Но давайте теперь заключим мир. Что бы ни было между мной и Беном – а почти ничего и не было, клянусь, – это закончилось много лет назад. С тех пор я давно ушла вперед, он тоже. Давайте будем хотя бы друзьями.
Белла не ответила, только взяла маленькую зеленую бутылку и спросила:
– Налить вам имбирной настойки?
– Вообще-то, – сказала Триш, надеясь, что она не уничтожает свой шанс помириться с Беллой, – я не очень люблю имбирь. Можно просто воды. Я умираю от жажды.
– Конечно. С газом или без?
– С газом, пожалуйста. Спасибо.
Белла положила лед в высокие стаканы и наполнила их жидкостью, спросив через плечо:
– Вы едите копченые устрицы? У меня есть баночка.
– Ой, – только и сказала Триш, жалея, что не может солгать, но зная, что проглотить копченую устрицу для нее будет даже тяжелее, чем съесть сырую куриную печенку, которая была ее худшим кулинарным кошмаром.
– Не любите? Понятно. Не так-то много у нас общих пристрастий. Кроме Бена. – Тут Белла засмеялась, и Триш подумала, что все будет хорошо.
– Не много, – согласилась она.
– Вот. – Белла пододвинула к ней один из стаканов.
– Спасибо. Хлеб пахнет чудесно. Я просто потрясена, что вы еще и хлеб печете, хотя так заняты на работе.
Белла посмотрела на нее, новая, дружеская улыбка исчезла.
– Я готовлю, когда переживаю. Для меня это единственное лечение. Но приходится выставлять Дейзи в сад. Она с ума сходит, когда чувствует еду, а я не могу с ней справиться. Она только недавно прекратила лаять.
– Из-за чего же вы сейчас переживаете? – спросила Триш, оставив без внимания незавидное положение Дейзи.
– Из-за Шарлотты, разумеется. А вы нет?
– Да. – Триш почувствовала, как ломит лоб. – Но я-то ее знаю. А вы нет.
– В такой ситуации я бы волновалась за любого ребенка. Но самое худшее, что это ранит Бена. Он так хорошо себя чувствовал, пока она не пропала.
Триш нахмурилась.
– Он в основном преодолел ту травму, что нанесла ему Антония, и вами он переболел, Триш, и вот теперь это, и вы вернулись в его жизнь, ставя под вопрос обретенную им веру в себя, а теперь эта девочка…
Триш ощутила холод сжатого в ладонях стакана. Она посмотрела на пузырьки, весело поднимающиеся на поверхность и лопающиеся от соприкосновения с воздухом, и не знала, что сказать. В конце концов она подняла голову:
– Вы знали, что он наблюдал за Шарлоттой в парке?
– Сначала нет. – Лицо Беллы исказилось, словно от приступа боли. – Но после ваших звонков я заставила его мне рассказать. Я… мне было немного больно, что он скрывал это, но я могу его понять. Если у нас с ним не может быть своих детей, то для него важно, что Шарлотта могла быть его дочерью. Я могу это понять.
Морщинка на переносице углубилась, когда Триш пришлось признать великодушие Беллы.
– А он сказал вам, что встречается с Антонией?
– О, конечно! Он обо всем мне рассказывает… в конце концов. Как-то вечером она позвонила ему и сказала, что боится того, что ее новый возлюбленный мог сделать с Шарлоттой. Она была в истерике. Бен посоветовал ей сообщить в полицию, а потом, когда она заплакала в трубку, предложил встретиться.
– Но почему, после всего, что она ему сделала? Неужели вам не?.. Белла, вы никогда не задавались вопросом, не мог ли Бен в припадке некоего… ну, своего рода безумия похитить Шарлотту?
– Нет. Ох, ладно, конечно, задавалась. Но я знаю, что он этого не делал. А если бы и сделал, то уже рассказал бы мне. В конце концов он всегда мне все рассказывает. Он поехал к Антонии, потому что не может we помочь, когда кто-то в беде. Вы же знаете, какой он великодушный человек.
– Да. По крайней мере, я так думала.
– И единственным, что хоть как-то поддерживало в прошлом его самоуважение, была как раз его способность помогать людям?
– И это тоже. Тогда я этого не осознавала, но с тех пор поняла. Он хочет вылечить мир.
– Это потому, что ему никогда не разрешали почувствовать, что он сам заслуживает того, чтобы о нем заботились, – сказала Белла с печалью, так что Триш устыдилась своей прежней, ребяческой неприязни. – Мне нужно было предвидеть, что к этому идет, сообразить, что если Антония когда-нибудь его о чем-нибудь попросит, он все бросит и постарается дать ей это. Вы не пьете. Вода плохая?
– Нет. Прекрасная вода, – сказала Триш и торопливо выпила полстакана, стукаясь носом о плавающие кубики льда. – Белла, вы очень многое понимаете, у вас есть предположение, что движет Антонией?
