Николиной Горе. Вспомнились ей услышанные где-то обрывки разговоров о том, что Дима владеет неплохим домом в Лондоне и квартирой в Париже, где открыто живет одна из его многочисленных любовниц, вошедшая ныне в мировую десятку топ-моделей. Это было еще одно откровение, разрушающее миф об отце, впрочем придуманный ею же самой. Так что обижаться и винить тут было некого.
Однако более всего в эти минуты Лену интересовал телефон. Итак, с третьего раза отец все же поговорил с Рокотовым. Следующий звонок ее даже позабавил: отец звонил в их с Рокотовым собственный публичный дом, о существовании которого Лена знала из той же пресловутой пейджинговой переписки и подслушанных длинных разговоров отца по телефону, когда он бывал сильно пьян, а такое случалось с ним теперь все чаще. Однако этот звонок Лену скорее обрадовал. «Вот тебе, получи, – сказала она, обращаясь к той женщине, – плевать ему на тебя, так же как на мать. Сегодня он пойдет к проституткам, а оттуда под утро привезут его, бесчувственного, домой, так бывает всегда. А ты сиди дома и жди, жди, жди… Страдай, ревнуй».
Более отец не звонил никому, то есть умненький телефончик зафиксировал только восемь звонков из десяти последних, которые могла бы сохранить память. И это тоже совсем не понравилось Лене: обычно отца одолевало огромное количество народа и сам он активно общался со многими десятками, если не сотнями, людей ежедневно. Такое затишье объяснимо было только двумя причинами. И обе они были плачевны. Либо отец настолько увлечен этой женщиной, что все остальное просто перестало его интересовать. Либо дела его идут из ряда вон плохо, и он стал просто никому не нужен. Лена даже не знала, какое из этих двух зол меньшее.
Она настроена была и дальше продолжать эксперименты с телефоном, пытаясь выжать из этого как можно больше информации, но тут он неожиданно зазвонил. Собственно, в этом не было ничего странного, отцу в эти утренние часы мог звонить кто угодно, удивительнее было, что телефон до сих пор молчал. Однако звонок этот произвел на Лену страшное впечатление, словно это была не мелодичная трель, воспроизводящая какую-то известную классическую мелодию, а неожиданный раскат грома небесного, причем направленного неведомо кем и за какие провинности, но исключительно ради того, чтобы смертельно поразить именно ее, Лену Егорову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Что касается исходящих звонков, то отец четыре раза звонил по незнакомому телефону – это открытие было для Лены как удар хлыста по свежей кровоточащей ране. В том, кому принадлежит этот телефон, она не сомневалась ни секунды. Трижды он говорил с Рокотовым, причем, судя по продолжительности первых двух разговоров, тот не сразу соединился с отцом, соблаговолив выслушать его лишь на третий раз. Это было для Лены еще одним ударом. Собственно, то обстоятельство, что последнее время отношения отца с его единственным партнером были напряженными, не было для нее секретом – они гораздо реже встречались, в телефонных разговорах с какими – то людьми отец позволял себе довольно резкие реплики в адрес Рокотова, чего никогда не делал ранее, когда мать на днях затянула свою любимую и нескончаемую песню о необходимости копить и защищать деньги, для чего приобретать недвижимость, желательно за рубежом, отказаться от разорительной и никому не нужной роскоши, отец вдруг обронил загадочную фразу: «Ладно, погоди, вот разберемся с Димой окончательно, возможно, что-нибудь замутим…» Однако она не могла себе даже представить, что в тандеме отца с Рокотовым, пусть и давшем трещину, зависимой и, судя по всему, просящей стороной выступает отец. Это было странно, обидно и возмутительно, поскольку она всегда считала отца ведущим, хотя бы потому, что он был почти на десять лет старше Рокотова и сам иногда, рассказывая ей о становлении их бизнеса, называл Рокотова «мальчиком» и «салажонком». Впрочем, произносил это не обидно и всегда добавлял, что хватка у Димы не то что бульдожья – акулья.
«А из чего, собственно, еще сложилось ощущение, что старший в этой успешной, как все думали, паре предпринимателей – именно отец?» – спросила себя Лена. И не нашла ответа. Более того, память вдруг подбросила мелкие детали, на которые раньше она никогда не обращала внимания: отец ездил на «мерседесе», а Рокотов – на «роллс-ройсе». Они все еще жили в Жуковке на роскошной, но съемной даче, а Рокотов давно уже обзавелся огромным, в стиле барской усадьбы, домом на берегу Москвы-реки, в одном из самых престижных уголков Подмосковья и даже Рублевского шоссе – на Николиной Горе. Вспомнились ей услышанные где-то обрывки разговоров о том, что Дима владеет неплохим домом в Лондоне и квартирой в Париже, где открыто живет одна из его многочисленных любовниц, вошедшая ныне в мировую десятку топ-моделей. Это было еще одно откровение, разрушающее миф об отце, впрочем придуманный ею же самой. Так что обижаться и винить тут было некого.
Однако более всего в эти минуты Лену интересовал телефон. Итак, с третьего раза отец все же поговорил с Рокотовым. Следующий звонок ее даже позабавил: отец звонил в их с Рокотовым собственный публичный дом, о существовании которого Лена знала из той же пресловутой пейджинговой переписки и подслушанных длинных разговоров отца по телефону, когда он бывал сильно пьян, а такое случалось с ним теперь все чаще. Однако этот звонок Лену скорее обрадовал. «Вот тебе, получи, – сказала она, обращаясь к той женщине, – плевать ему на тебя, так же как на мать. Сегодня он пойдет к проституткам, а оттуда под утро привезут его, бесчувственного, домой, так бывает всегда. А ты сиди дома и жди, жди, жди… Страдай, ревнуй».
Более отец не звонил никому, то есть умненький телефончик зафиксировал только восемь звонков из десяти последних, которые могла бы сохранить память. И это тоже совсем не понравилось Лене: обычно отца одолевало огромное количество народа и сам он активно общался со многими десятками, если не сотнями, людей ежедневно. Такое затишье объяснимо было только двумя причинами. И обе они были плачевны. Либо отец настолько увлечен этой женщиной, что все остальное просто перестало его интересовать. Либо дела его идут из ряда вон плохо, и он стал просто никому не нужен. Лена даже не знала, какое из этих двух зол меньшее.
Она настроена была и дальше продолжать эксперименты с телефоном, пытаясь выжать из этого как можно больше информации, но тут он неожиданно зазвонил. Собственно, в этом не было ничего странного, отцу в эти утренние часы мог звонить кто угодно, удивительнее было, что телефон до сих пор молчал. Однако звонок этот произвел на Лену страшное впечатление, словно это была не мелодичная трель, воспроизводящая какую-то известную классическую мелодию, а неожиданный раскат грома небесного, причем направленного неведомо кем и за какие провинности, но исключительно ради того, чтобы смертельно поразить именно ее, Лену Егорову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79