ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

«Я там набросал: кто, с кем, в чем, зачем и так далее… Состряпай что-нибудь до завтра, старушка. О'кей? Вот и ладненько…» Она послушно садилась к столу, аккуратно расправляла блокнотные листки. Стиль, которым отличалась подача материала в его рубрике, был ее ответом ему, тем, с кем он приятно коротал вечер на очередной презентации, приеме или премьере, и всему миру, так жестоко отринувшему ее. Когда-то она была не злым и не глупым человеком, но теперь рассказывать о радостях чужой жизни она могла только так, как кухарка, подглядевшая в замочную скважину за господским весельем и вдруг решившая поделиться своими наблюдениями с широкой публикой. Поначалу Гарик бесился и с руганью заставлял ее снова и снова переписывать заметки, борясь со злобной, порой издевательской манерой изложения, завистью, ненавистью и презрением к героям материала, которые так и сочились между его строк. Но произошло чудо: читательская аудитория неожиданно приняла именно этот стиль. Оказалось, что сотни тысяч людей смотрят на далекий и малопонятный им мир высшего света глазами его измученной, опустившейся жены и испытывают при этом, очевидно, те же чувства, что и она. Рейтинг рубрики резко пополз вверх. Гарик понял, что ему в очередной раз крупно и совершенно незаслуженно повезло.
На встречу с Буниным он приехал в новеньком «шевроле-блейзере», с массивным золотым «Ролексом» на запястье, который, как бы невзначай, постоянно демонстрировал собеседнику, нелепо выворачивая руку и старательно поддергивая вверх рукав пиджака. Договорились они быстро. Гарик согласился на все условия, выдвинутые Буниным, а Бунин счел вполне разумным и приемлемым объявленный Гариком размер вознаграждения – триста долларов. Они вообще всегда хорошо понимали друг друга и были, если вдуматься, чем-то похожи. Возможно, поэтому симпатия каждого была взаимной, а может быть, причиной ее были несколько успешно реализованных совместных проектов, в свое время сильно упрочивших материальное положение обоих рыцарей бойкого пера.
Расставшись с Гариком, Бунин послал Ангелу на пейджер сообщение следующего содержания: «Вопрос решен положительно. Приступаю к реализации нашей программы. Для уточнения деталей необходима срочная встреча».
Анна обнаружила Егорова едва ли не в том же виде, в каком и оставила несколько часов назад, покидая заведение на рассвете. Он лежал по-прежнему на широком ложе обставленных с безвкусной роскошью апартаментов, поверх расшитого золотом шелкового покрывала, не раздеваясь и не снимая обуви. Короткий сон не пошел ему на пользу: лицо сильно отекло и приобрело нездоровый, багровый опенок, глаза тоже были красны, веки отечны, нечесаные волосы свисали на лоб тонкими жирными прядями. К сему добавилась еще редкая рыжеватая щетина, покрывшая за ночь подбородок и некоторые участки скул – растительность на лице Егорова, судя по всему, не была буйной и просто равномерной. Довершала картину уже початая бутылка коньяка на тумбочке возле кровати, причем, насколько можно было разглядеть в полумраке комнаты, потреблено было не менее половины ее содержимого, единственной закуской служила тонкая долька лимона, которую Егоров, очевидно, слегка посасывал после каждого глотка, остальные, аккуратным полукругом выложенные на маленьком кофейном блюдце, оказались нетронуты. Зрелище было удручающим. Егоров, однако, улыбался.
– Привет, – обратился он к Анне, едва только она переступила порог апартаментов, – ну, где тебя носит? Садись. Трепаться будем.
– Может, заказать вам завтрак?
– Не-а. Есть я теперь долго не буду ничего, даже не мечтайте. Пить будем и… трепаться.
– Хорошо.
– Слушай, я не ожидал – ты, оказывается, умеешь трепаться.
– По-моему, это все умеют.
– Что ты! Дитя! Это искусство, которым обладают единицы. По-настоящему интересно трепаться обо всем – это, скажу я тебе, великое искусство. Жаль, я раньше не знал, что ты наш человек, я бы из тебя настоящего человека сделал, суперчеловека. Ченто перченто, как говорили все московские валютчики, ныне – отцы российского бизнеса. Знаешь, что это значит?
– Что-то по-итальянски, по-моему?
– Совершенно верно. И ничего запредельного, всего лишь – сто процентов. Знаешь, о чем я думал сегодня ночью?
– Вы совсем не спали?
– Ни секунды. Мне это давно уже ни к чему. Сон – чушь, напрасное расходование времени и жизни. Я это понял и теперь почти не сплю, только притворяюсь.
– Зачем?
– Чтобы не мешали, начнут липнуть со всякими идиотскими таблетками, травами, врачами… Дети! Неразумные дети!
– И чем же вы занимаетесь вместо сна?
– Думаю. Мне очень много надо думать, очень много проблем ждет моего решения… Вот послушай, что я понял сегодня ночью…
Далее последовал нескончаемый монолог Егорова, посвященный, как и накануне, проблемам общечеловеческим и общепланетарным. Сомнения Анны окончательно рассеялись: Егоров был тяжело психически болен. Однако в ее отношение к нему при этом добавились новые оттенки жалости и даже нежности, которую иногда испытывают тонкие человеческие натуры к людям, страдающим серьезным неизлечимым увечьем. В то же время Анна была совершенно растерянна, поскольку снова, в который уже раз за последние дни, не знала, как следует ей поступить. В телефонных разговорах Рокотов несколько раз, и весьма настойчиво, требовал немедленно вызывать его, если с Егоровым начнет происходить что-нибудь нестандартное. Теперь Анна хорошо понимала, что он имел в виду, но так же хорошо отдавала она себе отчет в том, как поступит Рокотов, застав Егорова в таком состоянии. Менее всего сейчас хотела она звонить Рокотову. С другой стороны, Егорову, очевидно, необходима была профессиональная помощь психиатра или психолога – в этом Анна разбиралась слабо, – но точно знала, что помощь эта требуется незамедлительно. Однако никого, кто мог бы это организовать, не создавая шума и не допустив последующей утечки информации к тому же Рокотову, Анна не знала. Оставалось одно: попытаться помочь ему самостоятельно – увести мысли Егорова в сторону иных, менее «опасных» и не так будоражащих его больное сознание тем, а затем постепенно вывести и из состояния запоя. В конце концов, прежде, когда с ним, очевидно, происходило нечто подобное, он же выкарабкивался каким-то образом самостоятельно, приходя в себя и по собственной инициативе покидая заведение, чтобы возвратиться к нормальной жизни. Был, впрочем, еще один вариант, мысли о котором Анна трусливо гнала прочь. Егоров, ранее подверженный обыкновенным, пусть и тяжелым запоям, вполне мог только теперь, после жесткого разговора с партнером, не оставляющего ему ни одного шанса на выживание, окончательно лишиться рассудка. В этом случае обратной дороги в мир нормальных людей для него уже не существовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79