Последовало краткое молчание, пока Белла перекладывала жареный лук на блюдо, чтобы он остывал. Потом уточнила:
– В каком смысле?
– Не поймите меня неправильно, но у Бена не самый сильный характер, – осторожно начала Триш, по-прежнему стараясь разделить Беллину веру в него. – И Роберт Хит явно слабый человек и – ну, скажем, – неискренний. Что в характере Антонии заставляет ее любить слабых мужчин?
– Я бы сказала, страх быть контролируемой, нет?
– Может быть, – сказала Триш, вспоминая прошлое. – Она действительно не выносит ничего, в чем видит угрозу своей власти.
– Совершенно верно. – Белла отвернулась к плите. – Все, что я слышала, позволяет предположить, что она на грани психического заболевания. Поэтому, не находись она в Штатах, я бы волновалась о том, что она могла сделать с Шарлоттой.
– О, Белла, не смешите меня! Вы ее не знаете. Поверьте мне на слово, она психически здорова. И Шарлотта никогда не представляла собой никакой угрозы ее власти.
– Нет? Вы в этом уверены, Триш? От полиции, а теперь и от Антонии Бен наслушался про девочку, и ясно, что бесхарактерной ее не назовешь. Если девочка заупрямилась и стала перечить Антонии в тот момент, когда та решила, что ее контроль над другими людьми начинает ослабевать, она могла…
– Но ее здесь не было, – быстро сказала Триш, тут же припомнив все, что рассказывала ей Ники про обращение Антонии с Шарлоттой.
– Да. По счастью. Вы ее сестра, Триш, вы должны знать про ее детство. Что у нее были за родители?
– Я знаю очень мало. Видите ли, наши семьи никогда особо не общались. Дело в том, что наши бабушки были сестрами и моя вышла замуж за ирландца. Родители ее выбора не одобрили, и они больше никогда друг друга не видели. Мы с Антонией ни разу не встречались до окончания университета. И она почти ничего не рассказывала про своих родителей. Понимаете, они оба умерли. Ее мать умерла, когда Антонии было лет семнадцать, а отец, кажется, года два спустя.
– Жаль.
– Белла, вы сказали, что полицейские разговаривали с Беном о Шарлотте, рассказывали ему о ней.
– Да. А что?
– Значит, они виделись с ним несколько раз?
– Вот именно. Они не оставляют нас в покое. Они дважды были у него в школе, приходили в мою консультацию. Приезжали сюда. Разговаривали с соседями.
– Они расспрашивали Бена обо мне?
Белла с удивлением оторвалась от готовки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Белла не ответила, только взяла маленькую зеленую бутылку и спросила:
– Налить вам имбирной настойки?
– Вообще-то, – сказала Триш, надеясь, что она не уничтожает свой шанс помириться с Беллой, – я не очень люблю имбирь. Можно просто воды. Я умираю от жажды.
– Конечно. С газом или без?
– С газом, пожалуйста. Спасибо.
Белла положила лед в высокие стаканы и наполнила их жидкостью, спросив через плечо:
– Вы едите копченые устрицы? У меня есть баночка.
– Ой, – только и сказала Триш, жалея, что не может солгать, но зная, что проглотить копченую устрицу для нее будет даже тяжелее, чем съесть сырую куриную печенку, которая была ее худшим кулинарным кошмаром.
– Не любите? Понятно. Не так-то много у нас общих пристрастий. Кроме Бена. – Тут Белла засмеялась, и Триш подумала, что все будет хорошо.
– Не много, – согласилась она.
– Вот. – Белла пододвинула к ней один из стаканов.
– Спасибо. Хлеб пахнет чудесно. Я просто потрясена, что вы еще и хлеб печете, хотя так заняты на работе.
Белла посмотрела на нее, новая, дружеская улыбка исчезла.
– Я готовлю, когда переживаю. Для меня это единственное лечение. Но приходится выставлять Дейзи в сад. Она с ума сходит, когда чувствует еду, а я не могу с ней справиться. Она только недавно прекратила лаять.
– Из-за чего же вы сейчас переживаете? – спросила Триш, оставив без внимания незавидное положение Дейзи.
– Из-за Шарлотты, разумеется. А вы нет?
– Да. – Триш почувствовала, как ломит лоб. – Но я-то ее знаю. А вы нет.
– В такой ситуации я бы волновалась за любого ребенка. Но самое худшее, что это ранит Бена. Он так хорошо себя чувствовал, пока она не пропала.
Триш нахмурилась.
– Он в основном преодолел ту травму, что нанесла ему Антония, и вами он переболел, Триш, и вот теперь это, и вы вернулись в его жизнь, ставя под вопрос обретенную им веру в себя, а теперь эта девочка…
Триш ощутила холод сжатого в ладонях стакана. Она посмотрела на пузырьки, весело поднимающиеся на поверхность и лопающиеся от соприкосновения с воздухом, и не знала, что сказать. В конце концов она подняла голову:
– Вы знали, что он наблюдал за Шарлоттой в парке?
