– Или это, или ты его не понимаешь, или выдвигаешь слишком большие требования, или ведешь себя, как его мать. Очень немногие из них говорят честно: «Я ухожу от тебя» или «Я встретил другую». Давай будем справедливы: возможно, это не трусость… возможно, они считают, что такая правда ранит нас слишком сильно.
– Не уверена, что что-нибудь сможет ранить меня сильнее, чем это, – сказала Эмма, глядя в свой бокал. – Знаешь, я привыкла доверять ему. Наверное, у меня невероятно дурной вкус на мужчин.
– У нас у обеих.
– Странно, правда? – заметила Эмма, слегка оживляясь, чего с ней не случалось уже многие месяцы. – Две такие роскошные девушки…
Триш с готовностью засмеялась, хотя печаль в голосе подруги пронзила ее, как пронзает круг сыра струна сырорезки.
– Насколько мне известно, красота не имеет к этому никакого отношения. Хэл сказал, какие у него планы насчет квартиры?
– О, продать ее, конечно. Он хочет свою долю. Слава богу, цены начали расти. Мы хотя бы получим какую-то прибыль. Этим утром я должна была звонить агенту по недвижимости.
– Понятно, – сказала Триш, чувствуя, как гнев вытесняет печаль из ее души. – Он бросает тебя и ждет, что ты выполнишь всю работу, чтобы облегчить ему жизнь. Какой мерзавец!
– Ну, он всегда зарабатывал больше и больше платил по закладной. Полагаю, это дает ему…
– Так рассуждает Антония, Эмма. Но не ты. Ты никогда так не думала, поэтому и не начинай. Деньги ничего не извиняют. И в любом случае половину депозита внесла ты, верно?
– Да. Мне придется подумать, что подыскать, куда обратить свои взоры, где я смогу позволить себе жить.
Мысли неслись в голове Триш с такой скоростью, что она не успевала облекать их в слова. Самая великодушная из них была: Эмма нуждается в помощи; она доверилась Хэлу, а тот ее предал. Кто-то должен был ее утешить. Наименее великодушная: закладная на квартиру в Саутуорке огромна, и небольшая рента не помешала бы, а здесь так много места, что временный квартирант совсем не будет в тягость.
– Послушай, Эмма, не хочешь пожить здесь, пока будешь думать? До принятия решения, разумеется, но если тебе надо каким-то образом перебиться…
Эмма поставила бокал на пол, поднялась и обняла Триш, на секунду положив голову ей на плечо, потом отступила на шаг и сказала:
– Ты самая добрая и самая лучшая, Триш. И если уж на то пошло, ловлю тебя на слове. Ты не представляешь, как много это для меня значит. Уже несколько дней я просыпаюсь от кошмара, что ночую на Стрэнде в картонной коробке. – Она попыталась засмеяться. – Я лучше пойду, пока опять не начала распускать нюни. Последние месяцы я только этим и занималась. А ты что собираешься дальше делать? Помимо того, что выяснишь у Бена Уэблока, что он делал в Шарлоттином парке?
– Не знаю.
– Триш?
– Да?
– Почему ты его еще не спросила?
Чувствуя, как вспыхнули ее щеки, Триш покачала головой:
– Да я вроде как и спросила, просто его жена слушала по параллельному аппарату, и я поняла, что лучше не давить. А сегодня утром я в глубине души надеялась, что ты узнаешь от Ники достаточно и мне не придется этого делать. Я и сама не знаю, боюсь ли я того, что могу услышать, или не хочу огорчать его предположением, что он способен на…
Она посмотрела на Эмму и увидела, что та все понимает.
– Я отвратительно вела себя по отношению к нему, когда он бросил Антонию почти пять лет назад, и он выглядел таким потрясенным, когда решил, что я собираюсь спросить, не знает ли он, где Шарлотта. Мне не хотелось наседать на него без достаточных доказательств. Ты мне их предоставила, и теперь мне придется сделать это скрепя сердце.
– Что ж, понятно. Хотя почему ты просто не скажешь полиции? В конце концов, в твои обязанности не входит выявлять подозреваемых.
– Не входит. – В голосе Триш прозвучало сомнение. – Но я хочу сделать все от меня зависящее, по многим причинам.
– Например?
– Это глупо, но как только все началось, я не могу отделаться от чувства, будто она моя дочь. Отчасти потому, что она мне очень нравится, отчасти – потому что во многом я увидела в ней себя. Все говорят, что она, как и я, унаследовала наш фамильный характер. И у нее тоже нет отца. Если Бен… Если он причинил ей вред, я должна это знать.
После паузы Эмма легко произнесла:
– Триш, я не верю, что у тебя когда-нибудь был плохой характер.
– Значит, мне удается скрывать его лучше, чем мне кажется. Спасибо тебе за это, Эмма.
– Это правда. Удачи тебе с Беном. И не забывай, что ты хорошо его знаешь. Вначале ты была уверена, что он не прикасался к Шарлотте. Роберт сразу казался более вероятным кандидатом. Новые данные не могут в корне изменить ситуацию.
– Может, и нет. Жаль, что этого Роберта так трудно поймать. Я знаю со слов Антонии, что полиция продолжает его расспрашивать, но я была бы рада, если бы мне удалось поговорить с ним самой.
– А почему ты не можешь?
– Потому что у меня нет официальных полномочий. Если бы он хоть раз оказался дома, когда я звонила, я могла бы попытаться, но как заставить его говорить, ни с того ни с сего позвонив ему в офис, не знаю. Я бы заехала как-нибудь вечером, если бы надеялась на успех, но Антония, похоже, твердо решила держать меня подальше от своего дома.
– Ты думаешь, она сознает, чего ты опасаешься?
Триш кивнула:
– Она слишком умна, чтобы не догадаться. Но она или убеждена в виновности Ники, или отчаянно хочет заставить себя в это поверить. Так или иначе, она не отреагировала даже на малейший намек о виновности Роберта. Быть может, потому что знает мое мнение: ей следовало остаться с Беном. А может, она думает, что я буду злорадствовать.
– Если она так думает, – сказала Эмма, беря кейс, – она плохо тебя знает. До свиданья, Триш, и спасибо тебе. За то, что выслушала, и за то, что предложила убежище.
Триш стояла на верхней ступеньке кованой лестницы и махала Эмме, направлявшейся к своему желтому автомобилю. И думала, что Антония никогда не была ей так близка, как Эмма, даже в годы их юности.
Стараясь избавиться от ощущения, что готовится совершить предательство, Триш пошла на кухню, поискать в холодильнике среди упаковок с просроченными продуктами что-нибудь годное к употреблению. Через некоторое время она взяла черный мешок, вывалила в него содержимое холодильника и отнесла в мусорный бак, прежде чем сесть в машину и отправиться в «Сэнсберис». Там она запаслась полезной едой в количестве, способном удовлетворить даже ее мать.
Загрузив все в холодильник, Триш съела сандвич с кресс-салатом и козьим сыром, выпила полезного для здоровья клюквенного сока и уселась за стол, чтобы основательно поработать над книгой, прежде чем сумеет собраться с духом и сделает то, что неизбежно должно быть сделано.
В четыре часа она постучала в дверь Бена, но ответа не получила и, вернувшись в машину, стала ждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Не уверена, что что-нибудь сможет ранить меня сильнее, чем это, – сказала Эмма, глядя в свой бокал. – Знаешь, я привыкла доверять ему. Наверное, у меня невероятно дурной вкус на мужчин.
– У нас у обеих.
– Странно, правда? – заметила Эмма, слегка оживляясь, чего с ней не случалось уже многие месяцы. – Две такие роскошные девушки…
Триш с готовностью засмеялась, хотя печаль в голосе подруги пронзила ее, как пронзает круг сыра струна сырорезки.
– Насколько мне известно, красота не имеет к этому никакого отношения. Хэл сказал, какие у него планы насчет квартиры?
– О, продать ее, конечно. Он хочет свою долю. Слава богу, цены начали расти. Мы хотя бы получим какую-то прибыль. Этим утром я должна была звонить агенту по недвижимости.
– Понятно, – сказала Триш, чувствуя, как гнев вытесняет печаль из ее души. – Он бросает тебя и ждет, что ты выполнишь всю работу, чтобы облегчить ему жизнь. Какой мерзавец!
– Ну, он всегда зарабатывал больше и больше платил по закладной. Полагаю, это дает ему…
– Так рассуждает Антония, Эмма. Но не ты. Ты никогда так не думала, поэтому и не начинай. Деньги ничего не извиняют. И в любом случае половину депозита внесла ты, верно?
– Да. Мне придется подумать, что подыскать, куда обратить свои взоры, где я смогу позволить себе жить.
Мысли неслись в голове Триш с такой скоростью, что она не успевала облекать их в слова. Самая великодушная из них была: Эмма нуждается в помощи; она доверилась Хэлу, а тот ее предал. Кто-то должен был ее утешить. Наименее великодушная: закладная на квартиру в Саутуорке огромна, и небольшая рента не помешала бы, а здесь так много места, что временный квартирант совсем не будет в тягость.