– Сначала нет. – Лицо Беллы исказилось, словно от приступа боли. – Но после ваших звонков я заставила его мне рассказать. Я… мне было немного больно, что он скрывал это, но я могу его понять. Если у нас с ним не может быть своих детей, то для него важно, что Шарлотта могла быть его дочерью. Я могу это понять.
Морщинка на переносице углубилась, когда Триш пришлось признать великодушие Беллы.
– А он сказал вам, что встречается с Антонией?
– О, конечно! Он обо всем мне рассказывает… в конце концов. Как-то вечером она позвонила ему и сказала, что боится того, что ее новый возлюбленный мог сделать с Шарлоттой. Она была в истерике. Бен посоветовал ей сообщить в полицию, а потом, когда она заплакала в трубку, предложил встретиться.
– Но почему, после всего, что она ему сделала? Неужели вам не?.. Белла, вы никогда не задавались вопросом, не мог ли Бен в припадке некоего… ну, своего рода безумия похитить Шарлотту?
– Нет. Ох, ладно, конечно, задавалась. Но я знаю, что он этого не делал. А если бы и сделал, то уже рассказал бы мне. В конце концов он всегда мне все рассказывает. Он поехал к Антонии, потому что не может we помочь, когда кто-то в беде. Вы же знаете, какой он великодушный человек.
– Да. По крайней мере, я так думала.
– И единственным, что хоть как-то поддерживало в прошлом его самоуважение, была как раз его способность помогать людям?
– И это тоже. Тогда я этого не осознавала, но с тех пор поняла. Он хочет вылечить мир.
– Это потому, что ему никогда не разрешали почувствовать, что он сам заслуживает того, чтобы о нем заботились, – сказала Белла с печалью, так что Триш устыдилась своей прежней, ребяческой неприязни. – Мне нужно было предвидеть, что к этому идет, сообразить, что если Антония когда-нибудь его о чем-нибудь попросит, он все бросит и постарается дать ей это. Вы не пьете. Вода плохая?
– Нет. Прекрасная вода, – сказала Триш и торопливо выпила полстакана, стукаясь носом о плавающие кубики льда. – Белла, вы очень многое понимаете, у вас есть предположение, что движет Антонией?
Последовало краткое молчание, пока Белла перекладывала жареный лук на блюдо, чтобы он остывал. Потом уточнила:
– В каком смысле?
– Не поймите меня неправильно, но у Бена не самый сильный характер, – осторожно начала Триш, по-прежнему стараясь разделить Беллину веру в него. – И Роберт Хит явно слабый человек и – ну, скажем, – неискренний. Что в характере Антонии заставляет ее любить слабых мужчин?
– Я бы сказала, страх быть контролируемой, нет?
– Может быть, – сказала Триш, вспоминая прошлое. – Она действительно не выносит ничего, в чем видит угрозу своей власти.
– Совершенно верно. – Белла отвернулась к плите. – Все, что я слышала, позволяет предположить, что она на грани психического заболевания. Поэтому, не находись она в Штатах, я бы волновалась о том, что она могла сделать с Шарлоттой.
– О, Белла, не смешите меня! Вы ее не знаете. Поверьте мне на слово, она психически здорова. И Шарлотта никогда не представляла собой никакой угрозы ее власти.
– Нет? Вы в этом уверены, Триш? От полиции, а теперь и от Антонии Бен наслушался про девочку, и ясно, что бесхарактерной ее не назовешь. Если девочка заупрямилась и стала перечить Антонии в тот момент, когда та решила, что ее контроль над другими людьми начинает ослабевать, она могла…
– Но ее здесь не было, – быстро сказала Триш, тут же припомнив все, что рассказывала ей Ники про обращение Антонии с Шарлоттой.
– Да. По счастью. Вы ее сестра, Триш, вы должны знать про ее детство. Что у нее были за родители?
– Я знаю очень мало. Видите ли, наши семьи никогда особо не общались. Дело в том, что наши бабушки были сестрами и моя вышла замуж за ирландца. Родители ее выбора не одобрили, и они больше никогда друг друга не видели. Мы с Антонией ни разу не встречались до окончания университета. И она почти ничего не рассказывала про своих родителей. Понимаете, они оба умерли. Ее мать умерла, когда Антонии было лет семнадцать, а отец, кажется, года два спустя.
– Жаль.
– Белла, вы сказали, что полицейские разговаривали с Беном о Шарлотте, рассказывали ему о ней.
– Да. А что?
– Значит, они виделись с ним несколько раз?
– Вот именно. Они не оставляют нас в покое. Они дважды были у него в школе, приходили в мою консультацию. Приезжали сюда. Разговаривали с соседями.
– Они расспрашивали Бена обо мне?
Белла с удивлением оторвалась от готовки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76