– Послушай, Эмма, не хочешь пожить здесь, пока будешь думать? До принятия решения, разумеется, но если тебе надо каким-то образом перебиться…
Эмма поставила бокал на пол, поднялась и обняла Триш, на секунду положив голову ей на плечо, потом отступила на шаг и сказала:
– Ты самая добрая и самая лучшая, Триш. И если уж на то пошло, ловлю тебя на слове. Ты не представляешь, как много это для меня значит. Уже несколько дней я просыпаюсь от кошмара, что ночую на Стрэнде в картонной коробке. – Она попыталась засмеяться. – Я лучше пойду, пока опять не начала распускать нюни. Последние месяцы я только этим и занималась. А ты что собираешься дальше делать? Помимо того, что выяснишь у Бена Уэблока, что он делал в Шарлоттином парке?
– Не знаю.
– Триш?
– Да?
– Почему ты его еще не спросила?
Чувствуя, как вспыхнули ее щеки, Триш покачала головой:
– Да я вроде как и спросила, просто его жена слушала по параллельному аппарату, и я поняла, что лучше не давить. А сегодня утром я в глубине души надеялась, что ты узнаешь от Ники достаточно и мне не придется этого делать. Я и сама не знаю, боюсь ли я того, что могу услышать, или не хочу огорчать его предположением, что он способен на…
Она посмотрела на Эмму и увидела, что та все понимает.
– Я отвратительно вела себя по отношению к нему, когда он бросил Антонию почти пять лет назад, и он выглядел таким потрясенным, когда решил, что я собираюсь спросить, не знает ли он, где Шарлотта. Мне не хотелось наседать на него без достаточных доказательств. Ты мне их предоставила, и теперь мне придется сделать это скрепя сердце.
– Что ж, понятно. Хотя почему ты просто не скажешь полиции? В конце концов, в твои обязанности не входит выявлять подозреваемых.
– Не входит. – В голосе Триш прозвучало сомнение. – Но я хочу сделать все от меня зависящее, по многим причинам.
– Например?
– Это глупо, но как только все началось, я не могу отделаться от чувства, будто она моя дочь. Отчасти потому, что она мне очень нравится, отчасти – потому что во многом я увидела в ней себя. Все говорят, что она, как и я, унаследовала наш фамильный характер. И у нее тоже нет отца. Если Бен… Если он причинил ей вред, я должна это знать.
После паузы Эмма легко произнесла:
– Триш, я не верю, что у тебя когда-нибудь был плохой характер.
– Значит, мне удается скрывать его лучше, чем мне кажется. Спасибо тебе за это, Эмма.
– Это правда. Удачи тебе с Беном. И не забывай, что ты хорошо его знаешь. Вначале ты была уверена, что он не прикасался к Шарлотте. Роберт сразу казался более вероятным кандидатом. Новые данные не могут в корне изменить ситуацию.
– Может, и нет. Жаль, что этого Роберта так трудно поймать. Я знаю со слов Антонии, что полиция продолжает его расспрашивать, но я была бы рада, если бы мне удалось поговорить с ним самой.
– А почему ты не можешь?
– Потому что у меня нет официальных полномочий. Если бы он хоть раз оказался дома, когда я звонила, я могла бы попытаться, но как заставить его говорить, ни с того ни с сего позвонив ему в офис, не знаю. Я бы заехала как-нибудь вечером, если бы надеялась на успех, но Антония, похоже, твердо решила держать меня подальше от своего дома.
– Ты думаешь, она сознает, чего ты опасаешься?
Триш кивнула:
– Она слишком умна, чтобы не догадаться. Но она или убеждена в виновности Ники, или отчаянно хочет заставить себя в это поверить. Так или иначе, она не отреагировала даже на малейший намек о виновности Роберта. Быть может, потому что знает мое мнение: ей следовало остаться с Беном. А может, она думает, что я буду злорадствовать.
– Если она так думает, – сказала Эмма, беря кейс, – она плохо тебя знает. До свиданья, Триш, и спасибо тебе. За то, что выслушала, и за то, что предложила убежище.
Триш стояла на верхней ступеньке кованой лестницы и махала Эмме, направлявшейся к своему желтому автомобилю. И думала, что Антония никогда не была ей так близка, как Эмма, даже в годы их юности.
Стараясь избавиться от ощущения, что готовится совершить предательство, Триш пошла на кухню, поискать в холодильнике среди упаковок с просроченными продуктами что-нибудь годное к употреблению. Через некоторое время она взяла черный мешок, вывалила в него содержимое холодильника и отнесла в мусорный бак, прежде чем сесть в машину и отправиться в «Сэнсберис». Там она запаслась полезной едой в количестве, способном удовлетворить даже ее мать.
Загрузив все в холодильник, Триш съела сандвич с кресс-салатом и козьим сыром, выпила полезного для здоровья клюквенного сока и уселась за стол, чтобы основательно поработать над книгой, прежде чем сумеет собраться с духом и сделает то, что неизбежно должно быть сделано.
В четыре часа она постучала в дверь Бена, но ответа не получила и, вернувшись в машину, стала ждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76